Открытие

– Сожалею, что побеспокоил вас, мэм.

– Я – тоже! – фыркнула Розалинда. Марисоль вздохнула с облегчением.

– Это еще не конец. Иди за мной, – сказала Роуз, все еще держа Марисоль за руку. – Спустимся по задней лестнице в оранжерею.

Три минуты спустя они стояли перед привитой дамасской розой. Роуз мгновенно зажмурилась и глубоко вдохнула:

– Ладно, Марисоль, я собираюсь рассказать тебе одну очень-очень странную вещь.

Марисоль кивнула.

– Нас связывает кое-что особенное, нечто общее.

– Наша дружба, Роуз.

– В общем – да, но есть еще кое-что. – Она на секунду замолчала. – Видишь ли, Марисоль, мы обе – мигрантки.

– Я не понимаю.

– Марисоль, ты эмигрировала из страны, а я мигрирую во времени.

– Что? Роуз, ты родилась здесь, в этой стране. Что значит «мигрируешь во времени»?

– Я родилась здесь, все правильно. Но мой отец живет в другом времени.

Марисоль нахмурила брови:

– Как это – в другом времени?

– Ты знаешь, что моя мама погибла прошлым летом в автокатастрофе? Она тоже родилась тут. Если бы она выжила, ей было бы сорок девять. Но мой папа – это другая история.

– Что за история, Роуз?

– Отец родился в 1504 году.

Марисоль покачала головой:

– Это невозможно! Ему было бы больше пятисот лет.

– Но это не так. Видишь ли, в этом и странность. Он не здесь. И ему около пятидесяти. У него все хорошо, более чем хорошо. Он – золотых дел мастер при королевском дворе.

– Королевском дворе?

– Да, при английском дворе. Сейчас там, в его Англии, правит королева Мария, дочь Генриха Восьмого.

– И ты встретила там своего пятисотлетнего отца?

– Ему не пятьсот. Ему пятьдесят, и да, я с ним виделась.

– Как?

– Я же сказала: путешествую во времени, как и мама с бабушкой.

– Розалинда? – Марисоль тихонько забормотала по-испански, затем подняла голову. – Значит, ты туда перемещаешься?

Роуз кивнула.

– Как?

– Прохожу через эту оранжерею.

– Как через границу?

– Вроде того, но не совсем. Я могу отправить тебя туда и спрятать. И никто тебя ни за что не найдет. Никто.

– Тогда мама тоже не сможет меня найти, как и я – ее.

– Но ты будешь в безопасности.

Марисоль отвернулась от Роуз.

– Нет! Нет, Роуз. Я не пойду.


– Пожалуйста, Марисоль!

– Нет, я же сказала. Я останусь здесь, – топнула она.

Роуз посмотрела на Марисоль и поняла, что никак не сможет убедить ее уйти.

Роуз вздохнула:

– Ладно, иди спать.

Марисоль повернулась было, чтобы уйти, но затем улыбнулась Роуз:

– Dios bendiga la vejiga débil de tu abuela.

– Что это значит?

– Боже, благослови слабый мочевой пузырь твоей бабушки.

Роуз бросилась к Марисоль и обняла ее.





* * *


«Ночь, – думала Брианна, – становится одиноким временем, когда звезды не светят». Сегодня на озере Мариан никто не катался на коньках. Ни костров, ни санок. Но лед был еще твердый. Она зашнуровала коньки и заскользила по озеру. Хотелось подумать. Когда Брианна рассказала Роуз, что приедут агенты, то поняла, что это большой шаг. Впервые в жизни она сделала что-то хорошее не для себя, а для кого-то другого. Она рискнула по-новому: не как с двойным акселем в катании, не так, как обычно рискуют популярные девчонки в школах, а ради чего-то совершенно другого. Она чувствовала себя лучше, чем раньше, но не стала от этого счастливой. Брианна до сих пор ощущала глубокий стыд за то, что делала и кем была в прошлом. Она взяла на себя всю вину за сломанную лодыжку Джо. Ее больше не волновали ни медали, ни возможное участие в чемпионате штата, ни национальные, ни Олимпийские игры. Все это больше не имело значения. Но ей все равно было так болезненно одиноко. Она чувствовала себя погруженной в океан одиночества. Ее подхватило течение, из которого можно и не выбраться. Но она не боялась, чувствовала себя спокойно и лишь продолжала шептать себе: «Я кому-то помогла. Я помогла им». Она запрокинула голову к зыбкой ночи. Никаких звезд. Ничего.

Раздался треск льда. Ее сердце екнуло; будто земля качнулась под лезвиями коньков.

Это конец? Ее конец?

«Плевать!» – подумала она, чувствуя, как вода начала затекать в коньки.





Глава 29. Запах дыма




– Говорят, что мы переедем в Хэмптон-Корт до сносей, – сказала Лысая Джейн, пока они мчались по коридору дворца Уайтхолл.

– До сносей? Это как? – спросила Роуз. За минуту до этого она стояла в бабушкиной оранжерее, умоляя Марисоль отправиться с ней, а теперь оказалась здесь. Как ни странно, она в целом понимала все, что происходило в ее отсутствие, и быстро наверстывала упущенное. События становились все более очевидными.

– На сносях? Ты не знаешь такого выражения? – спросила Джейн.

– Просто не пойму, – увильнула от ответа Роуз.

– Ну, я полагаю, что беременные служанки не могут позволить себе не работать. Но дворянкам и, конечно, принцессам и королевам нельзя беременными появляться на публике, когда до родов остается мало времени. Это считается бесстыдным. Понимаешь, большой живот и все такое.

– Насколько я вижу, у королевы Марии нет живота. После сутолоки церемонии меня не просили сделать шире ни одно из ее платьев.

Джейн выдала смешок:

– Умеешь ты выражаться, Роуз. Полагаю, ты имеешь в виду церемонию по случаю первого удара ножкой.

– Да, ее. – Роуз никогда в жизни не видела таких нелепых поступков. Тогда провели турниры по поединкам, балы и бесконечные религиозные службы – и все это в честь первого пинка еще не рожденного ребенка в утробе матери.

– Празднование первого удара было почти три месяца назад, Джейн, и с тех пор мне не приходилось расшивать платья ее величества. Она не кажется мне толще.

– И мне – тоже. – Джейн замедлила шаг и затянула Роуз в темный угол, где коридор превратился в длинную галерею, которая соединялась с теннисными кортами.

– Позволь сказать, – прошептала королевская балагурка, – не только у тебя есть сомнения. Ходят даже слухи, что появится подменный ребенок в то время, когда она якобы должна будет рожать.

– В апреле, на Пасху, тогда ведь будет срок, да?

– Да.

– Меня попросили сшить милые детские ползунки. Ну, знаешь, весенних оттенков, с прыгающими пасхальными кроликами.

– Пасхальными кроликами? – Брови Джейн вздернулись до безволосой пустыни на голове.