Отдана за долги

Понимаю, что слова тут бесполезны. Поэтому одним точным ударом в солнечное сплетение заставляю его согнуться как гимнастку в цирке на шаре и сесть на асфальт рядом с Миланой. Отпинываю его от нее ногой, пока он кряхтит и пытается выйти из позиции.

— Дамир! Сзади! — слышу крик Миланы и резко оборачиваюсь.

Инстинктивно нагибаюсь и только это спасает меня от удара ножом. Все-таки, пребывание в тюрьме многому меня научило.

Перехватываю руку второго гандона. Но он оказывается не таким слабым, как его приятель. Пытаюсь выбить из его руки нож. Но он вцепился в него крпкой хваткой.

В борьбе мы падаем и я не замечаю, как нож впивается ему в бок. Он сразу же слабеет и отпускает меня. Хватается за бок.

— Врача! Я умираю! — кричит он и показывает руку с пятнами крови.

Я встаю, поправляю пиджак. Осматриваюсь, нет ли на мне его паршивой крови. Вроде, чисто.

Потом наклоняюсь к нему и бегло осматриваю рану.

— Жить будешь, гнида, — сплевываю рядом с ним.

Потом поворачиваюсь к Милане.

Она сидит, обняв коленки, у стены. Плачет и дрожит.

Слезы смешались с кровью. Этот ублюдок хорошо приложился к ее лицу. Губа разбита. Она рукой размазывает по щеке слезы и вместе с ними появляются красные разводы.

— Ну, и где твой парень? — спрашиваю я.

Знаю, что сейчас она не может ответить. Просто шок.

— Вставай, — говорю я ей.

Она переводит взгляд на корчащуюся фигуру подонка.

— А он?

Ну, блять. Она его еще жалеет.

— Хочешь с ними остаться? — уточняю и разворачиваюсь, чтобы уйти.

Слышу сзади стук каблуков. Не оборачиваюсь. Усмехаюсь. Выбрала, все-таки, меня.

Подхожу к машине.

— Садись, — киваю ей на пассажирское место.

Она быстро обходит машину и садится.

Меня забавляет ее поведение.

Оглядываюсь на двух мудаков, решивших, что количеством смогут со мной справиться, сплевываю и тоже сажусь в машину.

— Куда мы едем? — неожиданно спрашивает Милана, когда мы, наконец, выезжаем с этой промзоны.

— Домой, — отвечаю я, не глядя на нее. — Ко мне домой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍



11. Милана

В машине ко мне, наконец, возвращается хоть какая-то возможность говорить и соображать. Но меня все еще колотит. Я обнимаю себя руками и съеживаюсь.

И только сейчас полностью осознаю, что могло произойти. И от этого по всему телу пробегает дрожь. А вдруг и он хочет сделать тоже самое? Всем им нужно от меня только одно. И Стасу тоже.

А этот с самой первой встречи вел себя как зверь.

— Почему к Вам? Я не хочу. Я хочу домой, — чуть не плачу я.

Он не обращает на меня никакого внимания. Одной рукой держит руль, а второй набирает что-то на телефоне.

— Виктор? — слышу его холодный голос. — Сможешь ко мне через полчасика подъехать? Да, есть дело. Обязательно возьми. Пригодится.

Он завершает телефонный разговор. Мы как раз останавливаемся на светофоре и он поворачивается ко мне. Берет за подбородок, крутит мое лицо из стороны в сторону.


— Ты в таком виде хочешь родителям показаться? — спрашивает, обдавая холодом своих черных глаз.

Отпускает меня и мы опять едем.

— А кто такой Виктор? — осмеливаюсь спросить я. Едва слышно и почти заикаясь. Мой страх до сих пор не прошел.

— Доктор, — отвечает он, глядя на дорогу. — Осмотрит тебя.

Оставшуюся дорогу до его дома мы едем молча. Мы больше не встречаемся взглядами.

Я периодически трогаю разбитую губу пальцами. Кровь уже запеклась, но ощущаю, что губа раздулась.

Подъезжаем к высокому забору. Ворота открываются автоматически.

На входе нас встречает, по-видимому, охранник. Он приветствует Дамира. Машина медленно въезжает во двор и останавливается возле самого входа. Дамир глушит мотор, вынимает ключ и выходит.

Я помню, что не в его привычках помогать женщине сесть или выйти из автомобиля, поэтому, не дожидаясь его помощи, выхожу сама.

Смотрю на дом. Мой папа — успешный бизнесмен и мы никогда ни в чем не нуждались. Но здесь я вижу совершенно другой уровень. Чем таким надо заниматься, чтобы построить себе такой особняк?

— Пошли, — отрывает меня от мыслей Дамир и я слышу грубость в его голосе. Как будто я навязываюсь ему.

Но послушно иду. Он открывает дверь и заходит в дом. Оставляет дверь открытой, позволяя и мне войти.

Как только переступаю порог, слышу:

— Там слева гостевой душ. Там все найдешь. Умойся. Не пугай людей.

Он говорит это небрежно, даже не обернувшись ко мне. Так, как будто я грязная попрошайка с улицы.

Но выбора у меня нет. Я уже приехала к нему. Иду в душ. Смотрю на себя в зеркало и ужасаюсь. Все лицо в красных разводах. Губа опухла с одного края и на ней спекшаяся кровь. На голове спутанные волосы.

Выгляжу я ужасно. Но особо по этому поводу не расстраиваюсь, так как никого очаровывать тут не планирую.

Мочу полотенце и просто протираю лицо, смывая заодно остатки легкого макияжа. Расчесываюсь и выхожу.

Никого нет. Я робко кручу головой. Куда же идти? Или стоять тут, в коридоре?

— Иди сюда, — слышу обычный грубый голос. Ничего нового в интонации.

Иду по направлению голоса.

Просторная гостиная.

Я встаю в проходе. Дамир сидит в кресле и пристально смотрит на меня. Но его глаза не отображают абсолютно ничего. Никаких эмоций. Как глаза куклы, с которой я любила спать, когда была маленькой.

— Вот она, — кивает он кому-то и я вижу, что мы не одни. Ко мне подходит пожилой невысокий мужчина с залысинами. В руках у него маленький чемоданчик.

— Ну, привет, — говорит он очень доброжелательно. И я сразу чувствую контраст между его интонацией и интонациями Дамира.

— Здравствуйте, — тихо говорю я.

— Давайте посмотрим, — произносит он и достает из своего чемоданчика какие-то приборы.

Это доктор! Он внимательно осматривает мою губу. Я ойкаю, когда он смазывает ее какой-то сильно пахнущей жидкостью.

Потом он просит покрутить головой, последить за молоточком.

— Все нормально, — закончив, говорит он не мне, а Дамиру. — Губу только повредили. Дня три так будет. Но заживет без проблем.

Поворачивается ко мне и подмигивает. Я пытаюсь улыбнуться.

— Ладно, — Дамир встает и подходит к нам. — Спасибо, Виктор. Тебя отвезут.

Они прощаются и доктор уходит, кивнув мне.

Мы опять остаемся с Дамиром наедине.

Он подходит ближе и смотрит на меня сверху вниз. И я чувствую себя гораздо меньше, чем есть на самом деле. Это длится так долго, что у меня пересыхает во рту.

Мне хочется отвести взгляд. Но я не могу этого сделать. Не получается.

Он как будто невидимыми нитями удерживает мой взгляд на себе.

— Тебя тоже отвезут, — прерывает он наше с ним молчание. — Иди.