Отдана за долги
Часть 17 из 80 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Доктор уходит, а я опять набираю папу. Все время ожидания, сначала «скорой» дома, потом в этом душном коридоре, я пыталась дозвониться до отца. Но он не отвечает.
Он на даче. Со Стасом. Скорее всего, они в сауне. Тогда остаётся только ждать, когда папа увидит мои звонки и перезвонит.
Но я продолжаю методично жать на кнопку автодозвона.
Я одна в беде. И мне страшно. И больно. И я не знаю, с кем разделить эту боль.
От бессилия и одиночества перед болью я начинаю плакать. Отпускаю себя.
Реву так, что рукава блузки, которой я вытираю щеки от слез, за считанные секунды становятся мокрыми. А слезы все продолжают катиться.
На мой вой прибегает медсестра и сует мне какую-то таблетку. Заставляет запить водой и отводит в какую-то комнату. Укладывает на кушетку и уходит, закрывая дверь.
И я засыпаю. Проваливаюсь в небытие. В темноту, где ещё страшнее и больнее.
22. Милана
Из небытия меня выводит знакомый голос. Как будто откуда-то издалека я слышу эхо. Голос отца и еще чей-то.
Пытаюсь разобрать слова. Ведь разговор происходит здесь, где-то совсем рядом. Но слышу только интонации. Волнение и строгость. А еще отчаяние. И все это в голосе отца.
Приподнимаю веки. Но они как будто налились свинцом. Неподъемные.
Руками тру глаза, размазывая остатки туши. Наконец, с большим трудом открываю глаза.
В комнате полумрак, но я различаю фигуру отца и доктора в белом халате. Они о чем-то говорят, не обращая на меня внимания
И только теперь я начинаю различать обрывки фраз.
— Как долго?…
— Сколько?…
— Только этот вариант?…
Сути разговора понять не могу. Но какая-то необъяснимая тревога уже зарождается в глубине моего сердца.
Приподнимаюсь и сажусь. Мужчины оборачиваются. Папа подбегает ко мне и садится рядом. Обнимает и прижимает к себе. Доктор молча выходит из комнаты.
— Как мама? — мой первый вопрос. — Что с ней?
— Пока все без изменений, — отвечает папа.
— Что сказал доктор? — смотрю в глаза.
Папа опускает взгляд.
— У мамы неплохие шансы. Но нужна срочная операция. Нужны деньги.
— Ты же сказал, что мы переведем нужную сумму? — я хватаю его за лацканы пиджака и легонько трясу. — Сказал? Папа?
Он опять не смотрит в глаза и гладит по волосам.
— Мы найдем деньги, Миланочка, обязательно найдем.
Я уже рыдаю, осознавая свою беспомощность перед ситуацией.
Ну, конечно. В последнее время у папы были проблемы с бизнесом. И он очень рассчитывал на новый проект. Означает ли это, что денег сейчас нет совсем? Даже на лечение мамы?!
— Папа, деньги нужны сейчас! — почти кричу я. — Сейчас! Понимаешь?
— Я знаю, Милана. И я найду нужную сумму. Обещаю тебе. Поехали домой. Тебе надо отдохнуть. К маме нас все равно пока не пустят.
Вспоминаю про фотографии. Я должна спросить у него. Не люблю недосказанность.
Лезу в сумку и достаю конверт. Передаю его папе.
— Что это? — спрашивает он.
— Посмотри, папа, — прошу. — Это я нашла рядом с мамой.
Он открывает конверт и достает фотографии.
Его лицо сразу же бледнеет. Глаза расширяются. Он судорожно облизывает губы.
— Это неправда. Миланочка, ты мне веришь? Неправда!
Он берет меня за плечи и заставляет посмотреть на него.
— Это фотомонтаж! Провокация! Сволочи!
Он хватает снимки и рвет их на куски, швыряет в мусорку
— Сволочи! — повторяет он. — Это из-за них мама в больнице!
— Ты знаешь, кто это сделал? — спрашиваю.
Он мотает головой.
— Но обязательно узнаю, — цедит сквозь зубы.
Мы едем домой.
Остаток ночи я провожу, ворочаясь с открытыми глазами. С пугающим ожиданием звонка из больницы.
И забываюсь только под утро.
Просыпаюсь, услышав взволнованный голос отца.
— Без изменений? Я понял. Да. Постараюсь сегодня решить вопрос. Да, оформляйте.
Потом тишина.
Поднимаюсь с кровати и иду на кухню.
— Пап, звонили из больницы?
Папа отрывается от чашки кофе.
— Да. Есть возможность прооперировать маму уже послезавтра.
— А деньги? — спрашиваю.
— Еду решать этот вопрос.
— Я с тобой!
Папа удивленно смотрит на меня.
— Зачем?
— Мне страшно одной. Я боюсь звонка. Боюсь опять остаться наедине со своими мыслями. Я поеду с тобой.
— Хорошо, — соглашается он. — Одевайся!
Убегаю и возвращаюсь через пятнадцать минут.
Мы приезжаем в офис папы.
Пока я смотрю в большие окна на оживленные улицы столицы, папа по телефону пытается найти деньги. Один за другим он делает звонки. И, похоже, что пока безрезультатно.
— Нет-нет, нельзя…
Мы оборачиваемся с ним на тоненький голосок секретарши, пытающейся остановить двух мужчин в строгих костюмах. Один из них аккуратно отодвигает ее и закрывает перед ней дверь.
— В чем дело? — возмущённо спрашивает папа.
— Костров Владислав Сергеевич? Прошу освободить помещение. Таково требование нового владельца.
— Что? Что за бред? — произносит папа и, вспомнив обо мне, говорит:
Он на даче. Со Стасом. Скорее всего, они в сауне. Тогда остаётся только ждать, когда папа увидит мои звонки и перезвонит.
Но я продолжаю методично жать на кнопку автодозвона.
Я одна в беде. И мне страшно. И больно. И я не знаю, с кем разделить эту боль.
От бессилия и одиночества перед болью я начинаю плакать. Отпускаю себя.
Реву так, что рукава блузки, которой я вытираю щеки от слез, за считанные секунды становятся мокрыми. А слезы все продолжают катиться.
На мой вой прибегает медсестра и сует мне какую-то таблетку. Заставляет запить водой и отводит в какую-то комнату. Укладывает на кушетку и уходит, закрывая дверь.
И я засыпаю. Проваливаюсь в небытие. В темноту, где ещё страшнее и больнее.
22. Милана
Из небытия меня выводит знакомый голос. Как будто откуда-то издалека я слышу эхо. Голос отца и еще чей-то.
Пытаюсь разобрать слова. Ведь разговор происходит здесь, где-то совсем рядом. Но слышу только интонации. Волнение и строгость. А еще отчаяние. И все это в голосе отца.
Приподнимаю веки. Но они как будто налились свинцом. Неподъемные.
Руками тру глаза, размазывая остатки туши. Наконец, с большим трудом открываю глаза.
В комнате полумрак, но я различаю фигуру отца и доктора в белом халате. Они о чем-то говорят, не обращая на меня внимания
И только теперь я начинаю различать обрывки фраз.
— Как долго?…
— Сколько?…
— Только этот вариант?…
Сути разговора понять не могу. Но какая-то необъяснимая тревога уже зарождается в глубине моего сердца.
Приподнимаюсь и сажусь. Мужчины оборачиваются. Папа подбегает ко мне и садится рядом. Обнимает и прижимает к себе. Доктор молча выходит из комнаты.
— Как мама? — мой первый вопрос. — Что с ней?
— Пока все без изменений, — отвечает папа.
— Что сказал доктор? — смотрю в глаза.
Папа опускает взгляд.
— У мамы неплохие шансы. Но нужна срочная операция. Нужны деньги.
— Ты же сказал, что мы переведем нужную сумму? — я хватаю его за лацканы пиджака и легонько трясу. — Сказал? Папа?
Он опять не смотрит в глаза и гладит по волосам.
— Мы найдем деньги, Миланочка, обязательно найдем.
Я уже рыдаю, осознавая свою беспомощность перед ситуацией.
Ну, конечно. В последнее время у папы были проблемы с бизнесом. И он очень рассчитывал на новый проект. Означает ли это, что денег сейчас нет совсем? Даже на лечение мамы?!
— Папа, деньги нужны сейчас! — почти кричу я. — Сейчас! Понимаешь?
— Я знаю, Милана. И я найду нужную сумму. Обещаю тебе. Поехали домой. Тебе надо отдохнуть. К маме нас все равно пока не пустят.
Вспоминаю про фотографии. Я должна спросить у него. Не люблю недосказанность.
Лезу в сумку и достаю конверт. Передаю его папе.
— Что это? — спрашивает он.
— Посмотри, папа, — прошу. — Это я нашла рядом с мамой.
Он открывает конверт и достает фотографии.
Его лицо сразу же бледнеет. Глаза расширяются. Он судорожно облизывает губы.
— Это неправда. Миланочка, ты мне веришь? Неправда!
Он берет меня за плечи и заставляет посмотреть на него.
— Это фотомонтаж! Провокация! Сволочи!
Он хватает снимки и рвет их на куски, швыряет в мусорку
— Сволочи! — повторяет он. — Это из-за них мама в больнице!
— Ты знаешь, кто это сделал? — спрашиваю.
Он мотает головой.
— Но обязательно узнаю, — цедит сквозь зубы.
Мы едем домой.
Остаток ночи я провожу, ворочаясь с открытыми глазами. С пугающим ожиданием звонка из больницы.
И забываюсь только под утро.
Просыпаюсь, услышав взволнованный голос отца.
— Без изменений? Я понял. Да. Постараюсь сегодня решить вопрос. Да, оформляйте.
Потом тишина.
Поднимаюсь с кровати и иду на кухню.
— Пап, звонили из больницы?
Папа отрывается от чашки кофе.
— Да. Есть возможность прооперировать маму уже послезавтра.
— А деньги? — спрашиваю.
— Еду решать этот вопрос.
— Я с тобой!
Папа удивленно смотрит на меня.
— Зачем?
— Мне страшно одной. Я боюсь звонка. Боюсь опять остаться наедине со своими мыслями. Я поеду с тобой.
— Хорошо, — соглашается он. — Одевайся!
Убегаю и возвращаюсь через пятнадцать минут.
Мы приезжаем в офис папы.
Пока я смотрю в большие окна на оживленные улицы столицы, папа по телефону пытается найти деньги. Один за другим он делает звонки. И, похоже, что пока безрезультатно.
— Нет-нет, нельзя…
Мы оборачиваемся с ним на тоненький голосок секретарши, пытающейся остановить двух мужчин в строгих костюмах. Один из них аккуратно отодвигает ее и закрывает перед ней дверь.
— В чем дело? — возмущённо спрашивает папа.
— Костров Владислав Сергеевич? Прошу освободить помещение. Таково требование нового владельца.
— Что? Что за бред? — произносит папа и, вспомнив обо мне, говорит: