Отдай мое сердце
Часть 3 из 10 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– «Каким-то образом выбраться из камеры» тоже не мой стиль, к сожалению, – вздохнул я. – В жанре «побег из тюрьмы» я, как выяснилось, бездарь. Поэтому в коридорах никто никого не ловил. Я сейчас не об этом. А о том, что мне стало скучно. И события сами собой начали складываться таким образом, чтобы меня развлечь. А бедняга просто подвернулся под руку реальности в тот момент, когда она панически металась по своей событийной кухне, прикидывая, что бы такое устроить, лишь бы я отстал.
– Мания величия у тебя в последнее время стремительно прогрессирует, – одобрительно сказал Джуффин. – Рад за тебя. Во-первых, с ней жить веселее, а во вторых, недооценивать себя в твоем положении настолько опасно, что лучше уж переоценить. И вот наконец-то переоценил, молодец, с почином! Впрочем, иногда действительно именно так и бывает: ты сразу получаешь то, чего захотел. А иногда – только дюжину лет спустя, и тогда внезапное исполнение давно забытого желания называется «неприятный сюрприз». Однако ответственности с других участников событий это, в любом случае, не снимает. Свободы воли их никто не лишал, как поступать, они выбирают сами – до тех пор, пока ты не наложишь на них соответствующее заклинание. Тогда конечно другой разговор. Но, как я понимаю, никаких заклинаний ты на этого шутника не накладывал. И вообще о его существовании не подозревал.
Я молча развел руками. Чего не было, того не было. Что тут возразишь.
– Но вообще мне нравится ход твоих мыслей, – заключил Джуффин. – Прекрасный способ избавлять преступников от тюрьмы, гораздо лучше Королевского помилования, с ним очень уж много бюрократической возни. А так: «Преступление было совершено, чтобы развеселить заскучавшего сэра Макса», – и служащие Канцелярии Скорой Расправы, горестно вздыхая, ставят на судебном протоколе печать «Невиновен». Буду иметь в виду, когда у нас закончатся места в тюрьмах и казенные средства на выдворение изгнанников за пределы Угуланда. Судя по последним отчетам Городской полиции и астрономическому числу жалоб на нерасторопность столичного Управления Полного Порядка, которыми негодующие граждане уже по самую макушку завалили Королевскую Канцелярию по надзору за работой государственных служащих, к тому идет. Хорошая в этом году выдалась осень. Веселая. Даже чересчур.
– Ну точно! – воскликнул я с неуместным в сложившихся обстоятельствах ликованием. – Вот же на что это похоже!
– Что на что похоже? – насторожился Джуффин. – Ты о чем?
– Аргументация, – объяснил я. – Все они примерно то же самое говорили.
– Объясни по порядку, пожалуйста, – потребовал Джуффин. И ехидно добавил: – Я бы не стал тебя затруднять, если бы мог прочитать твои мысли, но там почему-то одни междометия. И рефрен: «Твою мать, твою мать, твою мать». Выразительно, но недостаточно содержательно.
– Да ладно тебе. Нет там никакого рефрена. Ругаться я как раз люблю вслух.
– Весьма похвально. А теперь попробуй еще и рассуждать вслух. Это трудней, чем ругаться, не спорю, но ты наверняка справишься. Я в тебя верю. Давай.
– Ну ты же наверняка знаешь, что в последнее время я несколько раз помогал полицейским, – осторожно начал я.
– Несколько раз в сутки, – кивнул шеф. – Ежедневно. Заливая при этом, будто наслаждаешься отдыхом в лучших притонах Кумона. Для меня совсем не новость, что люди, пускаясь в загул, часто врут всем вокруг, будто заняты срочной работой. Но чтобы наоборот…
– Просто не хотел, чтобы кто-нибудь из вас откусил Трикки голову за то, что он вызывает меня из отпуска, – объяснил я. – Ясно же, что от тебя все равно ничего не скроешь, поэтому мое вранье было скорее декларацией намерения взять ответственность на себя. Тем более, что Трикки не просто так меня дергал. Не по каждому пустяку. А только в тех случаях, когда поведение подозреваемых было настолько нелепым, что он принимал их за сновидения. Или за бодрствующих гостей из других Миров. Или за чьи-нибудь распоясавшиеся наваждения. Он же в этих вещах совершенно не разбирается. Я, впрочем, тоже не разбираюсь. Но официально считается, что я – да. Поэтому Трикки присылал мне зов – просто посоветоваться. И мне становилось так любопытно, что я прибегал посмотреть на безобразие своими глазами. Наши столичные дебоширы гораздо интересней куманских притонов, на мой утонченный вкус.
– Ты бы сперва все-таки хоть раз до этих грешных притонов добрался, – ухмыльнулся Джуффин. – Просто чтобы со знанием дела о них рассуждать.
– У меня отличная теоретическая база. О куманских притонах я довольно много читал. И слушал рассказы очевидцев. И даже несколько раз оказывался совсем рядом, буквально на соседней улице. Но если ты настаиваешь, ладно. Вот прямо сейчас туда и отправлюсь, чего тянуть.
– Так не пойдет. Какой может быть притон, пока ты ничего мне не объяснил? Даже толком не начал. Помогал ты полиции разобраться с разными странными происшествиями, ладно, договорились. И что?
– А то, что все эти эксцентричные хулиганы, о которых Трикки не знал что и думать, на поверку оказывались самыми обычными горожанами. Часто – солидными семейными людьми, вроде нашего шутника. Смотришь на такого и не веришь, что по его милости всего полчаса назад над площадью Побед Гурига Седьмого летал чей-нибудь оставленный без присмотра амобилер, причиняя при этом нешуточные разрушения окрестным домам и самому себе. Или младенец превратился в жуткую жабу – всего на пару минут и вроде бы без последствий, но его няньке хватило, чтобы хлопнуться в обморок и расшибить затылок; вот ее, кстати, еле спасли. Или потолок в трактире обрушился – хвала Магистрам, что никого не убил, но к раненым пришлось вызвать знахарей. И другие идиотские выходки – без цели, без смысла, без какой-либо выгоды; вроде даже не месть, по крайней мере, Трикки ни разу не удалось найти хоть какую-то связь между хулиганом и пострадавшими от его действий. И все твердили в один голос: «Я просто так это сделал. Думал, будет смешно». Безумием, кстати, тоже никто не пах; я, сам знаешь, не чую, но каждый раз специально спрашивал: может быть, хоть чуть-чуть? Но нет. И пьяных сильно меньше половины, да и те не в стельку, а так, слегка навеселе. Если интересно, о подробностях расспроси Трикки, только не откусывай ему голову. Я сам велел не стесняться и звать на помощь, когда происходит что-то излишне абсурдное. Потому что – ну слушай, любой из этих случаев и правда мог быть выходкой чокнутого сновидца. Досадно было бы его упустить.
– А Нумминорих у нас на что? – спросил Джуффин. – Пришел, понюхал, и сразу ясно, сновидец чудит, или нет. Впрочем, ладно. Сам знаю, что ты сейчас скажешь: у Нумминориха и так много работы. А по ночам он берет уроки у Тубурских Сонных Наездников, поэтому не стоит лишний раз его будить. А тебе ничего не сделается, потому что с некоторых пор ты возомнил себя железным. Даже не знаю, с чего вдруг – факты кричат об обратном.
– Не сгущай краски. Ничего я не возомнил. Просто мне интересно. Чем дальше, тем интересней. Вообще все, прикинь. Кроме, разве что, куманских притонов, но заранее уверен, что я к ним несправедлив. Очень уж настойчиво вы все их мне нахваливали, а я на рекламу реагирую, как на чужие заклинания: вот не поддамся, и хоть ты тресни!.. Кстати о чужих заклинаниях. Может быть, леди Сотофе нашего шутника показать? И Триккиных хулиганов заодно? Вдруг она все-таки что-нибудь этакое обнаружит? Заклятие, не заклятие, но, может быть, они, к примеру, съели что-то не то? Тебе же Мелифаро про пирожки с наваждениями рассказывал? За едой в последнее время тоже глаз да глаз.
– Что ты действительно умеешь, так это быть благодарным, – заметил шеф. – Глукомари Чала невольно спас тебя от тюремной скуки, и теперь ты изо всех сил стараешься выручить его.
– Можно подумать, тебе самому его поведение не кажется странным.
– Еще как кажется, – серьезно ответил Джуффин. – Особенно на фоне последних городских происшествий. Мне о таких пустяках развернуто не докладывают; получается, зря: не вижу общей картины. Один нелепый поступок, причин которого виновный сам не может объяснить – ладно, с кем не бывает. Но несколько подряд – это действительно интересно.
– Несколько дюжин, по самым скромным подсчетам.
– Тем более. Есть с чем идти к Сотофе. И о чем расспрашивать Трикки. С него и начну. А ты, сэр Макс…
Я понял, что на мои плечи вот-вот ляжет какая-нибудь очередная неподъемная ноша, именуемая срочной работой, и почувствовал почти непреодолимое желание подпрыгнуть до потолка, как это делает Друппи, когда его зовут гулять. Великое все-таки дело тюремное заключение, любой бездельник в три счета перевоспитается. Ну или ладно, в пять.
– А ты, сэр Макс, не забывай, пожалуйста, что у тебя все еще отпуск, – сладким голосом произнес этот садист, господин Почтеннейший Начальник Тайного Сыска, о котором среди сотрудников почему-то ходят легенды, что он любого работой загонит в гроб.
Господи, да если бы.
На лице моем вероятно отразились настолько сильные и сложные чувства, что Джуффин примирительно добавил:
– Все претензии к Абилату. Это он сочинил нелепую легенду, будто чудовищам вроде тебя, слишком жадно хапающим силу Сердца Мира, следует регулярно отдыхать – просто чтобы не чокнуться прежде времени и не натворить бед. А я – простой деревенский парень и верю столичным знахарям, что с меня взять. Не хочешь куманских притонов – ладно, не заставляю. Вместо притона можешь отправиться к сэру Шурфу.
– Достойная альтернатива, – согласился я.
– Он клятвенно обещал за один вечер научить тебя ставить барьер от Безмолвной речи. Вот пусть теперь держит слово, а я посмеюсь.
* * *
– Не то чтобы я тебе не доверял, – сказал сэр Шурф Лонли-Локли.
Я насторожился, потому что знаю его не первый год. В каком-то смысле лучше, чем себя самого, поскольку на изучение внешних объектов всегда кладу больше сил, чем на самоанализ. И успел заметить, что подобное начало беседы обычно ни к чему хорошему не приводит. После такого вступления традиционно следует какое-нибудь совершенно сокрушительное «но», а за ним – полный конец обеда, как говаривал один мой приятель, в прошлом умеренно непризнанный гений, а ныне ташерский газетный магнат.
– …но…
Так и знал.
– Но мне хотелось бы знать, как ты планировал усмирять Духа Холоми, если бы тот и правда проснулся, – заключил Шурф. – Я помню, как вы с ним вели увлекательную беседу, но при этом удерживал его на месте все-таки я. В таком деле одним вдохновением без специальных приемов не обойдешься. А этим приемам, насколько мне известно, тебя никто не учил.
– Да ничего я не планировал, – честно сказал я. – Просто пошел в подвал с комендантом, а что было делать? Не бросать же его одного. Вы с Джуффином оба не отвечали на зов, а на Камши смотреть было страшно: совершенно белый от ужаса и одновременно от злости на собственное бессилие. Кстати, слушай, а как получилось, что людей, способных удержать Духа Холоми от танцев, всего двое? И при этом вы не дежурите при нем неотлучно, как надо бы по уму, а занимаетесь совсем другими делами. Я понимаю, что постоянно дежурить в Холоми вам было бы скучно, но если уж пробуждение Духа такая страшная катастрофа…
– Понимаю, почему ты спрашиваешь, – кивнул Шурф. – Мне и самому не слишком нравится, что в системе безопасности Соединенного Королевства есть настолько серьезная брешь. Однако могу тебя успокоить, как в свое время сэр Джуффин успокоил меня самого. Прежде всего, Дух Холоми никогда не просыпается быстро. Как правило, от момента появления первых признаков его скорого пробуждения до первого вздоха проходит не меньше суток. Часто больше. То есть отыскать хотя бы одного из нас и вызвать на помощь время обычно есть. При этом нас, конечно, не двое, а больше. Просто возиться с Духом Холоми никто особо не хочет. Для могущественного колдуна это примерно так же увлекательно, как подметать полы. Собственно, мы бы тоже охотно переложили эту заботу на чужие плечи, но нам по должности положено заботиться о безопасности Соединенного Королевства, а остальным – как бы нет. Однако, если мы с Джуффином одновременно выйдем из игры, кто-нибудь – да хоть та же леди Сотофа – легко разберется с Духом Холоми. Ее даже звать специально не надо, сама почует беду и придет.
– То есть мы с Камши могли сразу пойти пить камру и ждать, пока все уладится само?
– Ты, разумеется, мог. Он – нет. Комендант Холоми обязан предотвращать всякие неприятности еще до их наступления. Или хотя бы пытаться. Так что пришлось бы ему метаться в поисках помощи до ее прибытия. Иначе нельзя.
– Странно все-таки, что комендант Холоми сам не способен укротить этого грешного духа, – сказал я. – По идее, это должно быть частью его работы. Разве нет?
– В идеале да, – согласился Шурф. И помолчав, добавил: – Собственно, раньше именно так и было. До Эпохи Кодекса, я имею в виду. Одно из самых тяжелых и неприятных ее последствий – резкое сокращение числа квалифицированных магов. Многие погибли в Смутные Времена, другие были отправлены в пожизненное изгнание, некоторые уехали сами – какой смысл жить в Сердце Мира, если не колдовать? И, что хуже всего, новых практически не обучали – по закону никто не имел такого права, кроме Ордена Семилистника. Леди Сотофа, конечно, прекрасно воспитывает своих девочек, но насчет мужчин Ордена, я лучше промолчу – даже не столько из этических соображений, а просто чтобы не портить тебе настроение скверным своим.
– Да я и сам могу себе его испортить, – усмехнулся я. – В смысле вообразить, чему и как их учили. И насколько тебе весело и интересно с ними теперь возиться.
– «Возиться» – это бы еще полбеды, мне приходится вежливо игнорировать их существование, одновременно делая вид, будто не считаю его абсолютно бессмысленным, а это гораздо трудней, – мрачно сказал мой друг. – Все эти упертые сторонники безумных идей давно почившего Магистра Хумхи Йоха о вредоносном влиянии магии на практикующего при близком общении производят крайне удручающее впечатление. Если их кумир, при всем своем бесспорном безумии, был гениальным магом, то сами они вцепились в его идеи, как в последнее утешение: легко и приятно рассуждать о вреде Очевидной магии, когда ты недостаточно талантлив и слишком ленив, чтобы возместить недостаток способностей упорным трудом, а гонора у тебя при этом хватило бы на дюжину младших помощников хранителей Королевских ночных сосудов…
– А чего ты их просто не выгонишь? – сочувственно спросил я. – Ты же теперь начальник, как решишь, так и будет. Зачем они тебе?
– Ну, формально-то выгонять стариков не за что. Сместить с любой занимаемой должности того, кто с ней не справляется – запросто, этой возможностью я регулярно пользуюсь, чтобы навести хоть какой-то порядок в делах. Но выгнать человека из Ордена без крупной провинности не позволяет устав. В котором, к сожалению, не оговариваются минимальные обязательные требования к способностям и личным качествам адептов. Считается, если человека однажды приняли в Орден, значит он того достоин, решение пересмотру не подлежит.
– А переписать устав? Чем он хуже Кодекса Хрембера?
– Тем, что любое внесенное в Орденский Устав изменение равносильно роспуску Ордена, а за такую выходку леди Сотофа мне голову оторвет. Орден формально один для мужчин и женщин, и ей удобно, чтобы он продолжал существовать. А что мне – не очень, так это мои проблемы. Впрочем, это справедливо: я в Ордене ненадолго, для выполнения определенной задачи, а она – как минимум до конца времен.
Зная леди Сотофу Ханемер, я ни на секунду не сомневался, что «как минимум, до конца времен» сказано не для красного словца.
– Все-таки когда про срок в тридцать с лишним лет говорят «ненадолго», у меня волосы дыбом, – признался я.
– Редкий случай, когда твоя реакция не кажется мне преувеличенной, – усмехнулся мой друг. – Впрочем, ладно; справедливости ради, молодежь в Ордене вполне ничего. С большинством Младших Магистров можно иметь дело, а после того, как научатся правильно дышать, будет еще лучше. А среди новичков попадаются такие, что был бы я настоящим Великим Магистром с призванием, сам себе сейчас завидовал бы. Но старшее поколение – о да-а-а-а-а.
Это длинное «да» в его устах прозвучало выразительней, чем добрая дюжина древних угуландских ругательств, которые, кстати, со временем, стали могущественными заклинаниями. Удивительная все-таки штука формирование магического языка.
– Удивительно все же обнаружить в себе способность жаловаться, – помолчав, сказал Шурф. – Не назвал бы открытие приятным, это совсем не тот талант, обладания которым я бы желал. А ведь намеревался всего лишь объяснить тебе, что человека соответствующей квалификации, способного удержать Дух Холоми и одновременно выполнять всю административную работу, в настоящее время в Соединенном Королевстве просто нет. Когда это выяснилось после трагической гибели леди Ауды Рейи, бывшей комендантом в Смутные Времена, сэр Джуффин рвал и метал. Все мало-мальски подходящие кандидаты на должность коменданта Холоми к тому времени находились там в качестве узников или отбывали бессрочную ссылку. Оставался разве что я. Но идея сделать комендантом Холоми бывшего Безумного Рыбника не нашла понимания даже у покойного Короля, хотя обычно в самых важных вопросах они с Джуффином были заодно. Пришлось остановиться на кандидатуре сэра Марунарха Анторопа – ты же, насколько я помню, был с ним знаком[2]? Сердечный человек, прекрасный администратор, и, что особенно важно, замок Холоми изъявил готовность принять его назначение, как потом согласился с кандидатурой Тойхи Камши; как ты понимаешь, мнение замка в этом вопросе решающее. А обязанность разбираться с Духом Холоми легла на плечи Тайного Сыска. То есть в итоге мне все равно пришлось учиться его усмирять. Ну, хорошо хоть не всему остальному. Всякий опыт сам по себе интересен, но не всякий жизненно необходим.
– Иногда дурная репутация – сущее спасение, – улыбнулся я. – Ты, наверное, от радости на потолке плясал, когда Король завернул твою кандидатуру.
– Да нет, не особо плясал. Не то чтобы я мечтал об этой должности, но и не стремился любой ценой ее избежать. До недавнего времени мне было более-менее все равно, чем заниматься. Неравнодушие к своей судьбе – не та роскошь, которую я мог себе позволить. Не забывай, в ту пору мои Мертвые Магистры еще сторожили меня на границе между явью и сном[3]. И задача у меня была понятно какая – сохранять равновесие, ни на миг не расставаться с новой личностью, ничем себя не выдавать и постараться дожить до того момента, когда я буду способен закрыть старый счет. А какую работу при этом выполнять – да какая разница? Лишь бы оставался досуг для чтения и путешествий, потому что совсем без радостей не прожить никому, даже мне. То есть физически выжить можно, но о магии придется забыть. Какими бы способностями ни обладал человек, а для успешной практики магии высоких ступеней нужна жажда жизни. Даже вожделение к жизни. Страсть. А какая может быть страсть к тому, что тебе давно опротивело.
– Получается, хорошо, что у меня такое шило в заднице? – обрадовался я.
– Не преуменьшай, сэр Макс, их там, по самым скромным подсчетам, несметные тысячи. Что, разумеется, хорошо. Жадность к жизни всегда была твоей сильной стороной. И, надеюсь, ею останется. Это более чем вероятно – при условии, что ты не сойдешь с ума от переутомления. Доводить до такой крайности я тебе не советую. Одна из самых малоприятных разновидностей безумия. И пользы от нее никакой.
– Ай, ну да, – спохватился я. – Ты же не просто так переводишь на меня камру, а потому, что должен научить ставить этот грешный защитный барьер от Безмолвной речи. Джуффин говорит, ты ему твердо пообещал. Надеюсь, вы не поспорили на деньги? Не хотелось бы нанести разоренной Орденской казне последний сокрушительный удар.
– Нет, мы не поспорили на деньги, – совершенно серьезно ответил Шурф. – И я думаю, зря. Когда еще представится возможность так легко заработать.
– Легко?!
– Легче легкого. Я наконец-то понял, почему у тебя не получается. В глубине души ты очень сильно не хочешь ставить этот барьер, потому что боишься пропустить что-нибудь важное. Которое, как тебе кажется, непременно случится, как только ты закроешься для Безмолвной речи. И без тебя, конечно, все рухнет.
– Надо же, я ровно то же самое понял. Совсем недавно. Пока скучал в камере. Все-таки длительное тюремное заключение активизирует мыслительные процессы. Страшно даже представить, до чего бы я успел додуматься, если бы отмотал весь срок… Но как ты собираешься распорядиться своим великим открытием? Бояться пропустить что-то важное я вряд ли вот так сразу перестану. И что без меня все рухнет, заранее совершенно уверен. Джуффин говорит, у меня наконец-то появилась мания величия. Возможно, он прав.
– Похоже на то. Тот факт, что мы неплохо справлялись в твое отсутствие, не производит на тебя никакого впечатления; впрочем, это я как раз очень хорошо понимаю: тебе проще думать, будто нам все эти годы случайно везло, чем согласиться, что без тебя легко обойтись. Звучит абсурдно, но в твоем случае вполне может оказаться правдой; по крайней мере, лично я не готов проверять, так оно или нет. Поэтому не беспокойся, с твоей манией величия я бороться не намерен. Напротив, постараюсь вносить посильный вклад в ее дальнейшее формирование.
– Просто говори мне время от времени, что я властелин Мира, – посоветовал я. – Часто не надо, дюжины раз в сутки вполне достаточно. И аргументацию можешь особо не продумывать, я тебе верю, ты знаешь. Как мало кому в Мире. Собственно, как больше никому.
– Вот именно на это я и решил сделать ставку, – невозмутимо кивнул мой друг. – Я имею в виду, на то, что ты мне целиком доверяешь. А кроме того знаешь, что я, если надо, могу пробиться с Безмолвной речью через любой защитный барьер.
Это правда. В искусстве сокрушения чужих защитных барьеров сэр Шурф Лонли-Локли великий мастер. То есть он много в чем великий мастер, но в этом деле по-настоящему страшен. В смысле, кого угодно способен достать. Даже сэр Джуффин Халли не мог спокойно поиграть в карты со старыми приятелями, когда в нем внезапно возникала неотложная надобность и за дело брался Шурф. У него несгибаемая воля, помноженная на сверхчеловеческую концентрацию. Проще говоря, он упрям, как адский осел из ослиного ада. Мне до него пока далеко.
– Можешь, – согласился я. – И?..
– Если я твердо пообещаю, что в случае любого из ряда вон выходящего происшествия непременно тебе о нем сообщу, ты мне скорее всего поверишь.
– Пожалуй, поверю, – подумав, согласился я.
– И наконец-то перестанешь неосознанно сопротивляться обучению. А ничего по-настоящему сложного в создании защитного барьера от Безмолвной речи нет. Это даже проще, чем сам разговор; для тебя так точно гораздо проще. Ты же, насколько я знаю, не любишь Безмолвную речь. Есть опасение, что ты быстро войдешь во вкус и вовсе перестанешь ею пользоваться, но тут придется положиться на твой здравый смысл.
Про мой здравый смысл он сказал без тени иронии. Поразительный человек.