Остров спокойствия
Часть 47 из 91 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Сиси уговорила бы тебя зайти; я не подведу ее.
– Кофе – это хорошо.
Рид скинул обувь, вошел в дом и тепло. Симона сначала разожгла огонь в камине, затем, сняв пальто, шляпу, шарф и перчатки, подошла к кофемашине.
– Тебе простой или навороченный?
– Просто черный.
– По-мужски, – тихо заметила она. – Я обычно пью латте. Я работала в ужасной кофейне, когда впервые приехала в Нью-Йорк…
– Я расстроил тебя в ночь вечеринки. Твоя подруга сказала, что нет, но…
– Ми, как всегда, права. Ты меня не расстроил, просто кое о чем напомнил. Я резко ушла, потому что погрузилась в свои мысли.
– ЗМС?
Она с улыбкой пожала плечами:
– Может быть, чуть-чуть.
Взбивая молочную пенку для латте, Симона оглянулась через плечо. Он не снял пальто.
– Телефон. Это как-то связано… с «Даун-Ист»?
– Ты немножко ясновидящая, как Сиси?
– Нет. Просто логическое предположение. Ты должен мне сказать. – Она повернулась к кофемашине. – Еще недавно я не хотела бы ничего об этом слышать. Теперь я хочу, чтобы ты мне сказал.
Рид снял пальто, но ничего не ответил. Она принесла ему кофе.
– Давай сядем. – Симона указала на диван перед камином. – Ты первый человек, которого я пригласила в этот дом и приготовила для него кофе… А может, и не только в этот дом, но и вообще. Интересно, почему так. Неужели дело в твоей знаменитой общительности?
– Жаль, если это из-за наших общих плохих воспоминаний.
– Связь тут точно должна быть. Те, кто не испытал того, что мы, никогда не смогут понять. Долгие годы я старалась не думать об этом. Если не смотришь, то не увидишь, если не слушаешь, то не услышишь. Хочешь знать, почему я снова начала смотреть и слушать?
– Да, хочу.
Симона села на диван, скрестив ноги.
– Я столкнулась с девочкой из моей бывшей школы. Я считала ее своим врагом. Она была красивой блондинкой с большой грудью, а я была темненькая, неуклюжая и обычная.
– Ты никогда не была обычной.
– Такой я видела себя в зеркале тем вечером в туалете. Я подумала: ну почему я не могу быть красивой, как Тиффани? Она пришла в кинотеатр с мальчиком, который недавно бросил меня ради нее, потому что я отказала ему в близости. Разбитое сердце, унижение – все, что с такой силой можно чувствовать в подростковом возрасте. Конец света. А потом случилось то, что случилось. Мальчик, который меня бросил, погиб. Пуля попала Тиффани в голову, повредив ее молодое красивое лицо. Теперь, годы спустя, она встречает меня – по иронии судьбы, снова в туалете, – говорит мне ужасные вещи, и по какой-то причине эти несколько минут заставляют меня начать смотреть и слушать. Не ради нее. Ради себя.
– Я не мог перестать смотреть и слушать, – сказал ей Рид. – Я как бы сделал это своей миссией. Я следил за новостями, собирал досье. Мне всегда казалось, что в этой истории замешан кто-то еще, не такой безмозглый.
– И ты был прав, – сказала Симона. – Патрисия Хобарт.
– Да. Все обрело смысл, болезненный, извращенный смысл, когда мы… когда они обыскали ее комнату после бегства. Ей было лет пятнадцать во время «Даун-Ист». Она психопатка, причем умная. Но я следил за всем, связанным с «Даун-Ист», еще до того, как она в меня стреляла, до того, как нашли ее материалы. Эсси тоже. Мы получаем оповещения, когда умирает кто-то из тех, кто в тот вечер был в торговом центре.
Симона поняла, что за выражение промелькнуло на его лице в ту короткую секунду.
– Кто умер?
– Охранник в торговом центре, получивший тогда пару пуль. Вернулся к работе, когда выздоровел. Очень хороший парень.
– Это… это она его убила?
– Доказательств пока нет. – Рид поднялся с дивана и стал ходить по комнате. – Она чертовски ловкая. Она в бегах с тех пор, как подстрелила меня. Ни малейшего следа. А теперь умер Роберт Кофакс, потому что она что-то подсыпала в его напиток на пляже на Бермудских островах.
– На Бермудских островах?
– Не знаю, что он там делал, но выясню. Я только что получил оповещение: его имя, причину смерти… Она добралась до него, – продолжил Рид, – потому что считает это своей миссией.
– Убивать тех, кто выжил?
– Завершить начатое. В ее доме нашлось достаточно улик, чтобы доказать, что именно она это начала. Она планировала массовое убийство и еще не закончила строить планы, а брат поторопился и ее подвел. Такая, во всяком случае, у меня теория.
Симона разрумянилась, когда они вернулись с холода. Но теперь побледнела.
– Ми была там. Моя мама, моя сестра. Я. Ты.
– О Ми писали немного, она не давала интервью. Твоей семье тоже не уделяли в новостях особого внимания. Я думаю, она охотится за теми, кто светился. Ты и я? Мы звонили в «девять-один-один». Ты первая, я второй. Тебе следует быть осторожной. И можешь мне поверить, я всегда настороже.
Тревога сдавила ей сердце.
– Летом на остров приезжают толпы народу: туристы, отдыхающие…
– У каждого полицейского, у всех служб охраны будут ее фотографии. Я повешу их в каждом магазине, ресторане и отеле. На пароме. Не утверждаю, что она не попытается сюда попасть, но, думаю, пока она выбирает более легкие цели. А если она приедет на остров, то сначала захочет прикончить меня. Я стрелял в нее и ранил.
«Теперь он совсем не выглядит общительным», – подумала Симона. Он выглядел жестким и очень, очень опасным.
– Думаю, мне нужно что-нибудь покрепче кофе. – Она встала. – Будешь?
– Не откажусь.
Она выбрала красное вино и налила два больших бокала.
– Теперь я не просто тебя расстроил. Я тебя напугал.
– Я точно не знаю, что чувствую. Конечно, мне тревожно. Я не храбрая. В ту ночь я совсем не была храброй.
– Ты ошибаешься. Ты не убежала с воплями – хотя нечего было бы стыдиться, если бы ты и убежала. Но ты поступила правильно. Ты спряталась и вызвала помощь. Я слышал твой звонок в «девять-один-один». Ты была собранной. Это храбрость.
– Я не чувствовала себя храброй, ни тогда, ни потом. Пойдем ко мне в студию. Я хочу тебе кое-что показать.
– Заманиваешь?
Она улыбнулась, и ее тревога немного унялась.
– Ничуть.
– Прекрасные художницы в этом доме постоянно меня отшивают. Мне нужно избрать другую тактику.
В ее студии Рид увидел десятки приколотых к доскам эскизов. Он знал эти лица, нарисованные на бумаге, и те немногие, которые она уже создала из глины.
– Я начала с нее. С Тиффани. – Симона взяла с полки небольшую статуэтку. – Я сделала ее нынешнюю. – Она повернула скульптуру. – И тогдашнюю. Я думала, что для меня это будет некоторого рода очищение. Но вышло не так. Отчасти из-за тебя.
Рид смотрел на нее как зачарованный.
– Из-за меня?
– В ночь вечеринки Сиси я говорила с Ми здесь, показала ей эти два лица. Потом говорила с тобой. Точнее, слушала тебя. И с тех пор… Тиффани выжила, однако она не испытывает благодарности судьбе. Я тоже не испытывала. Вот что меня поразило. Я жила и вместо того, чтобы быть за это благодарной, я притворялась, что того вечера никогда не было.
Она отпила вина.
– «Подтверждение жизни», сказал ты в тот вечер о «Возникновении». О Тиш. Меня это поразило. Так что я – по-своему – даю им всем подтверждение жизни.
Рид смотрел на Симону сейчас с восхищением не только потому, что ее лицо заставляло его сердце биться сильнее. Но потому, что он испытывал к ней что-то вроде трепета. И уважение.
– Это храбрость.
– Боже, надеюсь.
Он подошел к полке, осторожно поднял одну из статуэток.
– Я был с ней знаком. Энджи Паттерсон. Я был к ней неравнодушен.
– О! Ты ее любил?
– Нет, но она мне очень нравилась.
Ему вспомнился киоск, кровь, тело.
– Я хочу создать мемориал, бюсты всех участников тех событий. Люди не должны забывать, кем они были и что с ними случилось. Ты мог бы мне помочь.
– Как?
– Информацией на тех, кто с тех пор погиб.
– Что ты сделаешь, когда закончишь?
– Потребуются месяцы. Мне нужно будет делать перерывы, иначе я не смогу ясно видеть и слышать. А потом… Я надеюсь на отца – он юрист, у него много связей. И, конечно же, на Сиси. Я хочу сделать слепки, отлить их в бронзе и поставить в парке.
– С этим, наверное, я тоже мог бы помочь. Я периодически общаюсь с выжившими и с родственниками погибших. Их поддержка тебе пригодится.