Осторожно, женское фэнтези!

Оливер оставил меня в вестибюле лечебницы. Позже обещал вернуться, чтобы расспросить Грина о Викторе. Я же планировала пообщаться с доктором немедленно: сообщить, что прекрасно себя чувствую и не нуждаюсь в продолжении лечения, поблагодарить и попрощаться. Как минимум до завтра.

На вопрос, закончилась ли операция, которую вел заведующий, дежурная сестра буркнула, что да, но его лучше не беспокоить.

А то я не знала! Но если не подходить к нему слишком близко, волна негатива пройдет вскользь, а если Грин сам постарается сдерживаться, я ему даже кофе сварю. Если только он уже не уснул за столом.

Я постучалась и, не дожидаясь ответа, открыла дверь в кабинет.

Доктор не спал – писал что-то.

– А, мисс Аштон, – он оторвался от бумаг и кивнул, – входите.

Остановившись на безопасном расстоянии, я с удивлением прислушалась к своим ощущениям: негативом от Грина тянуло, но не больше обычного. Сделала еще шаг…

– Это раздражает, – продолжая писать, бросил он. – Сядьте уже где-нибудь.

– Я…

– Хотели попрощаться? Всего доброго, не смею задерживать.

– Почему? – растерялась я.

– Потому что меня вы, очевидно, как своего лечащего врача не воспринимаете и следовать моим рекомендациям не собираетесь. А я не люблю тратить время на пациентов, которые безответственно относятся к собственному здоровью, нарушают режим и усложняют работу персонала.

– Чем я усложняю? Я…

Ненавижу, когда окружающие начинают вести себя необычно или непривычно. Ладно Оливер, подобно Суок насвистывающий на ключах веселую песенку, – это было неожиданно, но в хорошем смысле. Но Грин, методично и почти равнодушно высказывающий мне претензии в нарушении больничного распорядка, – что-то совсем странное. Лучше бы вызверился, как бывало, или съязвил.

– Пока вы отсутствовали, к вам приходили посетители, – ровным, немного рассеянным тоном пояснил доктор. – Вы поставили дежурных сестер в неловкое положение, уйдя без предупреждения. О друзьях, которые о вас волнуются, тоже не подумали, как и о том, что нельзя покидать территорию лечебницы, не согласовав это со своим врачом.

– Но у вас была операция…

– Значит, нужно было подождать.

– Мы с милордом Райхоном были у единорога, – покаялась я в надежде, что Грин поймет, почему я не могла ждать.

– Знаю. Если бы у милорда Райхона хватило ума тащить вас к себе и загружать делами, у нас был бы другой разговор. У нас с ним, я хотел сказать.

Ничего не понимаю. Отчитывает меня за то, что ушла, никому ничего не сказав, а о единороге откуда-то знает.

Закончив писать, Грин наконец-то соизволил посмотреть в мою сторону.

– Улика, – вынул из внутреннего кармана пиджака голубой лепесток. – Было два, но второй я съел, чтобы убедиться, что не ошибся в выводах. Можете при случае наябедничать эноре кэллапиа.

Я с облегчением выдохнула: по крайней мере он не сердится, что я навещала единорога. Хотя вряд ли только об этом и тревожился, пока меня не было. Определенно что-то случилось. Доктор мало того что говорил странно, еще и выглядел так же: слишком спокойный, слишком опрятный, волосы аккуратно расчесаны, пиджак застегнут на все пуговицы…

– Как прошла операция? – спросила я.

– С летальным исходом, – ответил он без паузы и так невозмутимо, что в первую секунду я просто не поняла сказанного. Во вторую – не поверила. В третью…

– Как? – прошептала, осознав, что не ослышалась.

– Хотите почитать историю и отчет? Я как раз закончил.

– Нет, я… простите…

– За что? – неискренне удивился целитель.

– За то, что пошла к единорогу без вас.

– У меня все равно не было бы времени. Его и сейчас немного.

– Простите, – снова извинилась я. – Я пойду… в палату, да? Когда освободитесь…

– Зайду к вам и решу, можно ли вам покинуть лечебницу, – закончил он. – Я предупредил сестру, чтобы вас покормили, не отказывайтесь. Потом выпьете лекарство, которое я оставил, и отдохнете, даже если вам кажется, что вы в этом не нуждаетесь.

Спорить я сейчас и не подумала бы.



В палате меня ждала леди Пенелопа. Наставница навещала своих пациенток даже в те дни, когда не работала по графику, а сегодня сестры рассказали ей обо мне, и она, конечно же, зашла. Врать ей о простуде я не смогла, только просила не говорить Грину: он-то честно хранил мою тайну.

– Ему сейчас не до этого, – вздохнула леди Райс.


– Да, я уже знаю. Это так… так…

В голове не укладывалось, что наш доктор, собиравший людей по частям и оперировавший эльфов «без рук», не сумел кого-то спасти.

– Он ведь не бог, – пожала плечами наставница. – Случай был безнадежный, другой хирург даже не взялся бы. И не думайте, что он впервые теряет пациента. У Эдварда это случается, наверное, чаще, чем у других. Но лишь по той причине, что он не отказывает тем, у кого есть хотя бы мизерный шанс. И многих ему все же удается спасти. Значит, оно того стоит… по его мнению…

– А по вашему? – спросила я, заметив ее сомнения.

– Это его выбор. Не мой.

Леди Пенелопа посидела со мной еще немного, проконтролировала, чтобы я съела принесенный дежурной сестрой суп и выпила лекарство. Через полчаса после ее ухода зашел, как и обещал, Оливер. Он успел поговорить с Грином о Викторе, и наши опасения подтвердились: доктор довольно смутно помнил парня, которому отказал в разрешении на практику. Хотя, быть может, сейчас просто не мог сосредоточиться на мыслях о прежних пациентах.

– Поговорю с нашими юристами, – сказал Оливер, когда разговор коснулся сегодняшней операции. – Административно лечебница не относится к академии, но у нас договор на медицинское обслуживание преподавателей и студентов, и мы организовываем тут практику для последних, так что нельзя сказать, что здешние проблемы не касаются ректората.

– Проблемы? Юристы? – Я не поняла ничего из услышанного: видимо, лекарство начало действовать, и расслабившийся мозг отказывался работать.

– Родственники умершего могут обратиться с жалобой в комиссию по здравоохранению или подать в суд.

– На Грина? Но ведь…

– Да, я говорил с доктором Стоуном. Тяжелый случай, от которого отказался уже не один врач. Но вы плохо знаете людей, Элизабет. Кто-то действительно верит, что целители способны творить чудеса и просто не приложили должных усилий. А кто-то ищет банальной выгоды, ведь, если суд признает вину врача, наследникам выплатят компенсацию.

– Бред какой, – замотала я головой. – Неужели такое уже случалось?

– С Грином? На моей памяти… несколько раз. Но разбирают подобные дела, к счастью, не идиоты.

На месте Грина я давно разочаровалась бы в людях и, зная, чем это может обернуться, слала бы всех безнадежных лесом… что, собственно, и делают другие доктора. Правильные доктора. Но если со мной или кем-то из моих близких случится несчастье, хотелось бы все же попасть к «неправильному», который не поставит на тебе крест, лишь бы спать спокойно.

– Я спросил Грина о вас, – ушел от неприятной темы Оливер. – Он сказал, что к вечеру вы сможете вернуться к себе, необходимости оставлять вас еще на одну ночь в лечебнице он не видит. Но если захотите отдохнуть еще несколько дней, я предупрежу леди Райс.

– Нет. Мы ведь договорились, что я буду следовать обычному распорядку. Как иначе нам ловить библиотекаря?

– Элизабет…

– Мы обсуждали это, милорд.

Голова стала тяжелой-тяжелой, и я вспомнила, что мне велели отдохнуть после приема лекарства. Но не укладываться же в постель, когда у меня посетитель? Отвернувшись от мужчины, я сцедила зевок в кулак и зажмурилась, чтобы резко открыть глаза и стряхнуть с ресниц несвоевременную дрему…

– Бедная девочка…

– Что? – я вздрогнула.

– Что? – переспросил Оливер. – Я ничего не говорил.

– Не вы.

Голос был женский. Он шел откуда-то снаружи, но отдавался эхом внутри.

Вскочив, я выбежала из палаты и огляделась. Никого.

– Элизабет.

Никого и Оливер Райхон.

– Милорд, я… Я объясню, потом…

Он пойдет следом, но ничего не услышит. Уверенность, что эти слова предназначены мне и только мне, крепла с каждым шагом. И зов, которому невозможно было не подчиниться, усиливался по мере приближения к нужной двери. И запах цветов…

Грину казалось, будто имя у нее цветочное. Роза… нет, не роза. И не фиалка… Ландыш. Сладковатый нежный аромат. Провидцы называют это флером. Сибил объясняла когда-то: иллюзорный покров из образов, музыки и запахов, сопровождающий магию прорицателей. Но музыки я не слышала, только голос.

– Бедная девочка…

Она сидела на кровати. Смотрела на меня и руки протягивала, так что захотелось упасть перед ней на колени, позволить тонким пальцам коснуться лица, погладить с материнской нежностью волосы…

– Бедная. Как долго ты блуждала, как далеко забрела, сколько горя впитала. Но теперь все хорошо. Ничего не бойся, ты…

– Ева!

– Оливер? – женщина моргнула и уставилась мне за спину. – Что вы здесь… О, боги, где я?!

Она испуганно осмотрелась. Поняла, что сидит на постели в одной сорочке, и замоталась в одеяло. Запах ландышей растворился в горечи ромашки, и окутавшее меня наваждение растаяло, отпустило, позволив вскочить на ноги и отступить к двери.

– Ева, вы… – ректор несмело приблизился к провидице. Выглядел он не менее ошеломленным, чем она, и явно не знал, о чем говорить. – Как вы себя чувствуете?

– Я позову доктора Грина, – сказала я, опомнившись.