Особняк с выходом в астрал

– Он сказал, где работает?

– В финансовой организации, бухгалтером.

– В какой финансовой организации?

– Да почем я знаю?

– Спросила бы.

– Ты меня с ума сведешь. Не могу я такие вещи спрашивать, я же ясновидящая. Так какого хрена не вижу?

– Скажи, что на всякую ерунду чакры тратить не хочешь и ясно видишь только по-крупному, а где клиент работает, он и без того знает.

– Кстати, почему бы и нет? Зачет.

Мы, наконец, тронулись с места и минут через двадцать въезжали в ворота особняка. Пока Клавдия припарковывала машину, я заглянула в ленту новостей. Интересовало меня, само собой, сегодняшнее ограбление. Ничего нового.

Мы вошли в дом, выпили чаю. Потом Клавдия пошла переодеваться, а я отправилась в кабинет. Надо взглянуть на этого Сизова, раз уж он метит в «постояльцы». Пока было время, проверила почту. Вовчик постарался, письмо от него пришло. Но ничем особо он не порадовал. Сведения примерно те же, что и в интернете.

Минут через пятнадцать появилась Клавдия. Одежда, как известно, меняет женщину, подругу она превращала в другого человека. Первое время я была уверена: наша контора долго не протянет, в городе полмиллиона жителей, новости здесь разлетаются быстро, и очень скоро те, кому это интересно, узнают: матушка Евлампия, в миру Клавдия Семеновна Огурцова-Богоявленская, лихая девица со склонностью к дурным манерам, дорогим тряпкам и мартини с клубникой (одной оливке Клавдия предпочитала три клубники, называла этот коктейль «компотом» и могла усидеть за вечер литр). Но артистические способности подруги так велики, что до сих пор два образа в один не соединились, по крайней мере, неприятностей у нас не было. Легенда гласила: матушка Евлампия живет у своей дальней родственницы, из дома практически не выходит, но временами отправляется на молебен в какой-нибудь монастырь, это когда Клавдии требовалось передохнуть или просто хотелось погреться на солнышке где-нибудь у очень теплого моря.

Вот и сейчас я постучала по стеклу, с целью убедиться, что передо мной моя подруга, а не сурового вида тетка, которая с Господом на «ты», а грешников за версту чует. Клавдия повернулась на стук, показала мне язык, и я успокоилась.

В ту же минуту раздался звонок домофона, Клавдия поднялась и не спеша покинула комнату, а вернулась уже с невзрачного вида мужичком лет пятидесяти. Давно не стриженные волосы стояли дыбом вокруг обширной лысины, она слегка поблескивала в свете свечей. У мужчины был нос картошкой и глубоко посаженные глаза, один слегка косил. Губы узкие и бледные, в целом он выглядел пронырой, который обведет вокруг пальца любого. Судя по всему, мужичок в этом сильно преуспел, если к нам притащился в надежде на помощь высших сил. В общем, не зря ревизии опасался. Неудивительно, что он ничего по существу Клавдии о себе не рассказал. Ей, кстати, надо быть с ним поосторожней. Я стала наблюдать за ним с еще большим рвением. Мужичок устроился за столом, Клавдия напротив.

– Ты, Анатолий Юрьевич, ко мне как на работу ходишь.

– Так ведь душа болит, матушка. Помолюсь с вами, и вроде легче становится.

– В молитве – большая сила, а в совместной молитве – особенная, ибо сказал Господь: где соберутся двое помолиться, там незримо третьим буду я. – Тут Клавдия пристально посмотрела на клиента и добавила: – Вижу, дело твое с мертвой точки сдвинулось.

Анатолий Юрьевич неожиданно покраснел, да не просто покраснел, заалел как пионерский галстук. Видно, Клавдия ненароком угадала. Или это от известия дядю в жар кинуло?

– Вот что, давай-ка чайку попьем, – внезапно предложила подруга. – Поговорим, а потом вместе помолимся.

Она засеменила к двери, двигаясь с трудом, то ли по причине болезни конечностей, то ли под тяжестью грехов человеческих. Ничего от ее обычной походки. Как я уже говорила, перевоплощение впечатляло и касалось буквально всего. Пока Клавдии не было, мужичок поднялся и, осторожно приблизившись к ее креслу, начал оглядываться. Заглянул под стол, потом в тумбочку рядом, пошарил в верхнем ящике.

«Деньги, что ли, ищет?» – с сомнением подумала я.

Он чуть приподнял скатерть, но тут услышал шаги Клавдии и юркнул на место. Занятный тип. Скорее всего, он нас подозревает, Клавдию, я хотела сказать, раз уж меня он никогда не видел. Может, он надумал матушку ограбить? А что? От дяди с такой физиономией следует ждать чего угодно. В ограбление я поверю скорее, чем в потребность общей молитвы и дальнейшего прозрения. Хотя по опыту уже знала: жулики очень часто бывают доверчивы.

Клавдия держала в руках поднос с чайником, двумя чашками и вазочкой с вареньем.

– Хороший чаек, душистый, – разливая его по чашкам, приговаривала подруга. – Сама в прошлом году травки собирала, у батюшки Серафима. Как душу-то согревает.

Анатолий Юрьевич расплылся в улыбке, попробовал чаек и, подхихикивая, принялся его нахваливать.

– Ну что ж, за чайком и поговорить не грех, – сказала Клавдия, дождавшись, когда Сизов допьет чай, сама она его чуть пригубила. Но Сизов внимания на это не обратил, уставившись на Клавдию, видно, ждал откровения. – Размышляла я о тебе, мил человек, – продолжила она. – Молилась. И было мне пророчество. Нехорошее. Вот и хочу спросить тебя: не вздумал ли ты шутки шутить с Господом нашим? Молишься об одном, а хочешь другого, забывая: душа человеческая для него – открытая книга. И мне он ее чуток приоткрыл, чтоб и я заглянуть могла.

Клавдия сделала паузу, мужичок выпучил глаза, а потом вдруг хрястнулся лбом о столешницу.

«Это его так от раскаяния плющит?» – подумала я. Клавдии, как видно, в голову пришла та же мысль.

– Ну-ну, успокойся, – потрепала она его по плечу. – Ибо сказано в Писании: кто истинно раскаивается, увидит царствие небесное. Успокойся, говорю, – посуровела Клавдия, но и это на него не подействовало. Он так и лежал, уткнувшись лбом в столешницу.

– Эй, – Клавдия, вновь протянув руку, встряхнула его сильнее. Голова чуть переместилась, но как-то странно, словно мужичок не имел к этому никакого отношения. – Лизка! – заорала Клавдия, а Сизов стал заваливаться влево и грохнулся на пол.

Я опрометью бросилась к ним. Когда появилась в комнате, Клавдия, склонившись к клиенту, легонько била его по щекам.

– Царица небесная, – пробормотала она, посмотрела на меня мутно и добавила: – Что за фигня?

– Надо «Скорую» вызывать, – завертелась я рядом. – Где мобильный?

– Какая «Скорая»? Помер он.

Клавдия стянула с головы платок и теперь сидела на полу рядом с мужиком.

– Как помер? – не поверила я. – С чего бы ему помереть.

– А хрен его знает… Взял и помер… зараза.

– Да с какой стати ты так решила?

– А с такой, что не дышит. И пульса нет.


Я принялась искать пульс, но не нашла, может, плохо искала впопыхах, а может, его и не было.

– Твою мать, – пробормотала Клавдия и начала грызть ногти.

– Подожди, нужно зеркало. Где у тебя зеркало?

Зеркало хоть и не сразу, но нашлось. Я поднесла его к губам Сизова и замерла в ожидании. В гробовой тишине мы несколько минут ждали, когда оно запотеет.

– Я же говорю, отошел клиент, – вздохнула Клавдия.

– Вовсе нет, здесь какая-то ошибка.

– Какая там ошибка, самый настоящий трындец. Извиняюсь за выражение, полное фиаско.

Я опять поискала пульс, подержала зеркало, похлопала мужика по щекам и заподозрила, что передо мной покойник. Лицо выглядело отрешенным и жутковатым.

– Если «Скорая» уже не поможет, надо звонить в полицию. Пусть они его заберут. У меня мурашки по коже, когда я на него смотрю, – пожаловалась я.

– Подожди со своими мурашками. Надо подумать.

– Чего думать? Вызываем «Скорую» или ментов. Каждую минуту промедления придется объяснять. Вдруг выяснится, что мы могли его спасти, если бы сразу позвонили?

– Разве только это придется объяснять? – горестно кивнула Клавдия.

– А что еще? – заволновалась я.

– Все. Ты глянь на меня.

– Переоденься. Ты – частный предприниматель, вид деятельности – оказание психологической помощи населению, налоги платишь… сколько не жалко, – добавила я. – Главное, платишь. Конечно, нас ожидают трудные времена, но ничего особо страшного. Станешь матушкой Пистемеей и сменишь адрес.

– Оно, конечно. Лизка, я его разговорить хотела. Достал он меня хитростью и коварством. Все вопросы аккуратненько обходит, фокусник. Вот я травки в чай и добавила.

– Какой травки?

– Такой.

На мгновение повисла тишина, а потом я заорала:

– Ты его отравила!

– Да не травила я его, разговорить хотела. Помнишь, как Вовчик с этой травы соловьем заливался, мы еще смеялись до слез.

– Теперь вряд ли посмеемся, – буркнула я.

– А я про что?

– Сколько ты в чайник насыпала?

– Ложечку. Или две. Видимо, две. Наверняка хотела.

Я устроилась на полу рядом с Клавдией, стараясь не смотреть на покойника.

– Но не от этого же он умер? Вовке было хоть бы что. Наутро жаловался, что башка болит, а в остальном – порядок.

– Вовка молодой, – вздохнула Клавдия. – А у этого, может, сердце больное. Или еще чего.

– Об этом надо было раньше подумать.

– Что ж, вызывай ментов. Придется сдаваться.

– Эта дрянь в доме еще есть?

– Есть. Я ж у Генки тогда целый пакет свистнула, у своего бывшего. Он по пьяни ничего не помнил, вот я и взяла. Всю душу вымотал своими пороками.

– Пакет надо немедленно выкинуть.

– Куда?

– На помойку, конечно. Нет, на помойку не годится, вдруг кто-то найдет. В унитаз спустить. Точно. Где пакет?

– В кухне, за холодильником. Все равно объяснять придется, откуда у меня эта дрянь.

– Ничего не придется. Мы не знаем, где он ее раздобыл. Скажем, принял перед тем, как к нам пришел. Уничтожаем улики и звоним в полицию.