Осколок моего сердца

У Финна подогнулись колени, и он рухнул на тротуар. Последней на запорошивший бетон первый снег упала голова.

— Фи-иинн! Нет, Финн, нет! Кто-нибудь, вызовите «Скорую»! Его ударили ножом!

Это крикнула Кларисса. Последним, что увидел Финн, стала любимая сотрудница его бара, безуспешно пытающаяся остановить кровотечение, прижимая свой фартук к его толстовке.





* * *


Зрители не смогли остановить драку, но вид Финна, которого они все любили и который сейчас, окровавленный, лежал на снегу, в корне изменил настрой толпы. Перестав быть сторонними наблюдателями, они набросились на двоих драчунов и общими усилиями задержали их до прибытия полицейских.

«Скорая» подъехала через несколько минут, но Лу Финни уже был мертв. Тем временем завсегдатай бара по имени Роки нашел открытый складной нож футах в двенадцати от тела Финна, отброшенный туда либо убийцей, либо кем-то еще, умышленно или нет, во время неразберихи, которая последовала за убийством. И, чтобы оказать последнюю помощь своему другу, Роки покараулил нож, не дав никому дотронуться до него до приезда полиции.

Полицейские, первыми прибывшие на место преступления, выяснили, что драчуна с темными волосами звали Дэррен Гантер, он учился на третьем курсе Вассара и именно он отмечал сегодня в баре Финна свой двадцать первый день рождения. А рыжего звали Джей Прэтт, ему было двадцать семь лет, и он являлся брокером по операциям с коммерческой недвижимостью. Детективом, которого первым вызвали на место преступления, оказался Лео Фарли, восходящая звезда полицейского департамента Нью-Йорка.





Глава 18




Лори заметила, что ее отец встал и начал ходить по комнате, излагая доводы в пользу виновности Дэррена Гантера в убийстве всеми любимого владельца бара в Вест-Виллидж по имени Лу Финни. Он явно не находил себе места.

— Это была драка в баре, которая вышла из-под контроля, — объяснил Лео. — Гантер был красивым, харизматичным студентом колледжа, обладающим самоуверенностью мультимиллионера, коим он твердо намеревался стать. Для сравнения: Джей Прэтт был скучным коротышкой, парнем из пафосного Верхнего Ист-Энда, который занимал теплое место в компании своего отца по проведению операций с коммерческой недвижимостью. А Лу Финни? Он был тем хорошим парнем, который попытался помешать двум забиякам бузить в его баре. Его гибель стала ударом для многих жителей округи. Весть о том, что он погиб, распространилась быстро, и к следующему утру уже весь тротуар перед баром был покрыт цветами и самодельными открытками с соболезнованиями.

Алекс, сидящий на диване рядом с Лори, подался вперед, поставив локти на колени и сложив пальцы домиком.

— Я помню, как это было, — сказал он. — Я тогда тоже был студентом. Тем вечером несколько моих друзей из Фордемского университета отправились в Вест-Виллидж, чтобы выпить, а я не пошел. Мне оставалось сдать последний выпускной экзамен, и надо было готовиться к нему. Мои друзья подошли к бару «У Финна» и увидели рядом с ним полицейских и ленту, которой огораживают места преступлений. На следующий день они сказали мне, что могли бы находиться в этом заведении в то самое время, когда разразилась драка, если бы не застряли в пробке, которую вызвал снегопад.

— Я тоже помню этот случай, — добавила Лори. — Я тогда только что приехала домой на зимние каникулы, и на следующее утро ты рассказал об этом деле маме, когда ненадолго забежал в квартиру, чтобы перекусить. А когда ты вернулся домой вечером, Гантер уже признался.

— Нет, дело обстояло сложнее, — ответил Лео, помахав пальцем. — Когда я заехал домой утром, у меня была первая версия его признания, но я знал, что Гантер передергивает, искажает факты, чтобы иметь возможность убедить присяжных в своей невиновности. И именно разговор с твоей матерью помог мне его разоблачить. Я вернулся в участок и допросил Гантера снова. И заставил его сбросить маску.

Лори вспомнила еще кое-что из того дня.

— Я припоминаю, как ты тогда сказал маме, что это она раскрыла дело.

Пытаясь уразуметь, что к чему, Алекс смотрел то на Лори, то на Лео, словно зритель, следящий за теннисным матчем на Уимблдонском турнире.

Видя, что он никак не может взять в толк, о чем идет речь, Лео пояснил:

— Финн пытался прекратить драку, когда дерущиеся вывалились на улицу, но Гантер и Прэтт норовили вцепиться друг другу в глотки. К тому же вместе с ними на тротуаре оказалось несколько зрителей из бара, а затем подошло еще немало зевак. Это было настоящее светопреставление. В конце концов Финн рухнул наземь — оказалось, что он получил два удара ножом в живот. — Лео дотронулся до своего живота чуть выше брючного ремня, показывая расположение ран. — Никто не видел, как в него вонзили нож, но было очевидно, что, скорее всего, это сделал кто-то из двух драчунов — Гантер или Прэтт.

— Каждый из них обвинял в этом другого, — пояснила Лори, торопя рассказ, поскольку знала, что ее отец вполне может рассуждать об этом деле целый час, особенно теперь, когда Дэррен Гантер уже несколько месяцев извращает факты, трубя о том, что он якобы невиновен. Она понимала, что Лео помешан на фактах, но ей не терпелось узнать, как именно все это может соотноситься с исчезновением Джонни.

— Когда я зачитал им их права — разумеется, в разных комнатах для допросов — и один, и другой сказали, что нож, должно быть, принадлежал второму участнику драки. А свидетелей у меня не было, поскольку Гантер, Прэтт и Финн находились слишком близко друг к другу, чтобы остальные смогли что-то разглядеть. К тому времени, когда Финн упал, нож уже бросили на тротуар и кто-то быстро протер его рукоятку, чтобы уничтожить отпечатки пальцев. На обоих парнях имелась кровь Финна, она была и на их руках, но это ни о чем не говорило. И тогда я немного погодя сказал Гантеру, что обнаружили на ноже его отпечатки. И, само собой, сообщил то же самое Прэтту.

— А чьи отпечатки вы нашли там на самом деле? — спросил Алекс.

— Мы не нашли на рукоятке никаких отпечатков, — ответил Лео. — Хотя, разумеется, чтобы удостовериться в этом окончательно, криминалистической лаборатории понадобилась пара недель. Но в тот вечер я сказал им обоим, что тот, кто протирал рукоятку ножа, кое-что пропустил, и мы нашли два частичных отпечатка пальцев. Я объяснил им, что узор каждого такого отпечатка состоит из петель, завитков и дуг и заявил, что на одном частичном отпечатке мы обнаружили тринадцать совпадений, а на втором двадцать. Практически это была лекция по криминалистике. Я даже принес слайды из числа тех, которыми на суде мог бы оперировать эксперт, чтобы каждый из них увидел эти совпадения своими собственными глазами — но эти слайды относились к совершенно другому делу.

— В этом нет ничего противозаконного, — заметил Алекс. — Даже в мою бытность адвоката по уголовным делам я знал, что во время допросов полиции разрешено применять обман.

— Вот именно, — подтвердил Лео, — при условии, что обвиняемый дает показания добровольно, а так оно и было. Ну, так вот, Прэтт сразу же бросил мне вызов, потребовал, чтобы я принес ему Библию или детектор лжи, чтобы он мог поклясться, что никогда не притрагивался к этому ножу. И уверял, что в лаборатории наверняка перепутали его дактилоскопическую карту с дактилоскопической картой Гантера. Другое дело Гантер — по его лицу я видел, как крутятся колесики в его мозгу. И он вдруг полностью поменял показания — заявил, что это Финн достал нож и пригрозил, что покажет им двоим за то, что они затеяли драку в его баре. И что он, обороняясь, пытался отнять у Финна оружие, но тут кто-то толкнул того прямо на него.

— Притом дважды? — скептически спросил Алекс. — Он случайно ударил человека ножом два раза?

Лео покачал головой.

— Поэтому-то я и сказал, что это была первая версия его признания. Я сразу понял, что это фуфло. И у Гантера при этом был такой самодовольный вид, когда я выходил из комнаты, он почти что улыбался, как бы говоря: попробуй опровергни мою версию событий. Ты видела интервью, которые Гантер давал всем этим льстивым телеведущим? Он бы ни за что не согласился ответить на вопросы настоящего журналиста или человека, разбирающегося в криминалистике. Теперь он звезда шоу-бизнеса. Он и тогда был таким же высокомерным, как сейчас.

— В посвященном ему биографическом очерке, напечатанном в журнале «Вэнити фэр», его назвали обезоруживающе обаятельным, — заметила Лори.

— И он это знает, — подхватил Лео. — Благодаря этому самому обаянию и своему уму он и получил возможность бесплатно закончить престижную подготовительную частную школу-интернат и поучиться в Вассаре.

— Наверное, тут ему помогли и его лживые утверждения о том, что он сирота, — добавила Лори.


Готовясь к суду, Лео и другие детективы обнаружили, что под харизматичным фасадом у Гантера имелась и темная сторона. Он был внутренне закомплексован, манипулировал людьми, чтобы иметь доступ в высшие круги и затем красть ценные вещи у тех, у кого он бывал, и при этом лгал насчет своих происхождения и биографических данных. Преподаватели, учившие его в старшей школе и колледже, полагали, что он лишился родителей, когда учился в средней школе, поскольку они якобы погибли при крушении их частного самолета, но на поверку оказалось, что его мать, которая воспитывала его одна, была жива и здорова и работала экономкой в Форест-Хиллз.

Но в ночь после убийства Лео ничего этого не знал. И именно мать Лори указала ему новое направление для допроса, когда на следующее утро он ненадолго забежал домой.

— У Эйлин всегда была такая потрясающая интуиция, — сказал Лео, и его голос потеплел от воспоминаний о матери Лори. — Я видел в Гантере и Прэтте всего лишь двух молодых забияк, напившихся в баре и затеявших драку. А она спросила, из-за чего они подрались. Гантер ничего об этом не говорил, а Прэтт сказал, что это произошло после того, как он заказал выпивку для девушки, с которой учился в подготовительной частной школе-интернате. Эйлин услышала это, и… бац! — Лео поднял палец. — Эйлин сказала: «Все ясно! Я тебе ручаюсь, что Гантер пытался помешать той девушке поговорить с другим парнем». И после этого я, само собой, опросил барменшу из бара «У Финна», девушку по имени Кларисса ДеСанто. По ее словам, Гантер тогда весь вечер клеил девицу, которая на вид была старше его года на три. Для посещения бара в Вест-Виллидж она оделась в джинсы и свитер, но на ней к тому же имелись кольцо с бриллиантом в два карата и куча браслетов фирмы Картье.

— Что, она была слишком хороша для такого как Гантер? — спросил Алекс.

— Да, у Клариссы сложилось именно такое впечатление, и я начал ее искать и нашел по номеру кредитки, которой расплатилась одна из ее подруг. Ее звали Джейн Холлоуэй, и она училась с Прэттом в одной старшей школе. По ее словам, Гантер подбивал к ней клинья весь вечер. Поначалу она была польщена, но затем они с ее друзьями начали насмехаться над ним за его спиной, говоря, что он станет таким же жуликом, как Волк с Уолл-стрит из одноименного фильма, и все такое прочее. В конце концов она решила приврать и сказала ему, что помолвлена, чтобы он отстал. Затем, когда появился Прэтт, Гантер заявил: Должно быть, ты и есть счастливый жених. Ну, так вот, твоя невеста весь вечер проболтала со мной. После этого быстро выяснилось, что никакой помолвки не было. Джейн здорово оконфузила его.

— Значит, все дело было в его драгоценном самолюбии, — заключил Алекс.

— Вот именно, по крайней мере, так полагал я. Я опять привел его в комнату для допросов и на этот раз ясно дал ему понять, что мне известно, насколько он закомплексован. Каким отвергнутым он чувствовал себя тогда, потратив свой день рождения на попытки склеить девушку, до которой ему было далеко, как до луны. И которая ни во что его не ставила. Когда он понял, что я все знаю — что я вижу его насквозь, — он наконец признался и на сей раз сказал правду. Он называл ту девушку и ее друзей такими словами, которые нельзя повторить в приличном обществе, и сознался, что он зарезал Финна в приступе слепой ярости.

— И все только потому, что его отвергла женщина, — заметила Лори.

— К сожалению, такое бывает часто, слишком часто, — сказал Лео. — Когда начался суд, Гантер стал отрицать, что он вообще сделал это признание. Он заявил присяжным, что я сфабриковал его, сфабриковал до самого последнего слова, и повторил, что он никогда в глаза не видел этот нож и понятия не имеет, кто зарезал Лу Финна. И сказал, что, должно быть, это сделал кто-то из толпы.

— И ты в самом деле считаешь, что Гантер мог быть причастен к исчезновению Джонни? — спросила Лори.

— Он всегда руководствовался желанием все держать под контролем, — сказал Лео. — Тогда он хотел стать предприимчивым и пробивным финансовым гением, а теперь вживается в роль талантливого писателя, которого полиция ни за что, ни про что упекла за решетку. И угадайте, кого он выставляет в роли плохого парня, пытаясь уверить всех, что он ни в чем не виноват? — Лео взмахнул рукой. — Меня. Вероятно, Гантер надеялся, что я уже лежу в могиле или играю в стариковские игры где-нибудь на пляже, нисколько не интересуясь каким-то там давним делом. Но со мной у него вышел облом. Я стою на своем и упорно сражаюсь с его попытками уверить всех в том, что его посадили ни за что. Если я не скажу, что его признание было сфабриковано мной, окружной прокурор не согласится отменить вынесенный ему обвинительный приговор.

Лори закрыла глаза и попыталась представить себе, как Дэррен Гантер из своей тюремной камеры планирует похищение ребенка, чтобы получить возможность давить на полицейского, который преграждал ему путь к свободе. Она знала — Гантер хитер и обаятелен. У него налажены связи с людьми на воле, которые, возможно, готовы помогать ему, полагая, что таким образом они обеспечат торжество справедливости.

Но каким образом Гантер смог узнать, что ненавистный ему коп связан с ребенком, который родился через восемь лет после того, как он попал в тюрьму? И тут Лори вдруг вспомнила фотографию из статьи в журнале, которая теперь висела в рамке на стене ее кабинета в телестудии.

— Папа, после того, как ты в прошлом году вернулся на службу в полицейский департамент Нью-Йорка в подразделение антитеррора, журнал «Нью-Йорк мэгэзин» опубликовал очерк о тебе, — сказала она. — Автор очерка подробно остановился на том, как ты оставил службу, чтобы помогать мне растить Тимми после убийства Грега. Помнишь, как я переживала, когда журнал опубликовал фотографию нас троих, сделанную на матче с участием «Янкиз»?

Она, Тимми и Лео смотрели тот матч в качестве гостей, сидя в ложе мэра. Тогда Лори пыталась оградить Тимми от внимания публики, но, по-видимому, репортажный фотограф стадиона сфотографировал их троих и выложил снимок в базу данных изображений, доступную для прессы. И вместо того, чтобы использовать официальное фото Лео, которое было сделано полицейским департаментом Нью-Йорка и которое журналу предоставил он сам, редакторы почему-то предпочли поместить у себя старый семейный снимок, взятый из интернета.

Алекс сразу понял, к чему она клонит.

— Та фотография с бейсбольного матча была сделана два года назад.

А тогда Тимми выглядел примерно так, как сейчас выглядит Джонни, — подумала Лори.

— Прежде чем что-то предпринять, нам следует сообщить об этом Марси и Эндрю, — сказала Лори.

— Вероятно, они все еще в моем номере, — ответил Алекс. — Должно быть, они уже сообщили обо всем близнецам. Давайте пойдем к ним.





Глава 19




По тому, как машина замедлила скорость, и по многочисленным поворотам Джонни понял, что они съехали с шоссе. Солнечный свет в щелках сменился светом задних фонарей, значит, сейчас уже темно.

Еще один поворот, затем последовала тряска, как будто они ехали по камням или гравию. Потом машина остановилась.

Один, два…

Он начал считать про себя, как делал всякий раз, когда машина делала остановку. Во время самой долгой из них он досчитал до ста семнадцати. Той самой, когда этот дядька вышел из машины, поговорил с ним и дал ему имбирного эля.

С тех пор остановки были короткими — наверное, перед стоп-знаками или на красный свет. Может, сейчас они остановились уже окончательно, и дядька явится за ним опять?

Восемь, девять…

Он услышал, как что-то тихо гудит снаружи. Это точно не животное и не птица, подумал он. Это работает какой-то механизм.

На счет пятнадцать гудение прекратилось, и автомобиль поехал опять. Его слегка тряхнуло на бугре, затем колеса снова покатились по ровной дороге. Больше никаких камней, никакого гравия.

Еще одна остановка.

Один, два…

Мужчина заглушил двигатель. После того, как он дал Джонни имбирного эля, это произошло впервые. Он затаил дыхание, боясь того, что может случиться теперь.

Гудение машины послышалось опять и стало громче.

Как только шум прекратился, он услышал голос дядьки.