Осколки времени

– Я позабочусь о том, чтобы пистолет поместился, когда буду готовиться, – я снова зеваю, – простите.

– Сколько часов прошло с тех пор, как ты спала? – спрашивает Кэтрин с понимающим взглядом.

– Это было в Лондоне, значит, вчера вечером, – я пожимаю плечами. – Я в порядке. Ничего такого, с чем бы не справилась чашка кофе от Коннора.

Кэтрин протягивает руку и забирает сумочку обратно.

– Нет. Тебе нужно больше спать, а не меньше, когда ты совершаешь перемещения на длинные дистанции. Меня не волнует, насколько хорошо ты владеешь этим ключом, перемещение вымотает тебя. И я могу только представить себе влияние нескольких путешествий в разные места и за один день. Мы никогда этого не делали, даже во время тренировок между путешествиями у нас был выходной день или два, – она качает головой. – Тебе нужно собраться с мыслями, а это трудно сделать, когда ты так измотана.

– Но Трей только что приехал. Я все равно не думаю, что смогу заснуть. И нам нужна еда.

– Мы возьмем еду, – говорит Кэтрин. – И Трей может остаться, пока ты не успокоишься и не уснешь. Но платье я пока оставлю у себя.





* * *



Западная 113-я улица, дом 278, Нью-Йорк



9 ноября, 1926 года, 15:12


Идет сильный дождь. Гораздо сильнее, чем я могла бы предположить, глядя через ключ. Я сделала уже пять перемещений и очень надеюсь, что Бесс дома и в настроении поговорить, потому что я устала ее преследовать.

Во время первого перемещения этим утром я установила наблюдательные точки для слежки за домом Гудини. 4 апреля 1965 года – ясным весенним утром, выбранным совершенно случайно, – я отправилась в стабильную точку за Блок-хаусом в Центральном парке и прошла несколько кварталов до 113-й улицы, где установила четыре местных пункта наблюдения за входами и выходами из дома номер 278. Затем я поймала такси и сделала несколько остановок возле клуба Элкс, где проходила поминальная служба, и еще несколько возле кладбища Махпела.

По большей части это была пустая трата времени. Первоначально планировалось поймать Бесс на службе или на похоронах. По данным газеты «Нью-Йорк таймс», 4 ноября на службе Гудини присутствовало более двух тысяч человек, но, побывав там, я бы сказала, что это было преуменьшением. Я не смогла даже близко подойти к Бесс.

Поэтому я провела следующий час в ХРОНОС-версии слежки, наблюдая за стабильными точками вокруг дома Гудини с дивана в своей комнате. Друзья провожали Бесс домой, и за ней тянулся нескончаемый поток посетителей до самого раннего вечера, когда она отправилась на вторую панихиду в ближайший театр.

Вот тогда-то все и стало интересно. Машина с Бесс едва успела завернуть за угол, как на крыльце в ярком голубом свете появились двое мужчин. Хотя я не видела их лиц, я почти уверена, что одним из них был Саймон. Второй парень был выше и тоньше, но это все, что я могла сказать по его силуэту.

Как только они оказались внутри, на всех четырех этажах в течение почти двух часов наблюдалась прерывистая активность. Свет медальонов потух примерно за минуту до того, как Бесс вернулась домой, значит, они явно следили за ее передвижениями. И если только им не повезло в эту последнюю минуту, я не думаю, что они нашли то, что искали.

Значит… киристы знают, что у Гудини есть ключ. Но как давно они это знают? И кто им сказал? Я не знаю, но, учитывая, что они явно следили за домом, я рада, что послушала Трея, когда он предложил отправиться в случайную дату, чтобы установить эти точки наблюдения.

В тот вечер и на следующее утро в доме царила бурная полицейская активность. Я перескочила на несколько дней вперед, надеясь, что настанет время, когда все внимание утихнет и Бесс останется одна, но спустя около получаса я сдалась. К черту все это. Ожидание точного, совершенно правильного момента, чтобы представить себя, не самая лучшая идея сейчас, когда на носу конец света.

И вот я здесь, под дождем. Я ныряю под зонт, переходя улицу, чтобы защитить себя от дневного ливня, и от любого, кто может наблюдать за мной через ключ ХРОНОСа. На мой стук почти сразу же открывает женщина средних лет. Бросив быстрый взгляд на мое лицо, она говорит:

– Бесс уже давно ждет тебя.

И в фойе, и в гостиной поначалу темно. Мне не кажется, что это просто потому, что дом в трауре или даже из-за пасмурного неба. Это просто темный дом – панели темные, а окна узкие. Я сомневаюсь, что он будет светлым и воздушным даже в самый прекрасный весенний день.

Мы миновали три лестничных пролета и заходим в библиотеку, и когда женщина открывает дверь, я вижу Бесс, сидящую на ковре. Повсюду разбросаны бумаги, и она расставляет книги на полках. Теперь она постарела и почти совсем поседела, но черты лица у нее по-прежнему детские.

– Спасибо, Мэри, – говорит Бесс, не поднимая глаз.

Когда Мэри закрывает дверь, я слышу нечеловеческий визг, сопровождаемый высоким голосом, провозглашающим: «Я Великий Гудини».

Я подпрыгиваю, поворачиваясь на звук. Очертания клетки на фоне окна показывают, что это всего лишь глупый попугай. Я пытаюсь расслабиться, но прилив адреналина приводит мое тело в полную боевую готовность, и я снова подпрыгиваю, когда Бесс захлопывает очередную книгу.

– Миссис Гудини, – начинаю я, – примите мои…

– Это вы отправили их?

– Кого?

Она поднимает с пола еще одну книгу и машет мне, прежде чем положить ее на полку.

– Нет, я не посылала людей, которые это сделали. Но я видела, как это произошло. Я наблюдала через ключ в ночь похорон вашего мужа. Двое мужчин с ключами ХРОНОСа вломились в ваш дом. Я не смогла бы остановить их, миссис Гудини, не предупредив их о том, что я знаю, что медальон у вас. И слишком многое поставлено на карту, чтобы я могла так рисковать. Они нашли его?

– Нет. И ты тоже не найдешь.

Мой желудок сжимается.

– Он избавился от него?


– Я этого не говорила, – фыркает она. – Я только сказала, что ты его не найдешь. Исправь все… верни его мне… и потом я отдам тебе ключ.

Бесс сует, с характерным звуком, еще две книги на полки и тянется за третьей.

Я присаживаюсь на корточки в метре от нее, чтобы оказаться на уровне ее глаз.

– Я не могу этого сделать.

Она очень быстрая. Книга вырывается у нее из рук и летит мне в голову, прежде чем я успеваю это осознать. Я едва успеваю поднять руку. Но даже в этом случае сила удара лишает меня равновесия и я падаю на спину.

– Ты знала, что они собираются его убить! – кричит она. – Разве не так? И ты ничего не сделала, чтобы остановить это! Ничего, чтобы предупредить нас, чтобы мы могли принять меры предосторожности.

Я беру книгу, которая отскочила от моей руки: «Был ли Авраам Линкольн спиритуалистом?» – и убираю ее подальше. Однако на другой стороне у нее все еще полно патронов, поэтому я не спускаю глаз с ее рук.

– Они его не убивали, миссис Гудини. Я не знаю, помните ли вы, что Кирнан рассказывал вам о путешествиях во времени, но я читала исторические отчеты из этой временной линии и из той, когда еще не было киристов, угрожающих кому-либо. Он умер в тот же день, причем оба раза совершенно одинаково.

– Брехня! Тогда почему этот парень спросил его о ключе? До того, как он ударил его?

Мне нужно подумать о том, что означает первая часть, но я понятия не имею, как ответить на ее вопросы.

В обеих линиях Гудини умер от разрыва аппендикса. В обоих случаях страховка выплачивала двойную компенсацию, потому что какой-то парень ударил его в живот, когда он не был готов. Очевидно, Гудини любил изображать из себя мачо, что меня не удивляет, поскольку я его встречала. Некоторые биографы говорили, что он ходил и бросал вызов молодым парням, чтобы они били его в живот, говоря, что он может перенести все их удары.

И обычно у него получалось. Высвобождение от наручников и смирительных рубашек, будучи подвешенным за лодыжки, требует довольно твердого пресса. Но на этот раз его аппендикс был воспален, или, может быть, это потому, что он подвернул лодыжку и лежал на кушетке, когда это случилось, не мог должным образом собраться. Существует полдюжины различных версий и по меньшей мере столько же теорий. Но это одни и те же версии в обеих временных линиях.

Гудини отправился выступать в тот же вечер, несмотря на бушующую лихорадку. В конце концов его отвезли в больницу и удалили аппендикс. Казалось, ему становится лучше, но вскоре после полудня на Хэллоуин он умер.

Та же травма, та же цепь событий. В обеих временных линиях… по крайней мере, до сих пор.

– Вы можете мне точно сказать, что произошло? – спрашиваю я.

– Я могу рассказать тебе то, что он сказал мне. В вестибюле отеля «Принц Уэльский» к нему подошли два парня лет двадцати. Он читал свою почту, и один парень спросил, правда ли, что он может принять удар в живот не дрогнув. Как всегда, Гарри ответил «да». Парень ударил его кулаком. Потом он наклонился и очень тихо сказал, что собирается ударить его так сильно, что он умрет, если не отдаст ключ.

Он здесь потому, что хочет увидеть линчевание.

Я слышу голос Кирнана, объясняющего, почему Саймон оказался в 1938 году. А в Цинциннати было что-то особенное. Я не знала полной истории, но Саймон любит появляться посреди хаоса. Я предполагаю, что он парень, который должен был ударить Гудини в тот день – Уайтхед в большинстве историй так и не получил шанса. Саймон в буквальном смысле опередил его.

– Но Гудини не отдал им ключ?

– У него не было ключа! Я заставила его снять эту штуку после того, как мы покинули отель в Истборне. Уже в Монреале мы были без него. Я сказала ему, что мне невыносима сама мысль о том, что он выйдет на сцену с этой штукой. Я даже вернулась в ресторан, чтобы отдать его тебе в тот вечер…

Бесс замолкает на полуслове, понимая, что рассказала то, чего не должна была.

– То есть я думала об этом, но…

Я достаю свой медальон, и она тянется ко мне, хватая его.

– Нет! Ты должна вернуть мне его.

– Я не могу, мне очень жаль.

Бесс цепляется за мою руку, пытаясь достать ключ, и я отталкиваю ее. Я не хочу причинять ей боль, но она собирается напасть снова, ее кулак в воздухе нацелен на меня.

Опрокидывание крошечной женщины средних лет не доставляет мне никакой радости, но у меня нет выбора.

– Мне очень жаль, – повторяю я, переворачивая ее и прижимая к ковру. – Вы в порядке? – Череда проклятий, которыми она осыпает меня, наводит на мысль, что ее рот и мозг как минимум все еще в рабочем состоянии.

На лестнице слышится стук чьих-то ног. По-видимому, крик Бесс – это то, к чему Мэри привыкла, но не к громкому стуку тела, падающего на пол.

Бесс тоже слышит шаги.

– Мэри! Звони в полицию!

Шаги замирают, а потом удаляются. Почти сразу же Бесс понимает, что совершила еще одну ошибку.

– Нет, подожди! Мэри! Помоги!

Шаги продолжают затихать. Либо Мэри не расслышала последних слов, либо ей надоело бегать вверх-вниз по лестнице.

– Бесс, твой муж умирает в Хэллоуин 1926 года в обеих временных линиях. Я не могу это изменить, и мне нужен ключ.

– Меня не будет там, чтобы отдать его тебе! Я передумала…

У меня ушло три попытки, чтобы зафиксировать стабильную точку, потому что Бесс извивается подо мной, постоянно дергая мою руку и нарушая мой фокус. Наконец я фокусируюсь на платье 1905 года, которое принадлежало другой-Кейт, лежащем прямо там, где я его оставила, перекинутым через спинку моей кровати.