Осколки прошлого

Энди громко сглотнула.

— Все будет хорошо, милая. Мы просто поговорим. — Лора вставила прослушивающие устройства в уши. На ощупь они были похожи на морские камешки. Она спросила Розенфельда: — Что именно он должен сказать? Что ему вменяется?

— Все, что может считаться признанием ответственности за действия Паулы Эванс-Кунде. Например если Морроу скажет, что это он велел ей ехать на ферму, этого будет достаточно. Ему необязательно говорить, что он послал ее туда, чтобы убить кого-то или похитить вашу дочь. В этом прелесть соучастия. От вас требуется только заставить его подтвердить, что это он руководил действиями Паулы Кунде. Чтобы это было записано.

Прежний Ник с большим удовольствием брал на себя ответственность за все, но Лора понятия не имела, извлек ли нынешний Ник что-то из своих ошибок.

— Я могу только попытаться.

— Это уже неплохо. — Один из охранников поднял вверх большой палец. — Звук проходит отлично.

Розенфельд показал ему большой палец в ответ.

— Вы готовы? — спросил он Лору.

Она почувствовала комок в горле. Улыбнулась Энди.

— Все отлично.

— Должен сказать, мы слегка волнуемся, что отправляем вас в одну комнату с этим парнем, — признался Майк.

Лора понимала, что он просто пытается разрядить обстановку.

— Мы постараемся ничего не взрывать.

Энди нервно рассмеялась.

— Я провожу вас прямо до двери, — сказал Майк. — Вы точно не против, чтобы Энди слушала ваш разговор?

— Конечно, — Лора сжала руку Энди, хотя ее грызли сомнения. Она боялась, что Нику удастся как-то склонить Энди на свою сторону. Она волновалась и за свое собственное здравомыслие, потому что он возвращал ее тысячу раз, а сбежать ей удалось только однажды.

— Ты все сделаешь отлично, мам, — улыбнулась Энди, и это так напомнило Лоре Ника, что у нее перехватило дыхание. — Я буду здесь, когда ты вернешься. Хорошо?

Лора смогла только кивнуть.

Майк сделал шаг назад, чтобы Лора смогла выйти за охранником в другой длинный коридор. Он сохранял дистанцию, но она слышала за спиной его шаги. Лора коснулась пальцами стены, чтобы перестать ломать руки. С ее сердцем творилось что-то странное.

Она готовилась к этому месяц, но теперь чувствовала себя чудовищно неподготовленной.

— Как дела? — спросил Майк, очевидно пытаясь снова ее отвлечь. — У Энди? Как у нее дела?

— У нее все великолепно, — сказала Лора, и это не было большим преувеличением. — Хирург извлек бо́льшую часть пули. Серьезного вреда здоровью рана не нанесла. — Майк не спрашивал про ее физическое состояние, но она не собиралась обсуждать личное с мужчиной, который флиртовал с ее дочерью. — Она нашла квартиру в городе. Думаю, сможет вернуться в колледж.

— Ей стоит попробовать себя в Маршальской службе. Она проявила себя как чертовски хороший детектив, пока была в бегах.

Лора тяжело на него взглянула.

— Я скорее запру ее в подвале, чем позволю стать легавой.

Он рассмеялся:

— Она невозможно прелестна.

Лора забыла про наушники. Все его слова предназначались Энди. Она уже открыла рот, чтобы поставить его на место, но какой бы едкий комментарий Лора ни выдала, он бы все равно потонул в шуме, доносившемся из дальней комнаты.

Ее горло сжалось. Лора до сих пор помнила, как звучит комната для посетителей.

Надзиратель вставил ключ в замок.

— Мэм, — Майк отдал ей честь, приложив руку к козырьку, а потом зашагал обратно в комнату для прослушки.

Лора сжала зубы, пока надзиратель открывал дверь. Она зашла внутрь. Он закрыл дверь и начал искать ключи от второй.

Она никак не могла перестать выкручивать себе пальцы. Это было ее главное воспоминание о тюрьме: множество запертых дверей и решеток, ни одну из которых ты не можешь открыть.

Лора подняла глаза к потолку и сжала зубы еще крепче. Она снова оказалась в зале суда с Ником. Она снова стояла за трибуной, выкручивала себе пальцы и старалась не смотреть ему в глаза. Если бы она позволила себе секунду слабости, ее сердце рассыпалось бы на куски и все пошло прахом.

Сдай его.

Охранник открыл дверь. Голоса стали еще громче. Она услышала детский смех. Стук мячиков для пинг-понга. Она дотронулась до пластмассовых наушников, чтобы проверить, не вывалились ли они. Какого черта она так нервничает? Она вытерла потные ладони о джинсы, встав у запертых дверей — последней преграды между ней и Ником.

Все было не так.


Она хотела перемотать этот день на утро и начать все заново. Она твердо решила не одеваться специально ради этого события, но теперь проклинала себя, что остановилась на обычном черном свитере и джинсах. Нужно было надеть каблуки. Нужно было закрасить седину. Нужно было внимательнее отнестись к макияжу. Нужно было развернуться и уйти, но тут двери открылись, она зашла за угол и увидела его.

Ник сидел за столом в дальнем конце комнаты.

Он поднял подбородок, приветствуя ее.

Лора сделала вид, что не заметила. Она притворялась, что ее сердце не трепыхалось, как птица в клетке, что ее кости не дрожали во всем теле.

Она была здесь ради Эндрю, потому что его предсмертное желание должно было что-то значить.

Она была здесь ради Андреа, потому что ее жизнь наконец-то обрела смысл.

Она была здесь ради себя, потому что хотела показать Нику, что в конце концов смогла освободиться.

Краем глаза она улавливала самые разные движения, пока шла по этой огромной, просторной комнате. Отцы в зеленой униформе подбрасывают младенцев в воздух. Парочки тихо шепчутся, держась за руки. Несколько юристов беседуют в приглушенных тонах. Дети играют в отгороженном уголке. Два стола для пинг-понга заняты счастливыми на вид подростками. Камеры через каждые три метра, микрофоны, свисающие с потолка, охранники у дверей, автомат с колой, экстренный выход.

Ник сидел всего в нескольких метрах. Лора смотрела мимо него, она все еще была не готова к зрительному контакту. Ее сердце подскочило при виде пианино у дальней стены. Школьный «Болдуин Гамильтон» из орехового дерева под лаком. Крышки не было. Клавиши пожелтели и потрескались. Она понимала, что его наверняка давно не настраивали. Ее так заворожил вид инструмента, что она чуть не прошла мимо Ника.

— Горе?

Его сцепленные руки лежали на столе. Невероятно, но он выглядел абсолютно таким же, каким она его помнила. Не в зале суда, не в ванной дома на ферме, когда она потеряла сознание, а на первом этаже мастерской. Александра Мэйплкрофт была еще жива. Ни одна из бомб еще не взорвалась. Ник расстегивает свое короткое синее пальто, целуя ее в щеку.

Швейцария.

— Мне стоит называть тебя Клэйтон? — спросила она, все еще не отваживаясь взглянуть на него.

Он указал ей на стул, стоящий напротив.

— Моя дорогая, ты можешь называть меня как угодно.

Лора сдержала вздох, стыдясь того, что мягкое звучание его голоса все еще может ее взволновать. Она села. На глаз прикинула расстояние между ними, пытаясь понять, не больше ли оно нужного метра. Сцепила руки на столе. Лишь на секунду дала себе волю полюбоваться его лицом.

Все еще прекрасным.

У него были морщины, но совсем немного. Она чувствовала его энергию, как будто в нем бил неиссякаемый источник.

Харизма.

— А ты теперь Лора? — хитро улыбнулся Ник. Ему всегда нравилось, когда его разглядывали. — В честь нашей героини в Осло?

— Это случайность, — соврала она, глядя мимо него, сначала на стену, а потом на пианино. — Программа защиты свидетелей не позволяет тебе ставить свои условия. Ты либо соглашаешься на их, либо отказываешься.

Он покачал головой, как будто эти детали его не интересовали.

— Ты все такая же.

Пальцы Лоры начали нервно поправлять ее седые волосы.

— Не стесняйся, любовь моя. Тебе это идет. Впрочем, ты все всегда делаешь так грациозно.

Она наконец взглянула ему в глаза.

Золотые искорки в его радужке складывались в такой же знакомый рисунок, как звезды на небосклоне. Его длинные ресницы. Взгляд, светящийся любопытством и восхищением, как будто она — самый интересный человек, которого он когда-либо встречал.

— Вот моя девочка, — сказал он.

Лора боролась с будоражащим возбуждением от его внимания, с необъяснимым приступом желания. Ее так легко могло снова засосать в его вихрь. Будь ей хоть семьдесят лет, ее сердце все равно готово было взлететь в воздух, как воздушный шар.

Лора сдалась первая, снова взглянув на пианино.

Она напомнила себе, что там, дальше по коридору, в маленькой темной комнате, Энди слушала. И Майк. Маршал Розенфельд. И шесть охранников в наушниках перед мониторами.

Лора больше не была одинокой юной девочкой. Ей пятьдесят пять лет. Она мать и успешная женщина, победившая рак.

Это ее жизнь.

Не Ник.

Она прочистила горло.

— Ты тоже все такой же.

— Тут у меня не очень много стрессов. Все распланировано за меня. Мне просто нужно быть на месте. А все-таки… — Он нагнул голову, заглядывая ей в ухо: — Возраст — это тяжкое наказание для юности.

Лора дотронулась до наушников. Ложь далась ей довольно легко.