Осколки прошлого
Часть 24 из 87 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Да, спасибо. — Руки Лоры уже не тряслись, когда она прикрепляла бейдж на лацкан своего темно-синего пиджака.
— Мадам, — полици откланялся.
Лора нашла свою трость. Ей хотелось поскорее уйти из-за стойки.
— Не так быстро, доктор Мэйплкрофт, — Ник, всегда играющий свою роль до конца, потер руки. — Не выпьете с нами?
— Сейчас слишком рано, — сказала Лора, хотя сейчас ей бы не помешало успокоить нервы. — Я даже не уверена, который час.
— Без малого час, — подсказал Эндрю. Он вытер свой и так уже красный нос носовым платком. — Извините, простудился во время полета.
Лора попыталась скрыть грусть в своей улыбке. Всю дорогу ей хотелось взять его под крылышко.
— Вам стоит поесть супа.
— Стоит. — Он сунул платок обратно в карман. — Тогда встретимся через час? Ваша секция будет проходить в зале Руфосс. Отцу сказали прийти туда за десять минут до начала.
— Вы, возможно, хотите освежиться перед этим, — Ник кивнул в сторону дамских комнат. Он так и сиял, радуясь своей хитрости. — Я удивлен, что они вообще озаботились тем, чтобы их открыть, доктор Мэйплкрофт. Все жены ушли на шопинг-экскурсию в Сторо. Кажется, вы единственная женщина, выступающая на этой конференции.
— Ник, — утихомирил его Эндрю. — Грань между умом и глупостью очень тонка!
— Ой, папаша. Когда ты начинаешь цитировать «Spinal Tap»[22], значит, пора заканчивать. — Ник еще раз подмигнул Лоре, прежде чем Эндрю его увел. Старики в костюмах расступились, пропуская молодых людей, полных жизни и возможностей.
Лора сжала губы и тяжело вздохнула. Пытаясь взять себя в руки, она с наигранным интересом принялась искать что-то в сумке.
Всякий раз, оказываясь рядом с Ником и Эндрю, Лора вспоминала своего старшего сына. Когда его убили, Дэвиду Жено было шестнадцать лет. Пушок на его подбородке начал походить на бороду. Его отец уже показал ему у зеркала в ванной, сколько крема для бритья использовать и как проводить лезвием вниз по щеке и вверх по шее. Лора все еще помнила то морозное осеннее утро, их последнее утро, и как солнце касалось своими лучами тонких волосков на лице Дэвида, когда она наливала ему апельсиновый сок.
— Доктор Мэйплкрофт? — Голос прозвучал неуверенно, округленные гласные выдавали скандинавский акцент. — Доктор Алекс Мэйплкрофт?
Лора незаметно оглянулась в поисках Ника — вдруг он выручит ее снова?
— Доктор Мэйплкрофт? — скандинав уже не сомневался, что говорит с нужным ему человеком: на свете нет ничего достовернее пластикового бейджика. — Профессор Якоб Брюндстадт из Норгес Ханделсхеускуле. Мне бы очень хотелось обсудить…
— Очень рада встрече, профессор Брюндстадт. — Лора крепко пожала его руку. — Не могли бы мы поговорить после моей секции? До нее уже меньше часа, а мне надо просмотреть свои записи. Надеюсь, вы понимаете.
Он был слишком вежлив, чтобы спорить.
— Конечно.
— Жду с нетерпением. — Развернувшись, Лора стукнула тростью об пол.
Она нырнула в толпу седовласых мужчин с трубками, портфелями и скрученными листками бумаги под мышкой. На нее поглядывали — это было несомненно. Высоко подняв голову, она двинулась вперед. Лора изучила доктора Алекс Мэйплкрофт достаточно, чтобы понять, почему высокомерие этой женщины вошло в легенды. Она наблюдала с галерки заполненных аудиторий, как Мэйплкрофт распинала отстающих студентов; подслушивала, как та разносила коллег, если они недостаточно быстро вникали в суть.
Или, возможно, это было не столько высокомерие, сколько стена, которую Мэйплкрофт пришлось построить вокруг себя, чтобы защититься от злых мужских взглядов. Ник был прав, отметив, что знаменитая профессор экономики — единственная женщина, удостоенная чести выступать на конференции. Эта ситуация гарантировала только больше неодобрительных взглядов — «Почему официантка ходит не в форме? Почему не вытряхивает пепельницы?»
Лора не знала, что ей делать. Она шла прямиком в пустоту — в голую стену с рекламой специальных полетов «Мунлайт» от «Истерн Эйрлайнс». На нее так пристально смотрели, что она просто не могла пойти назад, поэтому резко развернулась направо.
Стеклянные двери бара, слава богу, оказались не заперты.
Душный запах сигарет с нотками дорогого бурбона заполнял помещение. Посередине была деревянная танцплощадка с погашенным диско-шаром. Кабинки жались к полу. С потолка свисали затемненные зеркала. Часы Лоры были настроены на время в Торонто, но по пустому помещению она и так поняла, что для крепких напитков рановато.
После сегодняшнего дня репутация доктора Мэйплкрофт больше не будет ее беспокоить.
Лора услышала тихую игру на пианино, садясь в дальний конец бара. Она прислонила трость к стене. Ее руки не дрожали, когда она доставала пачку «Мальборо» из сумки. На стеклянной пепельнице лежала упаковка спичек. Доза никотина из вспыхнувшей сигареты успокоила звенящие нервы.
Через двойные двери вышел крупный и плотный бармен. На внушительной талии был затянут накрахмаленный фартук.
— Мадам?
— Джин-тоник, — сказала она. Ее голос стал мягче, ведь случайный набор нот превратился в знакомую мелодию; не Россини и даже — учитывая место — не Эдвард Григ, но неспешный и характерный мотив.
Лора улыбнулась, выпустив облачко дыма.
Она узнала песню — раньше ее крутили по радио. А-ха, норвежская группа с забавным мультяшным клипом. «Тэйк он ми», или «Тэйк ми он», или какая-то другая комбинация этих слов, повторяющаяся до бесконечности под неугомонные жизнерадостные электронные клавишные.
Когда дочь Лоры была еще жива, подобного рода конфетный синти-поп не переставая орал из магнитофона или плеера Лайлы, она даже напевала его в душе. Любая поездка на машине, какой бы короткой она ни была, начиналась с того, что ее дочь настраивала радио на «Зе Куэйк»[23]. Лора не выбирала выражений, когда объясняла ей, почему эти глупые песенки действуют ей на нервы. «Битлз». «Стоунз». Джеймс Браун. Стиви Уандер. Вот это были артисты.
Лора никогда не чувствовала себя такой старой, как когда Лайла заставила ее посмотреть клип Мадонны по MTV. Единственный относительно положительный комментарий, который Лора смогла выдать, был: «Какое зрелое решение — надеть на улицу нижнее белье».
Лора достала упаковку платочков из сумки и вытерла глаза.
— Мадам, — будто извиняясь, сказал бармен, ставя перед ней стакан на бумажной салфетке.
— Могу я к вам присоединиться?
Лора была в шоке, когда обнаружила у своего локтя Джейн Квеллер. Сестра Эндрю была ей совершенно незнакома, и так это и должно было остаться. Не выдать лицом, что Лора ее узнала, оказалось непросто. Она видела девушку только на фотографиях или издалека, и вблизи та выглядела гораздо младше своих двадцати трех лет. Ее голос же был гораздо глубже, чем Лора себе представляла.
Джейн сказала:
— Извините, что побеспокоила. — Она видела слезы Лоры. — Я просто сидела тут и думала, не слишком ли рано пить в одиночестве.
Лора быстро пришла в себя.
— Полагаю, рановато. Не присоединитесь ко мне?
Джейн задумалась.
— Вы уверены?
— Я настаиваю.
Джейн села, жестом попросив бармена принести ей то же самое.
— Я Джейн Квеллер. Кажется, я видела, как вы говорили с моим братом Эндрю.
— Алекс Мэйплкрофт, — в первый раз за все это время Лора жалела, что врала. — Я выступаю в секции вашего отца, — она глянула на часы, — через сорок пять минут.
Джейн искусно удалось скрыть свою реакцию на это сообщение. Ее глаза, как это зачастую происходило, метнулись куда-то к пробору Лоры.
— Вашей фотографии не было в каталоге конференции.
— Я не большой любитель фотографий. — Лора слышала, как Алекс Мэйплкрофт произнесла ту же фразу на лекции в Сан-Франциско. Учитывая сокращение имени, доктор, по всей видимости, считала, что ее работу будут воспринимать серьезно, только если она скроет свою принадлежность к женскому полу.
Джейн спросила:
— Моему отцу доводилось лично встречаться с вами?
Постановка вопроса показалась Лоре странной: Джейн интересовало не то, встречалась ли она с Мартином Квеллером, а то, встречался ли Мартин Квеллер с ней.
— Нет, я такого не припоминаю.
— Значит, мне должно понравиться хоть на одной из секций старика. — Джейн взяла свой стакан сразу после того, как бармен поставил его на стол. — Я уверена, вы осведомлены о его репутации.
— Да. — Лора подняла свой стакан в ответ. — Какие-то советы?
В ответ Джейн только поморщила нос.
— Не слушайте первые пять слов, которые он вам скажет, потому что от каждого из них почувствуете себя только хуже.
— Это общее правило?
— Оно вырезано на фамильном гербе.
— До или после «Arbeit macht frei»?[24]
Джейн поперхнулась от смеха, разбрызгивая джин-тоник по стойке. Она тут же вытерла капли салфеткой. Ее длинные изящные пальцы, казалось, совсем не подходили для этой задачи.
— Можно стрельнуть?
Она спрашивала про сигареты. Лора протянула пачку, но предупредила:
— Они убьют вас.
— Да, так доктор Куп нам и говорит. — Джейн зажала сигарету в губах. Она начала открывать коробок спичек и рассыпала их по стойке. — Господи. Прошу прощения, — собирая спички, Джейн выглядела, как пристыженный ребенок. — Горе Косорукое.
Она будто привыкла произносить эту фразу. Лора не сомневалась: Мартин Квеллер всегда находил уникальные и меткие определения, чтобы напоминать своим детям, что они никогда не будут идеальны.
— Мадам? — бармен поджег спичку.
— Спасибо, — Джейн не прикрыла его ладонь своими, просто наклонилась. Она глубоко вдохнула, зажмурилась от удовольствия, как кошка на солнце. Заметив, что Лора наблюдает за ней, рассмеялась, выпуская клубы дыма. — Извините, я три месяца была в Европе. Приятно покурить американскую сигарету.
— Я думала, всем молодым экспатам нравится курить «Галуаз» и спорить о Камю и трагизме человеческого бытия.
— Если бы. — Джейн снова закашлялась.
В Лоре пробудился материнский инстинкт по отношению к этой девочке. Захотелось вырвать сигарету из ее рук, но она понимала, что в этом не будет смысла. В свои двадцать три Лора отчаянно ждала, чтобы годы прошли побыстрее и она могла смело вступить во взрослую жизнь, самоутвердиться, стать кем-то. Она еще не испытывала желания сорвать с себя налипшие, как кусок мокрого муслина на лицо, годы, еще не знала, что спина может однажды заболеть, когда она будет подниматься по лестнице, что живот обвиснет после родов, что из-за раковой опухоли у нее появится горб.
— Не соглашайтесь с ним, — Джейн держала сигарету между большим и указательным пальцами, как и ее брат. — Вот вам мой совет по поводу отца. Он терпеть не может, когда ему противоречат.
— Мадам, — полици откланялся.
Лора нашла свою трость. Ей хотелось поскорее уйти из-за стойки.
— Не так быстро, доктор Мэйплкрофт, — Ник, всегда играющий свою роль до конца, потер руки. — Не выпьете с нами?
— Сейчас слишком рано, — сказала Лора, хотя сейчас ей бы не помешало успокоить нервы. — Я даже не уверена, который час.
— Без малого час, — подсказал Эндрю. Он вытер свой и так уже красный нос носовым платком. — Извините, простудился во время полета.
Лора попыталась скрыть грусть в своей улыбке. Всю дорогу ей хотелось взять его под крылышко.
— Вам стоит поесть супа.
— Стоит. — Он сунул платок обратно в карман. — Тогда встретимся через час? Ваша секция будет проходить в зале Руфосс. Отцу сказали прийти туда за десять минут до начала.
— Вы, возможно, хотите освежиться перед этим, — Ник кивнул в сторону дамских комнат. Он так и сиял, радуясь своей хитрости. — Я удивлен, что они вообще озаботились тем, чтобы их открыть, доктор Мэйплкрофт. Все жены ушли на шопинг-экскурсию в Сторо. Кажется, вы единственная женщина, выступающая на этой конференции.
— Ник, — утихомирил его Эндрю. — Грань между умом и глупостью очень тонка!
— Ой, папаша. Когда ты начинаешь цитировать «Spinal Tap»[22], значит, пора заканчивать. — Ник еще раз подмигнул Лоре, прежде чем Эндрю его увел. Старики в костюмах расступились, пропуская молодых людей, полных жизни и возможностей.
Лора сжала губы и тяжело вздохнула. Пытаясь взять себя в руки, она с наигранным интересом принялась искать что-то в сумке.
Всякий раз, оказываясь рядом с Ником и Эндрю, Лора вспоминала своего старшего сына. Когда его убили, Дэвиду Жено было шестнадцать лет. Пушок на его подбородке начал походить на бороду. Его отец уже показал ему у зеркала в ванной, сколько крема для бритья использовать и как проводить лезвием вниз по щеке и вверх по шее. Лора все еще помнила то морозное осеннее утро, их последнее утро, и как солнце касалось своими лучами тонких волосков на лице Дэвида, когда она наливала ему апельсиновый сок.
— Доктор Мэйплкрофт? — Голос прозвучал неуверенно, округленные гласные выдавали скандинавский акцент. — Доктор Алекс Мэйплкрофт?
Лора незаметно оглянулась в поисках Ника — вдруг он выручит ее снова?
— Доктор Мэйплкрофт? — скандинав уже не сомневался, что говорит с нужным ему человеком: на свете нет ничего достовернее пластикового бейджика. — Профессор Якоб Брюндстадт из Норгес Ханделсхеускуле. Мне бы очень хотелось обсудить…
— Очень рада встрече, профессор Брюндстадт. — Лора крепко пожала его руку. — Не могли бы мы поговорить после моей секции? До нее уже меньше часа, а мне надо просмотреть свои записи. Надеюсь, вы понимаете.
Он был слишком вежлив, чтобы спорить.
— Конечно.
— Жду с нетерпением. — Развернувшись, Лора стукнула тростью об пол.
Она нырнула в толпу седовласых мужчин с трубками, портфелями и скрученными листками бумаги под мышкой. На нее поглядывали — это было несомненно. Высоко подняв голову, она двинулась вперед. Лора изучила доктора Алекс Мэйплкрофт достаточно, чтобы понять, почему высокомерие этой женщины вошло в легенды. Она наблюдала с галерки заполненных аудиторий, как Мэйплкрофт распинала отстающих студентов; подслушивала, как та разносила коллег, если они недостаточно быстро вникали в суть.
Или, возможно, это было не столько высокомерие, сколько стена, которую Мэйплкрофт пришлось построить вокруг себя, чтобы защититься от злых мужских взглядов. Ник был прав, отметив, что знаменитая профессор экономики — единственная женщина, удостоенная чести выступать на конференции. Эта ситуация гарантировала только больше неодобрительных взглядов — «Почему официантка ходит не в форме? Почему не вытряхивает пепельницы?»
Лора не знала, что ей делать. Она шла прямиком в пустоту — в голую стену с рекламой специальных полетов «Мунлайт» от «Истерн Эйрлайнс». На нее так пристально смотрели, что она просто не могла пойти назад, поэтому резко развернулась направо.
Стеклянные двери бара, слава богу, оказались не заперты.
Душный запах сигарет с нотками дорогого бурбона заполнял помещение. Посередине была деревянная танцплощадка с погашенным диско-шаром. Кабинки жались к полу. С потолка свисали затемненные зеркала. Часы Лоры были настроены на время в Торонто, но по пустому помещению она и так поняла, что для крепких напитков рановато.
После сегодняшнего дня репутация доктора Мэйплкрофт больше не будет ее беспокоить.
Лора услышала тихую игру на пианино, садясь в дальний конец бара. Она прислонила трость к стене. Ее руки не дрожали, когда она доставала пачку «Мальборо» из сумки. На стеклянной пепельнице лежала упаковка спичек. Доза никотина из вспыхнувшей сигареты успокоила звенящие нервы.
Через двойные двери вышел крупный и плотный бармен. На внушительной талии был затянут накрахмаленный фартук.
— Мадам?
— Джин-тоник, — сказала она. Ее голос стал мягче, ведь случайный набор нот превратился в знакомую мелодию; не Россини и даже — учитывая место — не Эдвард Григ, но неспешный и характерный мотив.
Лора улыбнулась, выпустив облачко дыма.
Она узнала песню — раньше ее крутили по радио. А-ха, норвежская группа с забавным мультяшным клипом. «Тэйк он ми», или «Тэйк ми он», или какая-то другая комбинация этих слов, повторяющаяся до бесконечности под неугомонные жизнерадостные электронные клавишные.
Когда дочь Лоры была еще жива, подобного рода конфетный синти-поп не переставая орал из магнитофона или плеера Лайлы, она даже напевала его в душе. Любая поездка на машине, какой бы короткой она ни была, начиналась с того, что ее дочь настраивала радио на «Зе Куэйк»[23]. Лора не выбирала выражений, когда объясняла ей, почему эти глупые песенки действуют ей на нервы. «Битлз». «Стоунз». Джеймс Браун. Стиви Уандер. Вот это были артисты.
Лора никогда не чувствовала себя такой старой, как когда Лайла заставила ее посмотреть клип Мадонны по MTV. Единственный относительно положительный комментарий, который Лора смогла выдать, был: «Какое зрелое решение — надеть на улицу нижнее белье».
Лора достала упаковку платочков из сумки и вытерла глаза.
— Мадам, — будто извиняясь, сказал бармен, ставя перед ней стакан на бумажной салфетке.
— Могу я к вам присоединиться?
Лора была в шоке, когда обнаружила у своего локтя Джейн Квеллер. Сестра Эндрю была ей совершенно незнакома, и так это и должно было остаться. Не выдать лицом, что Лора ее узнала, оказалось непросто. Она видела девушку только на фотографиях или издалека, и вблизи та выглядела гораздо младше своих двадцати трех лет. Ее голос же был гораздо глубже, чем Лора себе представляла.
Джейн сказала:
— Извините, что побеспокоила. — Она видела слезы Лоры. — Я просто сидела тут и думала, не слишком ли рано пить в одиночестве.
Лора быстро пришла в себя.
— Полагаю, рановато. Не присоединитесь ко мне?
Джейн задумалась.
— Вы уверены?
— Я настаиваю.
Джейн села, жестом попросив бармена принести ей то же самое.
— Я Джейн Квеллер. Кажется, я видела, как вы говорили с моим братом Эндрю.
— Алекс Мэйплкрофт, — в первый раз за все это время Лора жалела, что врала. — Я выступаю в секции вашего отца, — она глянула на часы, — через сорок пять минут.
Джейн искусно удалось скрыть свою реакцию на это сообщение. Ее глаза, как это зачастую происходило, метнулись куда-то к пробору Лоры.
— Вашей фотографии не было в каталоге конференции.
— Я не большой любитель фотографий. — Лора слышала, как Алекс Мэйплкрофт произнесла ту же фразу на лекции в Сан-Франциско. Учитывая сокращение имени, доктор, по всей видимости, считала, что ее работу будут воспринимать серьезно, только если она скроет свою принадлежность к женскому полу.
Джейн спросила:
— Моему отцу доводилось лично встречаться с вами?
Постановка вопроса показалась Лоре странной: Джейн интересовало не то, встречалась ли она с Мартином Квеллером, а то, встречался ли Мартин Квеллер с ней.
— Нет, я такого не припоминаю.
— Значит, мне должно понравиться хоть на одной из секций старика. — Джейн взяла свой стакан сразу после того, как бармен поставил его на стол. — Я уверена, вы осведомлены о его репутации.
— Да. — Лора подняла свой стакан в ответ. — Какие-то советы?
В ответ Джейн только поморщила нос.
— Не слушайте первые пять слов, которые он вам скажет, потому что от каждого из них почувствуете себя только хуже.
— Это общее правило?
— Оно вырезано на фамильном гербе.
— До или после «Arbeit macht frei»?[24]
Джейн поперхнулась от смеха, разбрызгивая джин-тоник по стойке. Она тут же вытерла капли салфеткой. Ее длинные изящные пальцы, казалось, совсем не подходили для этой задачи.
— Можно стрельнуть?
Она спрашивала про сигареты. Лора протянула пачку, но предупредила:
— Они убьют вас.
— Да, так доктор Куп нам и говорит. — Джейн зажала сигарету в губах. Она начала открывать коробок спичек и рассыпала их по стойке. — Господи. Прошу прощения, — собирая спички, Джейн выглядела, как пристыженный ребенок. — Горе Косорукое.
Она будто привыкла произносить эту фразу. Лора не сомневалась: Мартин Квеллер всегда находил уникальные и меткие определения, чтобы напоминать своим детям, что они никогда не будут идеальны.
— Мадам? — бармен поджег спичку.
— Спасибо, — Джейн не прикрыла его ладонь своими, просто наклонилась. Она глубоко вдохнула, зажмурилась от удовольствия, как кошка на солнце. Заметив, что Лора наблюдает за ней, рассмеялась, выпуская клубы дыма. — Извините, я три месяца была в Европе. Приятно покурить американскую сигарету.
— Я думала, всем молодым экспатам нравится курить «Галуаз» и спорить о Камю и трагизме человеческого бытия.
— Если бы. — Джейн снова закашлялась.
В Лоре пробудился материнский инстинкт по отношению к этой девочке. Захотелось вырвать сигарету из ее рук, но она понимала, что в этом не будет смысла. В свои двадцать три Лора отчаянно ждала, чтобы годы прошли побыстрее и она могла смело вступить во взрослую жизнь, самоутвердиться, стать кем-то. Она еще не испытывала желания сорвать с себя налипшие, как кусок мокрого муслина на лицо, годы, еще не знала, что спина может однажды заболеть, когда она будет подниматься по лестнице, что живот обвиснет после родов, что из-за раковой опухоли у нее появится горб.
— Не соглашайтесь с ним, — Джейн держала сигарету между большим и указательным пальцами, как и ее брат. — Вот вам мой совет по поводу отца. Он терпеть не может, когда ему противоречат.