Ошибка сказочника. Возвращение Бессмертного
Часть 74 из 141 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– А ты зря злишься, Алиса, – Бессмертный и бровью не повёл на все её упрёки. – Я всего лишь задаю вопросы. Спрашиваю, понимаешь? Не хочешь отвечать – не надо. Я же не стану тебя пытать.
– Вы обещали помочь, – Алиса устало опустила руки. – А делаете только хуже.
– Смерть, – Бессмертный поднялся, подошёл к ней, – смерть неизбежна и необходима для всякой жизни. Смерть – величайший мотиватор для каждого человека и человечества в целом. Смерть – двигатель эволюции и прогресса, постоянно толкающий человечество совершенствоваться.
Представь, что в этом мире нет смерти. Нас с тобой бы здесь в принципе не стояло. Всё осталось бы на Адаме и Еве. Им не нужны были бы дети, если бы они были бессмертными. Зачем они им? Зачем человеку вообще что-то делать, если он бессмертен? Ему не надо учиться и работать, ему не надо любить и творить, ему не надо совершенствовать и развивать навыки, продлевающие жизнь и отдаляющие смерть – а это, в сущности, всё.
Желание жить понятно. Жизнь – хорошая штука. Иногда. Иногда не очень. Но смерть необходима и неизбежна. Смирись. И попробуй умереть достойно.
– Я не хочу, – пробормотала Алиса. – Я не хочу сейчас. Ладно бы в восемьдесят, но почему так рано?
– С чего ты решила, что рано? Может, как раз вовремя? Может, в восемьдесят лет, умирая в доме престарелых в зассанной засаленной постели в компании таких же дряхлых и страшных старух, брошенная сиделками и санитарами, сбежавшими от наступающей армии, не в силах подняться, чтобы сходить в туалет, может, тогда ты бы пожалела, что не умерла сейчас, молодой, в расцвете сил, в тишине, в покое, в уюте гостеприимного дома?
– Почему всё должно быть так? – спросила ошарашенная Алиса. – Всё может быть по-другому, вы не знаете будущего.
– Я знаю прошлое. Ты даже не представляешь, сколько я видел горьких старческих разочарований о напрасно прожитой жизни. Тебе, в этом смысле, проще. Ты во всём можешь винить не себя, а нелепую смерть, оборвавшую твою жизнь в самом расцвете сил.
– Умеете вы утешить, – повторила Алиса, кривя губы. – Сказали, что моя жизнь – отстой, и предлагаете радоваться, что она так рано заканчивается. Ну, спасибо большое!
– Нет, радоваться тут, конечно, нечему, – Бессмертный отошёл к камину, присел, поворошил кочергой головёшки. – Но хотя бы ты можешь не мучить себя сожалениями.
– Знаешь, однажды я видел страшную смерть, – глухо заговорил Бессмертный, сидя на корточках и глядя в огонь. – Поистине страшную. Не в топках Освенцима, не в радиации Чернобыля – нет! Это всё ничто по сравнению со смертью одного очень старого человека в доме престарелых.
Он был один, его никто не навещал, и даже нянечки и медсёстры подходили к нему только в случае самой крайней нужды. Они не хотели быть рядом с ним, они знали, что он сделал в своей жизни.
Во время войны в одной белорусской деревне немцы загнали всех местных жителей в амбар и обложили его сеном. Потом всем холостым мужчинам предложили выйти. И он вышел. Хотя в амбаре оставались его жена и двое детей. И он стоял снаружи, и смотрел, как горят в амбаре его соседи, родственники и молодая жена с маленькими детьми.
Он прожил потом долгую жизнь и умирал в глубокой старости в страшных муках. Его мучили не физические боли, нет. Его мучила память о том майском дне сорок третьего года, когда он вышел из дверей амбара, стараясь не слышать плача детей и криков жены.
Ужас стоял у него в глазах, когда он умирал, и даже после смерти этот ужас не сошёл с его лица.
Бессмертный поднялся с корточек, повернулся к Алисе. Она стояла, прижав ладони к губам, и смотрела на него с таким же, наверное, ужасом.
– Как такое может быть?! – прошептала она севшим голосом. – Как он мог выйти?! Это же невозможно! Невозможно!!!
– Возможно, – невесело усмехнулся Бессмертный, подходя опять к Алисе и заглядывая в полные слёз глаза. – Возможно и худшее. Радуйся, что тебя не будут мучить такие воспоминания. У тебя обычная непримечательная жизнь и такая же обычная нестрашная смерть.
* * *
Алиса лежала в кровати уже несколько часов. Она не могла забыть историю, рассказанную Бессмертным, и прокручивала её в голове снова и снова.
Алиса считала себя толерантной женщиной, многое способной понять и простить. Но этот белорус… То, что он сделал… Как он мог бросить жену и детей, снова и снова думала Алиса, закипая от ярости. Как он смог жить после этого?!
Она ворочалась в кровати, представляя себя судьёй на процессе этого человека, и с незнакомым ей самой диким наслаждением приговаривала его к самым страшным карам. Если Бог есть, думала Алиса, бессонными глазами вперяясь в потолок, даже он бы его не простил. Нельзя такое простить, даже на Страшном суде. Это запредельное дно, это последний круг ада; даже немцы, сжигавшие тот амбар, меньшие злодеи, чем этот подонок, тварь, трус, предатель, накручивала себя Алиса, непроизвольно комкая в пальцах простыню, и снова, и снова приходя в бешенство.
Странное дело. Хотел Бессмертный этого или нет, но рассказанная им история отвлекла Алису от её собственных горестных мыслей. Она так долго пыталась понять, как такое возможно, так злилась на этого труса и так переживала за оставленных им жену и детей, что совсем забыла о своём несчастье. А когда вспомнила, тут же с благодарностью подумала о Бессмертном.
Он был прав. На фоне таких злодеев и упырей ей, маленькой и незаметной, умирать и впрямь не страшно. Она никому не причинила особого зла, и даже не сказать, чтобы желала его. Жалко, конечно, что ничего она в жизни не сделала, но, по крайней мере, никого не предала и не убила. Ей даже прощения особо не у кого просить, подумала Алиса, невольно усмехнувшись.
То ли дело Бессмертный! Загадочный человек, как ни крути, с явно непростой судьбой. Она, конечно, погорячилась сегодня, упрекнув его, что ничего не добился, но это определённо было не так. За ним чувствовалась долгая сложная жизнь, хотя на сколько он её старше? На десять? На пятнадцать лет? Вряд ли больше.
У него какие-то непонятные дела с отцом, что само по себе настораживает. Уж не ради ли него и приехал сюда Шмидт, подумала Алиса, рывком поворачиваясь на другой бок и сердито взбивая подушку. Это хоть объясняет его странные намёки и зачем поселил её здесь.
А в самом деле, зачем? Прямого ответа отец так и не дал, а когда она спросила Бессмертного, тот улыбнулся и произнёс, пожав плечами:
– Зачем у меня на столе стоит роза? Чтобы радовать глаз, как всякое красивое создание.
– Создание? – переспросила Алиса. – Поразительно, вы такой же, как все мужчины! Объективируете меня даже не до уровня женщины, а до уровня какой-то картинки, которая должна радовать вам глаз.
– Так и вы тоже, – хмыкнул Бессмертный. – Не надо строить из себя прогрессивную феминистку, с базовыми инстинктами вам этим не справиться.
Алиса так демонстративно и иронично улыбнулась, что Бессмертный счёл нужным пояснить.
– Человек – это совокупность всех его качеств и свойств, включая внешность. Убери что-то одно, и будет уже другой человек, и отношение к нему будет другое. Представьте, что я такой, как есть, но с двумя маленькими отличиями – у меня горб и от меня плохо пахнет. Согласились бы вы тогда жить со мной под одной крышей?
Алиса растерялась. Честным ответом было бы, конечно, «нет», но она не могла так сразу признать, что попала в ловушку, да ещё и такую простенькую. Но и ханжеско-лицемерному «да» не поверил бы ни Бессмертный, ни она сама.
– Современные феминистки обвиняют мужчин, что они не видят в них личности, а только средство для удовлетворения похоти, – продолжил Бессмертный с усмешкой. – Так ведь и про женщин можно сказать то же самое. Вот вас лично сильно бы заинтересовал глубокий внутренний мир какого-нибудь мужчины, его чувства, мысли, желания, если бы он не мог заплатить за себя в ресторане? Вряд ли бы вы выбрали его себе в спутники жизни, разве что в альфонсы.
Хотим этого или нет, но мы оцениваем человека по совокупности всех его качеств и свойств, начиная с самых важных для нас. Для мужчин это, как правило, красота женщины и её готовность к взаимности. Для женщины – способность мужчины обеспечить её, дать надлежащий статус и здоровое потомство. Всё остальное – постольку-поскольку.
Представьте себе Христа в образе карлика с бородавкой на носу и писклявым голосом. Он говорил и делал бы всё то же самое, прожил бы ту же самую жизнь и точно так же был бы распят. Но много ли было бы у него последователей?
Бессмертный насмешливо смотрел на Алису, и она не знала, что возразить. Как-то он всегда умудрялся повернуть дело так, что её прежние устоявшиеся представления начинали выглядеть по-новому и совсем не такими незыблемыми.
Объяснения Бессмертного дела не проясняли. Алиса чувствовала какой-то подвох, но у неё не было ни сил, ни особого желания разбираться во всём этом. И тем не менее…
Её мысли вернулись к сегодняшним историям Бессмертного. Странные истории, думала Алиса, опять переворачиваясь на другой бок. Откуда он их знает?
Ну ладно, про Потёмкина мог прочитать где-нибудь. Про белоруса этого тоже услышать от кого-то… Между прочим, сообразила Алиса, он же ведь был при смерти этого человека. Зачем? Кто он ему?
Алиса слово за слово вспоминала весь сегодняшний разговор и всё больше и больше начинала чувствовать неудобство. Её беспокоила какая-то странная нестыковка, какая-то деталь на заднем плане, всё это время остававшаяся незаметной и только сейчас привлёкшая внимание. Но что это? Что конкретно?
Алиса откинулась на спину, закрыла глаза, пытаясь шаг за шагом восстановить разговор. Дойдя до смерти Потёмкина, она споткнулась и распахнула глаза.
– Нет! – пробормотала Алиса, потрясённо глядя в темноту. – Не может быть!
Она торопливо села в кровати, зажгла лампу на тумбочке и полезла за смартфоном. «Потёмкин… Потёмкин… – бормотала она, набирая фамилию князя в поисковике. – Что же тут не так, что не так тут с этим светлейшим?»
Алиса торопливо листала «Википедию», вчитываясь в имена и названия, звучавшие в гостиной пару часов назад. Да… да… всё есть… Турки, англичане, молдавская степь, Николаев… И Лоренца Калиостро есть, и Александра Браницкая, и даже…
Стоп! Алиса провела ладонью по вспотевшему лбу. Бессмертный назвал любимую племянницу князя не Александрой – Сашей. Сашей Браницкой, так фамильярно, как знакомого, как близкого человека.
И Ртищев… Про Ртищева не было в «Википедии». И по другим ссылкам тоже. И последние слова князя передавали по-разному, но ни в одной версии не было того, что сказал Бессмертный. И главное – полынь. Полынь!
Откуда Бессмертный знал про полынь? Зачем вообще про неё рассказал? Натёртые полынью ладони умирающего князя совсем ненужная, бесполезная подробность для истории. Никто про неё ничего не писал, зачем она понадобилась Бессмертному?!
Алиса глубоко дышала, пытаясь сдержать подкатывающий к горлу комок. Спокойно, уговаривала она себя, спокойно! Он прочитал об этом где-нибудь ещё, в настоящих книгах. Или просто придумал, ввернул для красного словца. Ведь не мог же он быть при смерти князя, не мог натирать ему ладони полынью и слышать последние слова?!
Она резко подалась вперёд, захлебнувшись в судорожном кашле. Жгучая боль в груди толчками продиралась в горло и разбрызгивалась каплями крови на одеяле. Алиса заходилась в кашле, не в силах остановиться; сквозь туман выступивших на глазах слёз она увидела Лизу, испуганно вбегавшую в комнату, а вслед за ней Бессмертного.
Он стремительно подошёл, оглядел забрызганную кровью постель и что-то крикнул Лизе. Алиса не разобрала что, но Лиза выскочила в дверь, как ошпаренная. Бессмертный взял её за плечи и наклонил так, чтобы голова оказалась ниже края кровати.
Алиса выплюнула сгусток крови и через несколько секунд кашель прекратился. Она бессильно отвалилась на поднятые Бессмертным подушки. Он наклонился поправить их, и сквозь отвороты халата она увидела у него на груди что-то… что-то знакомое…
Алиса отключилась, прежде чем мозг успел осознать то, что она увидела.
Глава 12. Вверх по течению
– Мама! – закричал Костя, испуганно нашаривая выключатель ночника.
За дверью послышались лёгкие торопливые шаги. В комнату вошла мать и кинулась к нему.
– Это всего лишь кошмар, родной мой! – ласково зашептала она, обнимая его и разглаживая вспотевшие волосы. – Это всего лишь сон! Не бойся, я рядом! Хочешь, посижу с тобой?
– Я такой сон видел, мам! – пробормотал Костя, закрывая глаза у матери на плече. – Словно я в другом мире, в мире из книжки. И все за мной гонятся, потому что я знаю то, что не знают они. И они тоже это знают. Это так страшно, мам! Алексей Иванович предупреждал меня, зря я его не послушал.
– Не пугайся, родной, не надо! Это всего лишь был сон, всё уже позади. Вот я тебя сейчас поцелую, и всё пройдёт, и ты будешь видеть только счастливые сны. Давай, ложись!
Мама опустила его на подушки, наклонилась и, ободряюще улыбнувшись, поцеловала в лоб. Костя сонно улыбнулся в ответ и закрыл глаза.
Она поцеловала его ещё раз в лоб, потом в щёку, в нос и неожиданно в губы. Костя недоумённо открыл глаза и увидел перед собой весёлую ухмыляющуюся Сойку. Она наклонилась, поцеловала в губы взасос, потом лизнула щеку, подбородок, нос…
Костя в панике оттолкнулся руками и проснулся. Шарик стоял над ним и лизал лицо.
– Шарик! – пробормотал Костя, отпихивая пса. – Уйди отсюда, псина слюнявая!
Он откинул одеяло, спустил ноги с койки и потряс головой, прогоняя остатки сна. Сон был настолько реален, что Костя почти поверил, что с ним ничего этого не было.
От тоски по дому заныло под ложечкой. Мама приснилась ему впервые, и с неожиданной болью он почувствовал, как соскучился по ней и как ему не хватает её. И её, и папы, и бабы Нины, и вообще всего привычного, знакомого и понятного, что он оставил там, на той стороне колодца.
– Проснулся, Костян! – весело закричал Олег, заходя в каюту и держа на вытянутых руках горшок с дымящейся кашей. – Завтрак готов. Умывайся – и к столу!
Он отодвинул ногой Шарика, вилявшего хвостом и принюхивающегося к соблазнительному дымному запаху, и со стуком опустил горшок на стол. Колобок, придерживавший дверь перед Олегом, отпустил её и тоже заскочил в каюту.
– Доброе утро! – несмело поздоровался он с Костиком.
– Вы обещали помочь, – Алиса устало опустила руки. – А делаете только хуже.
– Смерть, – Бессмертный поднялся, подошёл к ней, – смерть неизбежна и необходима для всякой жизни. Смерть – величайший мотиватор для каждого человека и человечества в целом. Смерть – двигатель эволюции и прогресса, постоянно толкающий человечество совершенствоваться.
Представь, что в этом мире нет смерти. Нас с тобой бы здесь в принципе не стояло. Всё осталось бы на Адаме и Еве. Им не нужны были бы дети, если бы они были бессмертными. Зачем они им? Зачем человеку вообще что-то делать, если он бессмертен? Ему не надо учиться и работать, ему не надо любить и творить, ему не надо совершенствовать и развивать навыки, продлевающие жизнь и отдаляющие смерть – а это, в сущности, всё.
Желание жить понятно. Жизнь – хорошая штука. Иногда. Иногда не очень. Но смерть необходима и неизбежна. Смирись. И попробуй умереть достойно.
– Я не хочу, – пробормотала Алиса. – Я не хочу сейчас. Ладно бы в восемьдесят, но почему так рано?
– С чего ты решила, что рано? Может, как раз вовремя? Может, в восемьдесят лет, умирая в доме престарелых в зассанной засаленной постели в компании таких же дряхлых и страшных старух, брошенная сиделками и санитарами, сбежавшими от наступающей армии, не в силах подняться, чтобы сходить в туалет, может, тогда ты бы пожалела, что не умерла сейчас, молодой, в расцвете сил, в тишине, в покое, в уюте гостеприимного дома?
– Почему всё должно быть так? – спросила ошарашенная Алиса. – Всё может быть по-другому, вы не знаете будущего.
– Я знаю прошлое. Ты даже не представляешь, сколько я видел горьких старческих разочарований о напрасно прожитой жизни. Тебе, в этом смысле, проще. Ты во всём можешь винить не себя, а нелепую смерть, оборвавшую твою жизнь в самом расцвете сил.
– Умеете вы утешить, – повторила Алиса, кривя губы. – Сказали, что моя жизнь – отстой, и предлагаете радоваться, что она так рано заканчивается. Ну, спасибо большое!
– Нет, радоваться тут, конечно, нечему, – Бессмертный отошёл к камину, присел, поворошил кочергой головёшки. – Но хотя бы ты можешь не мучить себя сожалениями.
– Знаешь, однажды я видел страшную смерть, – глухо заговорил Бессмертный, сидя на корточках и глядя в огонь. – Поистине страшную. Не в топках Освенцима, не в радиации Чернобыля – нет! Это всё ничто по сравнению со смертью одного очень старого человека в доме престарелых.
Он был один, его никто не навещал, и даже нянечки и медсёстры подходили к нему только в случае самой крайней нужды. Они не хотели быть рядом с ним, они знали, что он сделал в своей жизни.
Во время войны в одной белорусской деревне немцы загнали всех местных жителей в амбар и обложили его сеном. Потом всем холостым мужчинам предложили выйти. И он вышел. Хотя в амбаре оставались его жена и двое детей. И он стоял снаружи, и смотрел, как горят в амбаре его соседи, родственники и молодая жена с маленькими детьми.
Он прожил потом долгую жизнь и умирал в глубокой старости в страшных муках. Его мучили не физические боли, нет. Его мучила память о том майском дне сорок третьего года, когда он вышел из дверей амбара, стараясь не слышать плача детей и криков жены.
Ужас стоял у него в глазах, когда он умирал, и даже после смерти этот ужас не сошёл с его лица.
Бессмертный поднялся с корточек, повернулся к Алисе. Она стояла, прижав ладони к губам, и смотрела на него с таким же, наверное, ужасом.
– Как такое может быть?! – прошептала она севшим голосом. – Как он мог выйти?! Это же невозможно! Невозможно!!!
– Возможно, – невесело усмехнулся Бессмертный, подходя опять к Алисе и заглядывая в полные слёз глаза. – Возможно и худшее. Радуйся, что тебя не будут мучить такие воспоминания. У тебя обычная непримечательная жизнь и такая же обычная нестрашная смерть.
* * *
Алиса лежала в кровати уже несколько часов. Она не могла забыть историю, рассказанную Бессмертным, и прокручивала её в голове снова и снова.
Алиса считала себя толерантной женщиной, многое способной понять и простить. Но этот белорус… То, что он сделал… Как он мог бросить жену и детей, снова и снова думала Алиса, закипая от ярости. Как он смог жить после этого?!
Она ворочалась в кровати, представляя себя судьёй на процессе этого человека, и с незнакомым ей самой диким наслаждением приговаривала его к самым страшным карам. Если Бог есть, думала Алиса, бессонными глазами вперяясь в потолок, даже он бы его не простил. Нельзя такое простить, даже на Страшном суде. Это запредельное дно, это последний круг ада; даже немцы, сжигавшие тот амбар, меньшие злодеи, чем этот подонок, тварь, трус, предатель, накручивала себя Алиса, непроизвольно комкая в пальцах простыню, и снова, и снова приходя в бешенство.
Странное дело. Хотел Бессмертный этого или нет, но рассказанная им история отвлекла Алису от её собственных горестных мыслей. Она так долго пыталась понять, как такое возможно, так злилась на этого труса и так переживала за оставленных им жену и детей, что совсем забыла о своём несчастье. А когда вспомнила, тут же с благодарностью подумала о Бессмертном.
Он был прав. На фоне таких злодеев и упырей ей, маленькой и незаметной, умирать и впрямь не страшно. Она никому не причинила особого зла, и даже не сказать, чтобы желала его. Жалко, конечно, что ничего она в жизни не сделала, но, по крайней мере, никого не предала и не убила. Ей даже прощения особо не у кого просить, подумала Алиса, невольно усмехнувшись.
То ли дело Бессмертный! Загадочный человек, как ни крути, с явно непростой судьбой. Она, конечно, погорячилась сегодня, упрекнув его, что ничего не добился, но это определённо было не так. За ним чувствовалась долгая сложная жизнь, хотя на сколько он её старше? На десять? На пятнадцать лет? Вряд ли больше.
У него какие-то непонятные дела с отцом, что само по себе настораживает. Уж не ради ли него и приехал сюда Шмидт, подумала Алиса, рывком поворачиваясь на другой бок и сердито взбивая подушку. Это хоть объясняет его странные намёки и зачем поселил её здесь.
А в самом деле, зачем? Прямого ответа отец так и не дал, а когда она спросила Бессмертного, тот улыбнулся и произнёс, пожав плечами:
– Зачем у меня на столе стоит роза? Чтобы радовать глаз, как всякое красивое создание.
– Создание? – переспросила Алиса. – Поразительно, вы такой же, как все мужчины! Объективируете меня даже не до уровня женщины, а до уровня какой-то картинки, которая должна радовать вам глаз.
– Так и вы тоже, – хмыкнул Бессмертный. – Не надо строить из себя прогрессивную феминистку, с базовыми инстинктами вам этим не справиться.
Алиса так демонстративно и иронично улыбнулась, что Бессмертный счёл нужным пояснить.
– Человек – это совокупность всех его качеств и свойств, включая внешность. Убери что-то одно, и будет уже другой человек, и отношение к нему будет другое. Представьте, что я такой, как есть, но с двумя маленькими отличиями – у меня горб и от меня плохо пахнет. Согласились бы вы тогда жить со мной под одной крышей?
Алиса растерялась. Честным ответом было бы, конечно, «нет», но она не могла так сразу признать, что попала в ловушку, да ещё и такую простенькую. Но и ханжеско-лицемерному «да» не поверил бы ни Бессмертный, ни она сама.
– Современные феминистки обвиняют мужчин, что они не видят в них личности, а только средство для удовлетворения похоти, – продолжил Бессмертный с усмешкой. – Так ведь и про женщин можно сказать то же самое. Вот вас лично сильно бы заинтересовал глубокий внутренний мир какого-нибудь мужчины, его чувства, мысли, желания, если бы он не мог заплатить за себя в ресторане? Вряд ли бы вы выбрали его себе в спутники жизни, разве что в альфонсы.
Хотим этого или нет, но мы оцениваем человека по совокупности всех его качеств и свойств, начиная с самых важных для нас. Для мужчин это, как правило, красота женщины и её готовность к взаимности. Для женщины – способность мужчины обеспечить её, дать надлежащий статус и здоровое потомство. Всё остальное – постольку-поскольку.
Представьте себе Христа в образе карлика с бородавкой на носу и писклявым голосом. Он говорил и делал бы всё то же самое, прожил бы ту же самую жизнь и точно так же был бы распят. Но много ли было бы у него последователей?
Бессмертный насмешливо смотрел на Алису, и она не знала, что возразить. Как-то он всегда умудрялся повернуть дело так, что её прежние устоявшиеся представления начинали выглядеть по-новому и совсем не такими незыблемыми.
Объяснения Бессмертного дела не проясняли. Алиса чувствовала какой-то подвох, но у неё не было ни сил, ни особого желания разбираться во всём этом. И тем не менее…
Её мысли вернулись к сегодняшним историям Бессмертного. Странные истории, думала Алиса, опять переворачиваясь на другой бок. Откуда он их знает?
Ну ладно, про Потёмкина мог прочитать где-нибудь. Про белоруса этого тоже услышать от кого-то… Между прочим, сообразила Алиса, он же ведь был при смерти этого человека. Зачем? Кто он ему?
Алиса слово за слово вспоминала весь сегодняшний разговор и всё больше и больше начинала чувствовать неудобство. Её беспокоила какая-то странная нестыковка, какая-то деталь на заднем плане, всё это время остававшаяся незаметной и только сейчас привлёкшая внимание. Но что это? Что конкретно?
Алиса откинулась на спину, закрыла глаза, пытаясь шаг за шагом восстановить разговор. Дойдя до смерти Потёмкина, она споткнулась и распахнула глаза.
– Нет! – пробормотала Алиса, потрясённо глядя в темноту. – Не может быть!
Она торопливо села в кровати, зажгла лампу на тумбочке и полезла за смартфоном. «Потёмкин… Потёмкин… – бормотала она, набирая фамилию князя в поисковике. – Что же тут не так, что не так тут с этим светлейшим?»
Алиса торопливо листала «Википедию», вчитываясь в имена и названия, звучавшие в гостиной пару часов назад. Да… да… всё есть… Турки, англичане, молдавская степь, Николаев… И Лоренца Калиостро есть, и Александра Браницкая, и даже…
Стоп! Алиса провела ладонью по вспотевшему лбу. Бессмертный назвал любимую племянницу князя не Александрой – Сашей. Сашей Браницкой, так фамильярно, как знакомого, как близкого человека.
И Ртищев… Про Ртищева не было в «Википедии». И по другим ссылкам тоже. И последние слова князя передавали по-разному, но ни в одной версии не было того, что сказал Бессмертный. И главное – полынь. Полынь!
Откуда Бессмертный знал про полынь? Зачем вообще про неё рассказал? Натёртые полынью ладони умирающего князя совсем ненужная, бесполезная подробность для истории. Никто про неё ничего не писал, зачем она понадобилась Бессмертному?!
Алиса глубоко дышала, пытаясь сдержать подкатывающий к горлу комок. Спокойно, уговаривала она себя, спокойно! Он прочитал об этом где-нибудь ещё, в настоящих книгах. Или просто придумал, ввернул для красного словца. Ведь не мог же он быть при смерти князя, не мог натирать ему ладони полынью и слышать последние слова?!
Она резко подалась вперёд, захлебнувшись в судорожном кашле. Жгучая боль в груди толчками продиралась в горло и разбрызгивалась каплями крови на одеяле. Алиса заходилась в кашле, не в силах остановиться; сквозь туман выступивших на глазах слёз она увидела Лизу, испуганно вбегавшую в комнату, а вслед за ней Бессмертного.
Он стремительно подошёл, оглядел забрызганную кровью постель и что-то крикнул Лизе. Алиса не разобрала что, но Лиза выскочила в дверь, как ошпаренная. Бессмертный взял её за плечи и наклонил так, чтобы голова оказалась ниже края кровати.
Алиса выплюнула сгусток крови и через несколько секунд кашель прекратился. Она бессильно отвалилась на поднятые Бессмертным подушки. Он наклонился поправить их, и сквозь отвороты халата она увидела у него на груди что-то… что-то знакомое…
Алиса отключилась, прежде чем мозг успел осознать то, что она увидела.
Глава 12. Вверх по течению
– Мама! – закричал Костя, испуганно нашаривая выключатель ночника.
За дверью послышались лёгкие торопливые шаги. В комнату вошла мать и кинулась к нему.
– Это всего лишь кошмар, родной мой! – ласково зашептала она, обнимая его и разглаживая вспотевшие волосы. – Это всего лишь сон! Не бойся, я рядом! Хочешь, посижу с тобой?
– Я такой сон видел, мам! – пробормотал Костя, закрывая глаза у матери на плече. – Словно я в другом мире, в мире из книжки. И все за мной гонятся, потому что я знаю то, что не знают они. И они тоже это знают. Это так страшно, мам! Алексей Иванович предупреждал меня, зря я его не послушал.
– Не пугайся, родной, не надо! Это всего лишь был сон, всё уже позади. Вот я тебя сейчас поцелую, и всё пройдёт, и ты будешь видеть только счастливые сны. Давай, ложись!
Мама опустила его на подушки, наклонилась и, ободряюще улыбнувшись, поцеловала в лоб. Костя сонно улыбнулся в ответ и закрыл глаза.
Она поцеловала его ещё раз в лоб, потом в щёку, в нос и неожиданно в губы. Костя недоумённо открыл глаза и увидел перед собой весёлую ухмыляющуюся Сойку. Она наклонилась, поцеловала в губы взасос, потом лизнула щеку, подбородок, нос…
Костя в панике оттолкнулся руками и проснулся. Шарик стоял над ним и лизал лицо.
– Шарик! – пробормотал Костя, отпихивая пса. – Уйди отсюда, псина слюнявая!
Он откинул одеяло, спустил ноги с койки и потряс головой, прогоняя остатки сна. Сон был настолько реален, что Костя почти поверил, что с ним ничего этого не было.
От тоски по дому заныло под ложечкой. Мама приснилась ему впервые, и с неожиданной болью он почувствовал, как соскучился по ней и как ему не хватает её. И её, и папы, и бабы Нины, и вообще всего привычного, знакомого и понятного, что он оставил там, на той стороне колодца.
– Проснулся, Костян! – весело закричал Олег, заходя в каюту и держа на вытянутых руках горшок с дымящейся кашей. – Завтрак готов. Умывайся – и к столу!
Он отодвинул ногой Шарика, вилявшего хвостом и принюхивающегося к соблазнительному дымному запаху, и со стуком опустил горшок на стол. Колобок, придерживавший дверь перед Олегом, отпустил её и тоже заскочил в каюту.
– Доброе утро! – несмело поздоровался он с Костиком.