Ошибка сказочника. Возвращение Бессмертного

– Оставила? Как?!

Бессмертный открыл рот и замер, не успев произнести ни звука. Алиса тоже открыла рот, не веря глазам.

Таинственный синеватый знак из двух перекрещённых M на груди Бессмертного исчезал. Он бледнел, светлел, контуры утрачивали рельефность, сливаясь с кожей. Знак пропадал на глазах. Через несколько секунд грудь Бессмертного была абсолютно чистой.

– Ч-что? Что это было? – запинаясь, спросила Алиса.

И тут ей пришлось испытать ещё один шок. Бессмертный менялся на глазах, почти с той же скоростью, что исчезал знак с его груди. Задумчивая нежность и мягкая усмешка сползали с лица. Черты лица стали резче и острее, мышцы напряглись, натягивая кожу и превращая лицо в подобие маски. Глаза сузились и заострились, играющая улыбка замерла на губах, приобнажив зубы.

Она резко села, оттолкнувшись от него руками.

– Что с тобой? – требовательно, стараясь скрыть испуг и нарастающую панику, спросила она. – Что произошло, Алексей?

Он посмотрел на часы. Она невольно тоже бросила взгляд – было ровно шесть.

Бессмертный закрыл глаза и неимоверным усилием вернул себе прежнее выражение лица. Но взгляд… Он не мог скрыть торжествующий, блестевший какой-то инфернальной зловещей радостью взгляд.

– Алиса! – тихо произнёс он, садясь в кровати и беря её за руку. – Мне жаль, что ты всё это увидела, и прости, если напугал. Но нам придётся расстаться. Мне пора.

– Пора? Куда?!

– Домой.





Глава 3. Хорошая и плохая работа




Несколько недель в бреду Марья пыталась справиться с одним и тем же видением.

Замёрзший Исток. Лес под снегом. Тишина. Саур кружит над верхушками деревьев, но она спокойна. Она придумала хорошую маскировку, даже воронам Балки их не обнаружить.

Кощей возник внезапно, прямо посреди озера. Она замерла и подобралась – сейчас её выход. Только дать ему осмотреться, дать убедиться, что всё в порядке. Пусть успокоится, пусть потеряет бдительность хоть на пару секунд.

Главным было заманить его сюда одного. Без Елены, без волков, без его треклятого Змея. Марья долго думала, как это сделать, и поняла, что никак. Есть только один вариант, и это то… Это то, за что любого другого она отправила бы в Зеркала.

Он побеждал на всех фронтах. До падения Волхова оставались считаные дни, может, недели, и согласиться на переговоры в этих условиях он мог только в одном случае.

Она притворилась побеждённой. Что ещё ей оставалось делать? Она притворилась побеждённой, отправила к нему Фильку и предложила начать переговоры. С глазу на глаз. Только он и она. На Истоке, на условно нейтральной территории.

Она надеялась, что он поймёт намёк. Так и вышло. Кощей решил, что она готова не просто сдаться, а признать его правоту. Сделать то, от чего отказалась тогда, в первую их встречу у Истока.

Сейчас ему не нужна была их помощь. Он готовился провернуть всё один, рассчитывал обойтись своими силами. Он ради этого и начал войну. Она это знала, но рассчитывала, что он воспримет её предложение как жест показательного смирения и признания ошибок. Так и вышло.

Саур продолжал кружиться над озером, но ей уже было не до него. Она смотрела, как брат в своих чёрных с золотом узких одеждах с непокрытой гривой густых седеющих волос продолжает медленно поворачиваться, осматривая притихший лес. Она ждала. Сейчас… вот сейчас… вот её момент…

Она предлагала сделать это сестре, но Ольга отказалась. Понятно почему. Остановить брата – это одно, но остановить таким образом… Марья и сама колебалась, но больше на колебания времени не было. Надо было идти.

Она выдохнула, обернулась Метелицей и возникла перед братом. Морозу было тяжело, но он справился. Он дал ей точный образ дочери накануне гибели, Марья примеривала несколько раз, пока Мороз не сказал, что вот оно, идеально.

Она поняла, что это действительно идеально, когда брат отшатнулся от неё. Да! Метелица воскресла, Метелица стояла перед ним. Он смотрел на неё в смятении, без единой мысли в голове, и вот сейчас… вот сейчас надо было всё это сделать.

Она наклонилась к нему и поцеловала в губы. Поцеловала по-настоящему, поцеловала так, как целовала когда-то Метелица. Вот почему Ольга отказалась, не могла заставить себя сделать это. А она смогла.

Брат был ошеломлён настолько, что она сама удивилась, как легко сняла Лонгир с его руки. В прошлый раз, во дворце, было гораздо сложнее. Он сопротивлялся тогда, он едва не ушёл.

Сейчас он не сопротивлялся. Он стоял, безвольно опустив руки, он едва шевельнул губами в ответ на поцелуй. У Марьи все силы уходили на то, чтобы удерживать себя в образе Метелицы, целуя брата, и как можно незаметнее снять с него перстень, но она успела в короткий миг заметить его взгляд. В нём смешалось всё – смятение, страх, надежда, боль, вина… Что бы он ни говорил, думала потом Марья, он всё-таки чувствует свою вину за гибель Метелицы. Свою, а не какого-то придуманного им Автора.

Дальше всё развивалось стремительно. Зажав Лонгир брата в левой руке, Марья перенеслась на своё место и вернула свой вид. Мороз, Велизарий и Ольга ударили из укрытия, и она присоединилась к ним мгновением позже.

Четыре синих луча пересекали Исток и сковывали Кощея, обволакивая его, как паутина. Они поднимали его надо льдом, а он медленно вращался в лучевой сети, вращался, несмотря ни на что, расшатывая их хватку, намереваясь выскользнуть и уйти опять. Без Лонгира, на одном рассеянном, одной силой мысли. Она не понимала как, но он это делал.

Нужно было спешить. Все силы Марьи уходили на то, чтобы удерживать брата надо льдом, не давая ему вырваться из сети, а ведь ей ещё нужно было поставить Запрет, и она боялась, что уже не справится. Физически не справится.

И тогда он заговорил.

– Я знаю, что это ты, Марья! – он умудрялся говорить, притом что все его мысли и силы сейчас должны были быть заняты разрывом сети. – Я знаю, что ты задумала и кто стоит за тобой. Нет смысла прятаться. Мороз, Велизарий – я знаю, что вы здесь.

У Марьи начинали дрожать руки. Лучевая сетка, державшая брата, колебалась под его напором, и отдача трясла руки. Ещё немного, и он вырвется. Вырвется же, думала Марья, сцепив зубы и усилием воли подавляя дрожь. Но теперь по лучам уходила не только её энергия, но и сила.


– Хорошая работа, Марья! – донёсся до неё голос брата. – Но тебе это не поможет. Я же вернусь, ты знаешь это!

– Нет, не вернёшься! – закричала она, вскидывая левую руку.

Вот оно, Заклятие Запрета! Ещё один луч пронёсся над озером и впечатался в грудь Кощея, прожигая чёрную ткань одежды и оставляя кровавое огненное клеймо.

Он закричал от боли. Лёд под ним раскололся – это ударил Мороз. Как договаривались, как отрабатывали накануне, они рывком, все четверо, синхронно, опустили руки и протолкнули его вниз – в полынью, в Исток, в выход в другой мир.

«Нет! – бормотала Марья в забытьи, перекатывая голову по подушке и переживая этот момент снова и снова. – Нет! Не так всё должно было быть. Не так!»

Но никак нельзя было по-другому. Он был бессмертным, они уже знали это. Его уже пробовали убить – безрезультатно. Из её темницы он ушёл, и ушёл бы из любой другой. Что ещё им оставалось делать?!

Велизарий предложил изгнать его в другой мир – в мир без волшебства, без магии, без Лонгира. Где он, даже если и останется бессмертным, не сможет колдовать, не сможет стать таким же могущественным и опасным, как здесь. Велизарий разработал заклятие изгнания, она придумала Заклятие Запрета. Она работала над ним сама, зная, что стоит на кону, очень тщательно прорабатывала механику и физику. Всё по науке, всё, как учил брат.

Самым сложным оказалось даже не придумать и разработать заклятие, и даже не устроить ловушку и заманить его. Самым сложным оказалось вжиться в образ Метелицы.

«Зачем?! – стонала Марья в бреду. – Зачем я пошла на это? Как могла выдумать эту подлость?!»

Образ мёртвой подруги брата, его первой, а может, и единственной любви, она использовала для его падения и изгнания. Всё что угодно он мог бы простить ей, но только не это. Она сама себя не могла простить.

Теперь она понимала, что имел в виду брат. Она не могла себе представить, что когда-нибудь сделает подобную подлость. И она её сделала.

Это была словно бы не она, думала Марья, не она сама. Какое-то мгновенное помрачение ума, временная потеря совести и нравственных ориентиров. Как будто бы откуда-то извне пришла к ней эта мысль. Не её мысль. Чужая.

Она ненавидела себя за эту жалкую попытку самооправдания, но когда появился вестник от брата, когда она услышала про Книгу и поняла, что он был прав, вот тогда она осознала весь ужас случившегося. Страшно было не то, что написано про них в этой Книге и что все теперь могут узнать. Не это было самым страшным. Самым страшным было то, что его преступления оказались не его. Они изгнали его ни за что.

Если он прав, если им действительно руководил неведомый Автор, то в убийстве Метелицы он невиновен. Как и пытался он объяснить, а они ему не поверили. Как они могли совершить такую ошибку? Как она могла совершить такую ошибку?!

«Я не знала! – в отчаянии повторяла Марья несколько недель, борясь с подступающим безумием. – Я же не знала! Господи, как же я ошибалась!»

Как спасительный луч света, удерживающий её на краю падения в бездну, выплыл из тёмных глубин подсознания образ брата.

«Ты ни в чём не виновата! – произнёс он. – Пойми уже наконец – ты такой же персонаж, как и я. Тобой тоже манипулировал Автор. Это не ты придумала, как заманить меня в ловушку; это он придумал. Он привёл тебя к этой мысли. Успокойся уже и пойми, что я тебе пытаюсь сказать столько лет».

И Марья успокоилась. Словно вспышка света в мозгу, пришло понимание. Она поняла, что хотел сказать брат, зачем прислал мальчика с Книгой и на что намекал своими часами.

И тогда она пришла в сознание.





* * *


Марья сидела в кровати, подтянув повыше подушки, и маленькими глотками отпивала горячий куриный бульон. Обессиленный, истощённый, взъерошенный Баюн, не спавший всё то время, что выхаживал и вытаскивал её из бреда, заснул в ногах. Тоже похудевшая, но с сияющими глазами Наташа стояла рядом с подносом и полотенцем.

Кроме небольшой слабости, Марья чувствовала себя абсолютно здоровой. Жар ушёл, голова работала ясно и чётко. Ей нужно лишь немного подкрепиться, восстановить силы, и она будет готова. Теперь она знала к чему. Теперь она всё прекрасно знала.

– Ну? – она подняла взгляд на Коломну с Ферзём, стоявших у изножья кровати. – Рассказывайте. Что тут у вас произошло?

– Матушка! – сразу захлопотал Коломна. – Что тебе беспокоить себя? Поправиться бы сперва.

– Я в порядке! – отрезала Марья. – Не хлопочи, Коломна, рассказывай всё. Начиная с того, почему мой Лонгир у кота?

Она кивнула на свой перстень, надетый на переднюю лапу Баюна. Коломна обеспокоенно переглянулся с Ферзём.

– Кто-то пытался украсть его, матушка. Пару недель назад. Пытались проникнуть в спальню. Баюн поднял тревогу, вор сбежал. Пришлось усилить охрану и отдать кольцо коту под присмотр.

– Та-а-ак! – сдерживаясь, произнесла Марья. – И кто же это был? Так и не выяснили?

Коломна виновато развёл руками.

– Баюн сказал: вор из волшебников. Но как было вести следствие, матушка?!

– Понятно. – Марья отпила бульон. – Ладно, с этим я сама разберусь. Что Елена?

– Велизарий отправлялся к ней, уговаривал дать ещё сроку. Сегодня был второй раз. Она согласилась дать последние три дня.

– Хорошо. – Марья мельком порадовалась, что вовремя пришла в себя. – Что по потерям?

– Потерям? – смешался Коломна.

– Она же не сидела без дела всё это время? Что она успела? Кого и что мы потеряли?