Осеннее преступление

Наверное, табличку повесил Матс. Анна, почти не думая, сорвала ее и отбросила в сторону.

— Давай, — позвала она. — Надо идти дальше.

Она потащила Лизу за собой в обход низинки. Наверное, Матс надеялся, что в низину забежит волк, и решил поставить тут свои кошмарные капканы. Волк или собака — какая разница. Все, что нужно сделать, — это заманить животных в низину.

Лиза размотала перевязь и как будто вновь обрела энергию. Или это у Анны силы кончились, потому что теперь Лиза тащила ее за собой.

Ноги налились тяжестью, от привкуса крови почти тошнило. Анне казалось, что легкие вот-вот взорвутся.

— Давай, Анна! — Лиза продолжала тащить ее, но обе женщины шли все медленнее. Снова залаяла собака — метрах в пятидесяти, не больше. Свет фонариков прыгал между деревьями.

— Не могу больше, — выдохнула Анна. — Иди. Иди вперед, и все!

Она махнула рукой в сторону Энглаберги, одновременно подавив рвотный спазм.

— Нет! — Лиза все пыталась тащить ее дальше.

Анна выдернула руку. Уперлась ладонями в колени, и ее вырвало желудочным соком.

— Иди, — просипела она. — Я их задержу.

Анна огляделась в поисках оружия. Отломанный сук мог бы быть подлиннее и потолще, но и такой сойдет. Между ней и преследователями низина, и, если Анне повезет, она сумеет заманить в нее собак.

Лиза так и стояла рядом.

— Двигай, — сказала Анна. — Я сп-правлюсь.

Кислорода ей хватило на пять слогов. Пульс сместился в горло, содержимое желудка на полпути к глотке. Анна повернулась к Лизе спиной и выставила палку перед собой, как копье.

— Беги! — повторила она.

Свет фонариков приближался.

Послышался шорох листьев: Лиза побежала. Из-за деревьев быстро надвинулся черный силуэт на четырех ногах. В десяти метрах мелькнул еще один.

Слишком далеко слева. Анна поняла, что овчарки не вбежали в низину, а обогнули ее. Первая собака заметила Анну и ускорилась.

Анна повернулась к овчарке, стерла со лба грязь и воду, отвела волосы. Перехватила палку обеими руками. Пульс грохотал в барабанных перепонках, грохот в ушах смешивался с гулом ветра в кронах. Собака неслась прямо на нее. Десять метров, пять.

Открытая пасть, уши торчком, тело изготовилось к прыжку. Анна выставила хлипкую палку перед собой и напряглась, готовясь к боли.

Послышался звук, похожий на рычание и лай одновременно, и слева, из-за деревьев, вылетел белый снаряд. Он врезался в овчарку, которая уже была в прыжке, с такой силой, что большую собаку бросило на землю. Рычание стало еще громче, после чего раздался звук, с каким смыкаются челюсти. Мило.

Крошка терьер вцепился овчарке в шею, и обе собаки покатились вниз. Овчарка визгливо залаяла и попыталась извернуться, чтобы стряхнуть Мило, но терьер висел на ней, как клещ.

Второму псу, кажется, стало не до Анны. Он кинулся вниз по склону, на выручку товарищу.

— Мило! — закричала Анна, но было уже поздно. Вторая овчарка бросилась на терьера. Рычание, вой гнева и боли.

Анна не думая кинулась вниз по склону, сжимая в руке свое хилое оружие. Врезала ближайшей овчарке по спине, вторую пнула с такой силой, что ощутила отдачу от удара где-то в зубах.

Животное заскулило, оступилось, и Анне показалось было, что победа за ней. Но овчарка, которую она огрела палкой, резко повернулась и, прежде чем Анна успела среагировать, вцепилась ей в левое бедро.

Как ни странно, боли она не почувствовала. Наверное, адреналина в крови плескалось столько, что он заглушал боль. Анна даже успела рассмотреть собачью морду: черные глаза, верхняя челюсть впилась ей в бедро. Анна сама удивилась, с каким хладнокровием ударила собаку тупым концом палки между глаз. Собака разжала челюсти и отскочила. Она все еще скалила зубы, но снова идти в атаку ей явно не хотелось. У правой ноги Анны что-то зашевелилось. Это Мило поднялся на ноги. Взъерошенный, одно ухо повисло, белая шерсть — в пятнах крови, но зубы оскалены. Овчарка, которую пнула Анна, появилась снова, теперь справа. Хромая, одно ухо порвано, как у Мило. Собака скалилась и рычала, но тоже не особенно рвалась в бой. Анна сделала выпад палкой в сторону ближайшей овчарки. От движения боль в укушенном бедре усилились, Анна охнула, но собака отступила.

— Вот так, — сказала Анна. — Давай назад, падаль.

Она сделала еще выпад палкой, в сторону другой овчарки, на этот раз к ней присоединился Мило. Результат повторился. Могучий пес попятился и вопросительно посмотрел на своего товарища; тот явно не знал, что делать. Этот взгляд и разорванное ухо придавали псу, минуту назад такому грозному, почти жалкий вид.

— Вот что происходит с теми, кто разевает пасть на семью Веспер, — вырвалось у Анны. Мило шагнул вперед, тявкнул. И обе овчарки отступили еще на пару метров.

Анна оглядела склон, соображая, как выбраться. Время поджимало. Адреналин притупил боль от укуса. На краю низины вдруг мелькнул свет фонарика, запрыгал вниз по склону, скользнул по собакам, а потом ослепил Анну.

— Фас, мальчики! — послышался крик Мари.

Приказ придал овчаркам смелости. Рычание стало громче, но фонарик слепил их, затрудняя атаку. Анне пришлось одной рукой прикрыть глаза, чтобы лучше видеть животных.

— Фас! — нетерпеливо повторила Мари, сбегая по склону с другой стороны впадины. Фонарик начал мигать, и увидеть, с какой стороны исходит угроза, стало легче. Собаки приближались с обеих сторон. Мило снова залаял, но на этот раз не испугал их.

Анна увидела, как Мари бежит через низинку с пистолетом в одной руке и фонариком в другой. Луч описал круг, упал на лицо женщины, осветив выражение триумфа и возбуждения. Позади Мари запрыгал еще один луч — наверное, Бруно.


Конец, подумала Анна, чувствуя, как тело сдается.

Мари бежала, наставив на нее пистолет. Свет фонарика отражался от висевших в воздухе дождевых капель, превращаясь в белые вспышки.

— Фас… — начала было Мари, и тут у нее под ногами, в мокрой листве, что-то сдвинулось. Один из волчьих капканов Матса с пугающим лязгом впился ей в ногу, и команда перешла в дикий крик.

Мари по инерции двигалась вперед, цепь капкана черной змеей протянулась по листьям. Она еще больше натянулась, когда Мари споткнулась; наконец цепь дернула ее назад, и Мари с размаху упала. Руки все еще сжимали пистолет и фонарик, и Мари не смогла опереться на них.

В последний миг, уже падая лицом в ковер из листьев, Мари поняла, что под ним. Глаза у нее расширились, крик перешел в вопль, но оборвался, когда второй капкан сомкнулся у нее на шее.

Пистолет вылетел из рук Мари; лежавший рядом фонарик освещал чудовищную сцену, которая разыгрывалась всего в нескольких метрах от Анны. Глаза у Мари были широко раскрыты, руки и ноги подергивались, а из остатков трахеи доносилось слабое бульканье.

— Мари! — отчаянно закричал Бруно и ринулся к жене. — Мари! Дорогая! Нет, нет!

Он упал на колени и попытался развести стальные челюсти, но безуспешно. Листья окрасились кровью, смешанной с проливным дождем, дождь лил на Бруно, который все звал жену по имени, пока ее движения не замерли. Тогда крик его перешел в горестный вой.

Обе овчарки прихромали и сели по обе стороны безжизненного тела. Через несколько секунд они присоединились к вою Бруно. Сначала одна, потом другая.

Анна осторожно подобралась к месту, где упал пистолет. Подняла оружие, смахнула листья и нацелила его на Бруно.

— Все кончено, — сказала она.





Глава 62

Осень 2017 года




Анна стояла в дверях палаты Элисабет. Изголовье кровати было приподнято, и старуха полусидела. Кислородная трубка тянулась к носу, вместе с больничным халатом и приборами придавая Элисабет вид слабого, хрупкого человека. Но Элисабет отнюдь не была слабой. — У тебя глаза, как у отца. Я тебе говорила, когда мы встретились в первый раз, — сказала Элисабет Лизе — та сидела на краю кровати. Элисабет погладила ее по щеке. — И как у деда.

Анна едва сдерживала слезы. Повернувшись к окну, она встретилась взглядом с Клейном. Глаза на каменном лице блестели, рот растянулся в подобии счастливой улыбки. Оба смутились и отвернулись, словно ни тот, ни другая не желали демонстрировать чувства. В кармане зажужжал телефон, и Анна вышла в коридор.

Звонил Йенс Фриберг.

— Вот, звоню сказать, что мы почти со всем разобрались. Бруно признался, вопросы сняты. Бенгт Андерсон нанял ему какую-то адвокатскую знаменитость, но Мари это вряд ли вернет.

— А Табор?

— Пожарным удалось спасти нижний этаж и печные кладки. Дождь помог, но жить там можно будет еще не скоро.

— Что ж. — Анна подумала о вещах — своих и Агнес. Старенький халат, фотоальбомы, коробка с детскими вещами Агнес. Последние материальные свидетельства того, что она, Хокан и Агнес когда-то жили вместе.

— Ты в порядке? — Йенс как будто искренне беспокоился.

Анна подумала об Агнес. Потом о Лизе Савич и Элисабет Видье. Каких-нибудь несколько дней назад потеря дома и вещей выбила бы ее из колеи. Удар, от которого она, может быть, никогда бы не оправилась.

— Там были всего лишь вещи, — сказала Анна. Да, именно: всего лишь вещи.

— Что теперь?

— Точно не знаю. Агнес завтра выпишут. Поживем пару дней в гостинице, а там посмотрим. А у тебя что?

— Я тоже не знаю. Надо кое с чем разобраться, так что я пока тут задержусь. К счастью, на прошлой неделе я прошел ускоренный курс следовательского дела, и у меня был хороший преподаватель.

На мгновение Анне показалось, что она почти слышит, как Йенс улыбается.

— Звони, рассказывай, как у тебя дела, — попросила она.

— Ты тоже!

В трубке помолчали.

— Береги себя, Йенс, — сказала Анна.

— И ты себя.



Анна на время оставила семейство Видье и выскользнула в вестибюль, купить что-нибудь попить. Швы на бедре тянуло, отчего Анна двигалась медленно. Газеты кричали о подробностях того, что они называли убийствами в Неданосе. Такой заголовок, наверное, заставил Бенгта Андерсона страдать не меньше, чем от потери дочери, не без язвительности подумала Анна. Она купила колу и выпила ее, стоя в сумерках у главного входа. Дождь прекратился, но ветер стал холоднее. Постояв немного на улице, Анна замерзла и вернулась в палату.