Осеннее преступление

Анна поставила ногу на первую ступеньку. Холодное дерево под босыми пятками. Вторая ступенька, третья. Анна положила дубинку на плечо. Четвертая ступенька, пятая. В пижаме и босиком Анна двигалась почти бесшумно. Шестая ступенька, седьмая. Она замедлила шаг, прислушалась. Наверху тихо. Еще две ступеньки, и стал виден пол второго этажа. Анна поставила ногу на восьмую ступеньку. Ступней ощутила слабую вибрацию — и через долю секунды дерево тихонько скрипнуло. Черт!

Анна замерла на месте, задержала дыхание. Из зала для проповедей не доносилось ни звука. Неужели ее раскрыли? В таком случае ее положение хуже некуда. Незваный гость где-то там над ней, крутая узкая лестница не даст ей замахнуться дубинкой как следует, к тому же есть опасность полететь вниз кувырком. Надо решить: вперед или назад.

Анна набрала в грудь воздуху и бегом преодолела последние ступеньки. Левая рука выставлена для защиты, дубинка занесена над головой. Но на Анну никто не напал. Она бросилась в зал и попыталась определить, где взломщик. Полная луна висела за большим церковным окном, заливая зал серебристо-белым светом. Все спокойно, взломщиков не видно. Спрятаться здесь можно только внизу на широкой лестнице, позади педального органа или за какими-нибудь фотоэкранами Агнес. С дубинкой наизготовку Анна обогнула орган, посматривая за спину, чтобы на нее не напали сзади. Пульс грохотал в ушах. Пространство за органом оказалось пустым. Анна резко обернулась и констатировала, что лестница тоже пуста; потом она медленно двинулась к картине. Единственное непроверенное укрытие — там. Анна остановилась на полпути, сжимая рукоять дубинки.

— Лучше выходи. — В огромном зале голос отозвался призрачным эхом. — Я из полиции, — прибавила она погромче. — Выходи!

Ничего.

Анна медленно двинулась по залу; наконец ей удалось заглянуть за первый фотоэкран. Пусто. Осталось еще одно место — за экраном в другом углу.

Анна снова остановилась, прислушалась. Услышала только собственное дыхание. Во рту пересохло, как после табака, рукоять дубинки липла к ладони.

— Выходи! — опять крикнула она. Ей никто не ответил.

Анна осторожно протянула левую руку и ухватила край экрана. Экран оказался легким — в основном алюминий и ткань. Анна дернула его на себя, отступила и отпустила экран, чтобы освободить себе место для замаха. Экран некоторое время балансировал на верхнем крае, а потом медленно завалился и со стуком ударился о пол.

Угол за экраном оказался пустым. Анна опустила дубинку, выдохнула.

Может, ей померещилось? Может, просто старый дом оседает? Вполне возможно, хотя Анна не готова была купиться на такое объяснение. Но если взломщик действительно был, куда он в таком случае делся? Анна спустилась по широкой лестнице и проверила дверь, ведущую во двор. Заперто, а с той стороны — засов, как и ожидалось. Анна снова поднялась. Церковное окно не открывалось, но Анна на всякий случай проверила. Ночью панорама была почти такой же красивой. Далеко-далеко, над городами, на горизонте начинало розоветь ночное небо.

Что-то в громадном зале было не так, и Анне понадобилось несколько секунд, чтобы определить, что именно. Слабый запах, не свойственный этому дому и который Анна не могла опознать. Запах становился тем отчетливее, чем ближе Анна подходила к фреске.

В лунном свете картина казалась еще более зловещей. Краски осени глуше, небо темнее, дождь безрадостнее. Как и раньше, искаженные отражения на воде казались почти живыми. Они менялись по мере того, как Анна подходила ближе. Раздваивались, сливались, снова раздваивались. Складывались в новый узор, новые формы. Что-то это напоминает…

Луна зашла за тучу, и зал на несколько секунд погрузился в полутьму. Анна замерла, не сводя взгляда с фрески; она так сосредоточилась, что не заметила еле слышного звука — кто-то поднимался по лестнице.

Лунный свет вернулся, и Анна судорожно вдохнула. Отражения на водной поверхности слились, образовали светлый силуэт молодого мужчины. Прямые руки закинуты за голову, лицо обращено к небу. Бледная кожа, волосы в воде вокруг головы напоминают нимб. Все вместе необыкновенно красиво, но в то же время — какая глубокая печаль. Потому что было совершенно очевидно: юноша мертв. — Это, наверное, Симон Видье, — сказала Агнес за спиной у Анны, перепугав ее чуть не до смерти.





Глава 12

28 августа 1990 года




Карина увидела, как Симон поднялся, прислонил гитару к большому камню и зашагал по тропинке с той стороны плато. Она подождала, чтобы никто не смотрел, встала и медленно пошла следом. Она и сама не знала зачем. Просто что-то случилось, что-то, отчего ей нужно было поговорить с Симоном. Среди деревьев было темно, но Карина много раз ходила по этой тропинке. Сортирный путь, как они ее называли, вел к развалинам бараков на каменоломне, но никто никогда дальше половины пути не уходил.

— Симон, ты там? — шепотом позвала она. — Симон?

— Я здесь!

Справа от тропинки послышались звуки. Потом Карина увидела, как Симон выходит из-за деревьев, на ощупь застегиваясь. Они остановились друг напротив друга — сантиметров на двадцать ближе, чем встали бы при свете дня. Темнота словно толкнула их друг к другу. Они оказались так близко, что Карина ощутила легкий зуд внизу живота. Смешно. Это же Симон, которого она знает с детского сада. И все же каким-то удивительным образом он уже не прежний Симон, а совершенно другой человек.

— Короче, я подумала… — Она поежилась. — Крутая новость, про гастроли. Поздравляю. — Из-за травы слова выходили невнятными, словно обжигали рот.

— Спасибо!

— Когда едешь?

— В понедельник.

— Ясно. — Карина глубоко вдохнула, поколебалась. Ее прервал звук — где-то в лесу треснула ветка. Она вздрогнула:

— Что это?

— Ничего особенного.

— Как по-твоему, здесь кто-то есть?

— Да кому здесь быть. Все остальные ведь наверху? — Симон махнул рукой в сторону каменного лба, где снова заорал бумбокс.

— Не они. Кто-то другой. — Несколько секунд они молча прислушивались, но слышали только собственное дыхание и звуки, долетавшие со стороны каменоломни. Карина сглотнула.

— Олень-людоед вернулся, — усмехнулся Симон. — Интересуется, какого хрена мы тут вытворяем.

— Думаешь? — Карина хотела прогнать страх, но он крепко вцепился в нее.

— Ну. Кстати, а чего у тебя глаза такие? Что-то случилось?


Карина не ответила. Прикусив нижнюю губу, она продолжала вслушиваться.

— Глупость какая-то, — пробурчала она. — Пьяный бред.

— Ты о чем?

Карина помотала головой.

— Ну давай, говори! — Симон взял ее за руку. Прикосновение не было неприятным — скорее наоборот. Карина глубоко вдохнула и на пару секунд задержала дыхание.

— Короче, за неделю до конца школы мы с Мари ехали в автобусе домой. Нам было скучно, и мы начали вспоминать, какие песни нам нравились в восьмидесятые.

Симон рассмеялся.

— Окей, и одна из вас затянула “Never gonna give you up” Рика Эстли?

— Ну хватит.

— Извини. Продолжай. Вы ехали в автобусе и обсуждали музыку восьмидесятых.

— И я ляпнула, что среди моих любимых была “When doves cry”.

– “Принс”. Хорошая песня.

— Конечно! — Карина посветлела. — И мы начали напевать. Та-да-да Та-да-да. Та-да-да-да. А потом… Мы уже говорили о чем-то другом, и тут одна из нас снова завела, а другая подхватила. Та-да-да, и мы ржали так, что чуть не описались. Не особо по-взрослому, но сам понимаешь — неделя до окончания гимназии. Вроде как попустило.

Симон кивнул.

— А на следующее утро. — Карина запнулась. — Обещай не смеяться.

— Слово скаута. — Симон клятвенно вскинул руку.

— Ну. „Да я сама понимаю, звучит по-идиотски. — Карина почувствовала, что краснеет.

— Давай же, говори.

— Ладно, но ты правда не смейся! — Карина сделала над собой усилие. — На следующее утро после того разговора в автобусе у меня на подоконнике лежала мертвая птица. Белый голубь.

Несколько секунд было тихо, а потом Симон захохотал.

— Блин, Симон, ты обещал. — Карина ткнула его кулаком в грудь.

— Ну сорри. Просто это так…

— Глупо. Ну да, понимаю. Блондинка с большими сиськами. — Карина скрестила руки на груди и отвернулась.

— Нет, нет. Я не это имел в виду. Прости. — Симон прекратил смеяться. — Ты совсем не дурочка. Но ты же не думаешь, что голубь может вот так просто влететь в окно?

— Не может, потому что я бы проснулась от шума. При этом голубь не был ранен. Он просто лежал на подоконнике, как будто спит. Почти красивый, хотя как-то неприятно красивый. Я решила, что нас кто-то подслушал и шел за мной до дома. С тех пор мне и мерещится.

— А тебе не кажется, что кто-то подшутил над тобой? Кто еще был в автобусе?

Карина задумалась.

— Машина Алекса была в ремонте, и они с Бруно сидели в самом конце. Еще куча малышни, младший брат Мари и его одноклассники. Ты тоже там был, но сидел, как всегда, в наушниках и не слышал нас.

— В таком случае главный подозреваемый — Алекс. Ты же знаешь, что он устроил после того, как мы посмотрели “Крестного отца”?

— Напихал Бруно в подушку конского навоза. Идиотская история, весь поселок слышал.

— Он это назвал “лошадиной подушкой”. — Симон усмехнулся. — Бруно с ним две недели не разговаривал. Ребячество, но смешно.

Карина несколько секунд смотрела на него, а потом вздохнула.

— Наверное, ты прав. Очень может быть, что это кретинская выдумка Алекса. — Ей хотелось, чтобы по голосу было ясно: Симон ее убедил. Но обмануть себя не получилось.

— Или у меня мозги заскучали, решили сделать жизнь поинтереснее. — Карина опустила руки. — Иногда мне все просто до смерти надоедает. Понимаешь?

Симон кивнул, но ничего не сказал.

Несколько секунд они молча стояли в темноте и смотрели друг на друга. Сердце у Карины билось тяжко, но не только от страха. Симон сегодня точно был какой-то другой. Такой зрелый, интересный, такой…

Повинуясь порыву, Карина вдруг шагнула вперед, обхватила Симона за шею и прижалась губами к его губам. Языки встретились, все слилось в один возбуждающий вкус — слюна, трава, алкоголь. Тела прижались друг к другу, и Карина ощутила, как быстро он наливается.