Орден Сумрачной Вуали
Часть 27 из 74 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Можешь снова поцеловать, – едва слышно пробормотал Тилвас.
– …Это сработает?
– Нет, но мне будет приятно.
– Судя по всему, он не так уж и страдает, – тотчас едко заметил Бакоа, но был неправ.
Артефактору явно было плохо.
– Найдите… Галасу… Дарети… – прохрипел Тилвас на прощание и отключился под пение какой-то малиновой птички, опустившейся рядом с нами на камень.
17
У госпожи Галасы Дарети
Tempus est nobis ad villam.
«Пора в деревню».
Мы с Мокки переглянулись и смотрели друг на друга достаточно долго – по меркам наших экстренных обстоятельств.
Я не знаю, какие мысли крутились в голове Бакоа, но у меня большими буквами было написано прямо на лбу: ну и во что мы теперь ввязались? И кем, трижды гурх по семерчатой вафле, окажется эта Галаса Дарети, раз предыдущее знакомство Тилваса не влезало ни в какие рамки реалистичности?
– Сделаем, как он просит? – наконец кисло спросил Мокки. Так кисло, что, ответь я: «Нет, давай сбежим отсюда, пусть умирает», вор явно бы согласился. Причем с облегчением.
– Сделаем, – запоздало натянув свою любимую маску невозмутимости, кивнула я.
– Тогда ищи эту тетку, а я потащу его.
Бакоа решительно взвалил Тилваса на себя и, кляня рост артефактора на чем свет стоит, поплелся с ним к одноэтажным домикам на том конце долины. Я побежала вперед, обгоняя их.
Сомнительно, что мне, в моем-то потрепанном виде, будут очень рады в этой деревне. Как там она называется? Лайстовиц?..
Впрочем, деревня безмолвствовала. Несмотря на разгар рабочего дня, на ее единственной улочке не было ни души, хотя в садовых загонах я увидела и кур, и лошадей. А также несколько коз, которые при моем приближении испугались и поэтому дружно и обреченно завалились набок, выставив одеревеневшие ноги. Причем одна коза так усердствовала в имитации своей смерти (читай: несъедобности), что умудрилась скатиться в канавку в таком «окоченелом» виде. Обожаю наших шэрхенмистских козочек: они прекрасные актеры, можно брать пример.
А вот людей в Лайстовице не было. Причем вблизи стало видно: дома нежилые. В одном прямо на крыше устроил гнездо аист, в другом – порог был засыпан опавшими цветами яблони так, что даже дверь толком не откроешь.
– Так, на всякий случай: еще одних призраков сегодня я не выдержу, – сквозь зубы процедила я, вихрем проносясь по деревне. – Слышишь, мироздание? Не нарывайся, не зли меня и вообще – знай меру. Да, обычно мой нравственный принцип заключается в том, чтобы не быть такой стервой, как диктуют обстоятельства. Но иногда, знаешь ли, принцип идет в задницу.
Безмятежное мироздание ответило шаловливым цветочным ветром.
И только с последним домом мне повезло. Он выглядел гораздо живее, а во дворе на веревке сушилась одежда. Я перемахнула через низенький заборчик и вскоре уже колотила в дверь.
– Кто там? – донесся спокойный и очень тихий женский голос изнутри. Возможно даже, он уже несколько раз спрашивал: «Кто там?» – просто я из-за грохота ударов не слышала.
– Я ищу Галасу Дарети!
– Зачем? – так же тихо.
– По просьбе Тилваса Талвани. Ему плохо. А если драматизировать, я бы сказала, что он умирает.
Дверь распахнулась.
Женщина, стоявшая на пороге, совсем не выглядела отшельницей, спрятавшейся в кольце гор в заброшенной деревеньке. Наоборот, у нее была настолько яркая внешность, какой могут похвастаться не все жители двух столиц.
Кожа госпожи Дарети была темнее самого черного кофе, а вот длинные волосы, частично связанные в узлы по бокам от макушки, оказались платиново-белыми. Необычные, почти прозрачные светло-зеленые глаза смотрели устало, но ясно. Свободное серое платье с широкими рукавами, уходящими в пол, украшали вышитые надписи на стародольнем языке. Пробежавшись по ним взглядом, я выхватила несколько слов из тех и других известных целительских заговоров. В руках госпожа Дарети держала пучок каких-то пахучих растений.
– Вы знахарка?
– Да. Где господин Талвани? Что с ним?
– Вон он, – я пальцем указала в начало деревни, где как раз появился пошатывающийся Мокки с Тилвасом. – Потерял сознание, побелел, течет кровь. До этого он… колдовал, – обтекаемо закончила я, глядя на то, как госпожа Дарети отбрасывает пучок трав, тщательно моет руки, потом хватает какой-то сундучок из-под шкафа и делает еще миллион предположительно целительских приготовлений.
– Я так понимаю, дело в его амулете… – продолжила я. А потом с нажимом закончила, внимательно прищурившись на отшельницу: – Или в его особых способностях.
Она в курсе тайны Тилваса или нет?
Госпожа Дарети, наклонившаяся за еще какими-то штуками, осталась совершенно спокойна. Она никак не среагировала на мои интонационные выкрутасы: только побежала вглубь дома, молча поманив меня с собой.
Избушка была уютная. Огромная деревенская печь с камином и лежанкой, переоборудованной в место для чтения; альков с кроватью, над которой висело много-много разноцветных ловцов снов и перышек; кресло-качалка и три шкафа: платяной, посудный и книжный. В центре комнаты находилось два стола – один явно «бытовой», для жизни – с чашкой чая, букетиком мать-и-мачехи, какой-то вышивкой в пяльцах; второй – ближе к окну – уставленный разнообразными ступками, ретортами, банками с ингредиентами и прочим целительским добром. Кухню отделяли от основного помещения шторы из деревянных бусин и музыкальные чаши, выстроенные по полу в ряд.
Мы с Галасой освободили один из столов.
– Разожгите камин, Джерри, – тихо попросила она, и я вздрогнула, услышав свое имя из чужих уст.
– Мы знакомы?..
– Нет, – мягко улыбнулась Галаса, и, видя эту улыбку, я вдруг поняла, что она совсем не молода – как минимум в полтора раза старше меня, а то и в два. – Но я иногда вижу кое-что о людях. У меня такой дар.
– Очень странно, что вы увидели именно имя Джерри, – резко сказала я, но невозмутимость Галасы не дрогнула.
– Вы ведь так себя называете, – уточнила знахарка. – Думаю, мой дар обладает некоторым чувством такта.
В этот момент на пороге избушки появился Мокки. Он скользнул по Галасе изучающе-цепким взглядом и водрузил артефактора на стол. Молчаливая госпожа Дарети быстро, но без спешки осмотрела Тилваса, проделала над ним какие-то магические манипуляции и кивнула.
– Мне нужна ваша помощь, – сказала она и стала просить нас то растолочь какие-то травки, то принести свежей воды из колодца, то перемешивать зелье, поставленное на огонь.
Сама Галаса замерла над Талвани с закрытыми глазами и медленно водила руками над его телом, иногда что-то тихо напевая, не размыкая губ. Я заметила, что ловцы снов под потолком начали раскачиваться, хотя окна в избушке были закрыты, а музыкальные чаши тихо и переливчато зазвенели. Руки женщины то и дело начинали слабо светиться, а кожа Тилваса поочередно покрывалась испариной и мурашками.
– Зелье кипит, – сказала я от печи.
Мокки, у которого уже не было задания, просто стоял рядом со столом, сложив руки на груди, и отнюдь не добро следил за действиями знахарки. Я бы наверняка была недовольна таким пристальным вниманием к своей работе, но Галаса и глазом не моргнула. То ли она перебарщивает с валерьянкой и всякими благовониями, то ли медитирует тут по семь часов в день и давно познала истинное спокойствие океана.
– Хорошо, спасибо, – сказала знахарка, убирая ладони от Тилваса. – Лечение займет достаточно много времени. Сейчас я попрошу вас уйти. В соседнем доме есть вода и еда, можете переночевать там. Берите все, что нужно, чтобы удобно устроиться.
– А если мы хотим остаться? – прищурился Бакоа. – Мало ли что вы тут делать собираетесь.
– Я не причиню вашему другу вреда, – кротко сказала Галаса.
– Он нам не друг. Должник, – осклабился Мокки.
– Зато мне – друг, – наклонила голову целительница и вежливо, но непреклонно кивнула на дверь, которая приглашающе заскрипела, открываясь.
Мы с Мокки вышли за порог, и дверь закрылась за нами.
– Ну и денёк, – вздохнула я, с силой потирая виски.
Золотисто-медовое солнце уже подкатывалось к кольцу острых скал, окружающих долину. Не пройдет и получаса, как нас затопит холодом, стремительным и беспощадным.
Мы неприкаянно сходили на разведку в указанный травницей дом. Ожидание – это всегда самое невыносимое. Я рассеянно поела, Бакоа сомнамбулически и машинально взломал замки на всех ларях – совершенно зря, лари были пустыми.
В конце концов, уже когда давным-давно миновала полночь и близился рассвет, стало понятно, что лучше бы нам и впрямь все-таки лечь спать. Быстрого лечения не будет. Но мы не остались в пустом доме: вернулись обратно на участок Галасы. Там Мокки самоуверенно подошел к бельевой веревке, снял с нее одеяла госпожи Дарети и одним обмотался сам, а второе протянул мне.
В подсвеченном зашторенном окне было видно, как целительница делает какие-то пассы руками над аристократом.
Переглянувшись, мы с Бакоа обогнули избушку травницы. С задней стороны к ней примыкал ночной сад, полный лекарственных растений – на каждой грядке имелась табличка, а впереди – импровизированное святилище змеи сайнаджо. Небольшой источник, каменная статуэтка змеи, молельная скамеечка и черпак на длинной медной ручке. Также тут стояла крохотная жаровня: если у тебя есть какое-то пожелание к змее – покровительнице водопадов, ты можешь написать его на специальной бумажке, поджечь в жаровне и повторить ритуал с омовением рук столько раз, сколько получится за то время, пока идет дым.
Я вздрогнула, еще раз вспомнив о страшных молочных глазах оришейвы.
– Я действительно собираюсь ночевать прямо здесь, – мрачно предупредил Бакоа.
– Как и я. Хотя я не ожидала, что и тебя будет так беспокоить судьба нашего спутника, Мокки. Ты им все-таки проникся?
Вор неожиданно взвился, подпрыгнув аж на метр.
– Что-о-о?! – завопил он. – При чем тут аристократишка?! Я ночую на свежем воздухе, потому что это полезнее! Тилвас – да пусть хоть сейчас откинется, ради неба, мне вообще нормально! Какого гурха, Джерри!
Меня поразила его невероятно бурная реакция. Сев на корточки, я стала раскатывать свое одеяло на траве, а Мокки так и стоял столбом, завернувшись в свое, ошеломленно глядя на меня сверху вниз. Он выглядел таким… взъерошенным, что ли, таким опешившим, – невероятное зрелище, очарование деревни, – что я не удержалась от нервного смешка.
– Мокки, – я лукаво глянула на него исподлобья, – знаешь, я никогда не поднимала эту тему, но ты вообще в курсе, что переживать за других – не зазорно? Ладно, я уже привыкла, что ты объявляешь всем и каждому, что тебя наплевать на меня, хотя мне бывает больно от этого, Бакоа, – голос мой непроизвольно стал жестче, – но, в общем и целом, никто не умрет от того, что если ты хоть разок признаешь, что тебя заботят проблемы других!
– Я…
– Да, Тилвас – тот еще тип, но учитывая, что мы вместе пережили за последние дни, испытывать к нему сочувствие и волноваться о его здоровье – это нормально, Мокки! Это – нормально! – уже в полный голос рявкнула я.
Я и сама не заметила, как запланированный мной шутливый упрек превратился в полноценный наезд.
– Если ты, Бакоа, начнешь показывать людям – не всем, но хоть кому-нибудь, – что ты не такая отбитая сволочь, какой любишь себя выставлять, что у тебя в груди есть хоть какие-то добрые чувства, хоть какой-то намек на привязанности, – продолжала чеканить слова я, – то так будет гораздо лучше для всех, прикинь. Я не верю, что ты пришел сюда ради свежего воздуха, слышишь?! И я рада, что это не так! Очень здорово, что наш спутник для тебя не только мешок с деньгами! Ура! Ты в состоянии что-то чувствовать! Значит, ты все-таки не психопат! Аллилуйя, блин! – и я зааплодировала.
– …Это сработает?
– Нет, но мне будет приятно.
– Судя по всему, он не так уж и страдает, – тотчас едко заметил Бакоа, но был неправ.
Артефактору явно было плохо.
– Найдите… Галасу… Дарети… – прохрипел Тилвас на прощание и отключился под пение какой-то малиновой птички, опустившейся рядом с нами на камень.
17
У госпожи Галасы Дарети
Tempus est nobis ad villam.
«Пора в деревню».
Мы с Мокки переглянулись и смотрели друг на друга достаточно долго – по меркам наших экстренных обстоятельств.
Я не знаю, какие мысли крутились в голове Бакоа, но у меня большими буквами было написано прямо на лбу: ну и во что мы теперь ввязались? И кем, трижды гурх по семерчатой вафле, окажется эта Галаса Дарети, раз предыдущее знакомство Тилваса не влезало ни в какие рамки реалистичности?
– Сделаем, как он просит? – наконец кисло спросил Мокки. Так кисло, что, ответь я: «Нет, давай сбежим отсюда, пусть умирает», вор явно бы согласился. Причем с облегчением.
– Сделаем, – запоздало натянув свою любимую маску невозмутимости, кивнула я.
– Тогда ищи эту тетку, а я потащу его.
Бакоа решительно взвалил Тилваса на себя и, кляня рост артефактора на чем свет стоит, поплелся с ним к одноэтажным домикам на том конце долины. Я побежала вперед, обгоняя их.
Сомнительно, что мне, в моем-то потрепанном виде, будут очень рады в этой деревне. Как там она называется? Лайстовиц?..
Впрочем, деревня безмолвствовала. Несмотря на разгар рабочего дня, на ее единственной улочке не было ни души, хотя в садовых загонах я увидела и кур, и лошадей. А также несколько коз, которые при моем приближении испугались и поэтому дружно и обреченно завалились набок, выставив одеревеневшие ноги. Причем одна коза так усердствовала в имитации своей смерти (читай: несъедобности), что умудрилась скатиться в канавку в таком «окоченелом» виде. Обожаю наших шэрхенмистских козочек: они прекрасные актеры, можно брать пример.
А вот людей в Лайстовице не было. Причем вблизи стало видно: дома нежилые. В одном прямо на крыше устроил гнездо аист, в другом – порог был засыпан опавшими цветами яблони так, что даже дверь толком не откроешь.
– Так, на всякий случай: еще одних призраков сегодня я не выдержу, – сквозь зубы процедила я, вихрем проносясь по деревне. – Слышишь, мироздание? Не нарывайся, не зли меня и вообще – знай меру. Да, обычно мой нравственный принцип заключается в том, чтобы не быть такой стервой, как диктуют обстоятельства. Но иногда, знаешь ли, принцип идет в задницу.
Безмятежное мироздание ответило шаловливым цветочным ветром.
И только с последним домом мне повезло. Он выглядел гораздо живее, а во дворе на веревке сушилась одежда. Я перемахнула через низенький заборчик и вскоре уже колотила в дверь.
– Кто там? – донесся спокойный и очень тихий женский голос изнутри. Возможно даже, он уже несколько раз спрашивал: «Кто там?» – просто я из-за грохота ударов не слышала.
– Я ищу Галасу Дарети!
– Зачем? – так же тихо.
– По просьбе Тилваса Талвани. Ему плохо. А если драматизировать, я бы сказала, что он умирает.
Дверь распахнулась.
Женщина, стоявшая на пороге, совсем не выглядела отшельницей, спрятавшейся в кольце гор в заброшенной деревеньке. Наоборот, у нее была настолько яркая внешность, какой могут похвастаться не все жители двух столиц.
Кожа госпожи Дарети была темнее самого черного кофе, а вот длинные волосы, частично связанные в узлы по бокам от макушки, оказались платиново-белыми. Необычные, почти прозрачные светло-зеленые глаза смотрели устало, но ясно. Свободное серое платье с широкими рукавами, уходящими в пол, украшали вышитые надписи на стародольнем языке. Пробежавшись по ним взглядом, я выхватила несколько слов из тех и других известных целительских заговоров. В руках госпожа Дарети держала пучок каких-то пахучих растений.
– Вы знахарка?
– Да. Где господин Талвани? Что с ним?
– Вон он, – я пальцем указала в начало деревни, где как раз появился пошатывающийся Мокки с Тилвасом. – Потерял сознание, побелел, течет кровь. До этого он… колдовал, – обтекаемо закончила я, глядя на то, как госпожа Дарети отбрасывает пучок трав, тщательно моет руки, потом хватает какой-то сундучок из-под шкафа и делает еще миллион предположительно целительских приготовлений.
– Я так понимаю, дело в его амулете… – продолжила я. А потом с нажимом закончила, внимательно прищурившись на отшельницу: – Или в его особых способностях.
Она в курсе тайны Тилваса или нет?
Госпожа Дарети, наклонившаяся за еще какими-то штуками, осталась совершенно спокойна. Она никак не среагировала на мои интонационные выкрутасы: только побежала вглубь дома, молча поманив меня с собой.
Избушка была уютная. Огромная деревенская печь с камином и лежанкой, переоборудованной в место для чтения; альков с кроватью, над которой висело много-много разноцветных ловцов снов и перышек; кресло-качалка и три шкафа: платяной, посудный и книжный. В центре комнаты находилось два стола – один явно «бытовой», для жизни – с чашкой чая, букетиком мать-и-мачехи, какой-то вышивкой в пяльцах; второй – ближе к окну – уставленный разнообразными ступками, ретортами, банками с ингредиентами и прочим целительским добром. Кухню отделяли от основного помещения шторы из деревянных бусин и музыкальные чаши, выстроенные по полу в ряд.
Мы с Галасой освободили один из столов.
– Разожгите камин, Джерри, – тихо попросила она, и я вздрогнула, услышав свое имя из чужих уст.
– Мы знакомы?..
– Нет, – мягко улыбнулась Галаса, и, видя эту улыбку, я вдруг поняла, что она совсем не молода – как минимум в полтора раза старше меня, а то и в два. – Но я иногда вижу кое-что о людях. У меня такой дар.
– Очень странно, что вы увидели именно имя Джерри, – резко сказала я, но невозмутимость Галасы не дрогнула.
– Вы ведь так себя называете, – уточнила знахарка. – Думаю, мой дар обладает некоторым чувством такта.
В этот момент на пороге избушки появился Мокки. Он скользнул по Галасе изучающе-цепким взглядом и водрузил артефактора на стол. Молчаливая госпожа Дарети быстро, но без спешки осмотрела Тилваса, проделала над ним какие-то магические манипуляции и кивнула.
– Мне нужна ваша помощь, – сказала она и стала просить нас то растолочь какие-то травки, то принести свежей воды из колодца, то перемешивать зелье, поставленное на огонь.
Сама Галаса замерла над Талвани с закрытыми глазами и медленно водила руками над его телом, иногда что-то тихо напевая, не размыкая губ. Я заметила, что ловцы снов под потолком начали раскачиваться, хотя окна в избушке были закрыты, а музыкальные чаши тихо и переливчато зазвенели. Руки женщины то и дело начинали слабо светиться, а кожа Тилваса поочередно покрывалась испариной и мурашками.
– Зелье кипит, – сказала я от печи.
Мокки, у которого уже не было задания, просто стоял рядом со столом, сложив руки на груди, и отнюдь не добро следил за действиями знахарки. Я бы наверняка была недовольна таким пристальным вниманием к своей работе, но Галаса и глазом не моргнула. То ли она перебарщивает с валерьянкой и всякими благовониями, то ли медитирует тут по семь часов в день и давно познала истинное спокойствие океана.
– Хорошо, спасибо, – сказала знахарка, убирая ладони от Тилваса. – Лечение займет достаточно много времени. Сейчас я попрошу вас уйти. В соседнем доме есть вода и еда, можете переночевать там. Берите все, что нужно, чтобы удобно устроиться.
– А если мы хотим остаться? – прищурился Бакоа. – Мало ли что вы тут делать собираетесь.
– Я не причиню вашему другу вреда, – кротко сказала Галаса.
– Он нам не друг. Должник, – осклабился Мокки.
– Зато мне – друг, – наклонила голову целительница и вежливо, но непреклонно кивнула на дверь, которая приглашающе заскрипела, открываясь.
Мы с Мокки вышли за порог, и дверь закрылась за нами.
– Ну и денёк, – вздохнула я, с силой потирая виски.
Золотисто-медовое солнце уже подкатывалось к кольцу острых скал, окружающих долину. Не пройдет и получаса, как нас затопит холодом, стремительным и беспощадным.
Мы неприкаянно сходили на разведку в указанный травницей дом. Ожидание – это всегда самое невыносимое. Я рассеянно поела, Бакоа сомнамбулически и машинально взломал замки на всех ларях – совершенно зря, лари были пустыми.
В конце концов, уже когда давным-давно миновала полночь и близился рассвет, стало понятно, что лучше бы нам и впрямь все-таки лечь спать. Быстрого лечения не будет. Но мы не остались в пустом доме: вернулись обратно на участок Галасы. Там Мокки самоуверенно подошел к бельевой веревке, снял с нее одеяла госпожи Дарети и одним обмотался сам, а второе протянул мне.
В подсвеченном зашторенном окне было видно, как целительница делает какие-то пассы руками над аристократом.
Переглянувшись, мы с Бакоа обогнули избушку травницы. С задней стороны к ней примыкал ночной сад, полный лекарственных растений – на каждой грядке имелась табличка, а впереди – импровизированное святилище змеи сайнаджо. Небольшой источник, каменная статуэтка змеи, молельная скамеечка и черпак на длинной медной ручке. Также тут стояла крохотная жаровня: если у тебя есть какое-то пожелание к змее – покровительнице водопадов, ты можешь написать его на специальной бумажке, поджечь в жаровне и повторить ритуал с омовением рук столько раз, сколько получится за то время, пока идет дым.
Я вздрогнула, еще раз вспомнив о страшных молочных глазах оришейвы.
– Я действительно собираюсь ночевать прямо здесь, – мрачно предупредил Бакоа.
– Как и я. Хотя я не ожидала, что и тебя будет так беспокоить судьба нашего спутника, Мокки. Ты им все-таки проникся?
Вор неожиданно взвился, подпрыгнув аж на метр.
– Что-о-о?! – завопил он. – При чем тут аристократишка?! Я ночую на свежем воздухе, потому что это полезнее! Тилвас – да пусть хоть сейчас откинется, ради неба, мне вообще нормально! Какого гурха, Джерри!
Меня поразила его невероятно бурная реакция. Сев на корточки, я стала раскатывать свое одеяло на траве, а Мокки так и стоял столбом, завернувшись в свое, ошеломленно глядя на меня сверху вниз. Он выглядел таким… взъерошенным, что ли, таким опешившим, – невероятное зрелище, очарование деревни, – что я не удержалась от нервного смешка.
– Мокки, – я лукаво глянула на него исподлобья, – знаешь, я никогда не поднимала эту тему, но ты вообще в курсе, что переживать за других – не зазорно? Ладно, я уже привыкла, что ты объявляешь всем и каждому, что тебя наплевать на меня, хотя мне бывает больно от этого, Бакоа, – голос мой непроизвольно стал жестче, – но, в общем и целом, никто не умрет от того, что если ты хоть разок признаешь, что тебя заботят проблемы других!
– Я…
– Да, Тилвас – тот еще тип, но учитывая, что мы вместе пережили за последние дни, испытывать к нему сочувствие и волноваться о его здоровье – это нормально, Мокки! Это – нормально! – уже в полный голос рявкнула я.
Я и сама не заметила, как запланированный мной шутливый упрек превратился в полноценный наезд.
– Если ты, Бакоа, начнешь показывать людям – не всем, но хоть кому-нибудь, – что ты не такая отбитая сволочь, какой любишь себя выставлять, что у тебя в груди есть хоть какие-то добрые чувства, хоть какой-то намек на привязанности, – продолжала чеканить слова я, – то так будет гораздо лучше для всех, прикинь. Я не верю, что ты пришел сюда ради свежего воздуха, слышишь?! И я рада, что это не так! Очень здорово, что наш спутник для тебя не только мешок с деньгами! Ура! Ты в состоянии что-то чувствовать! Значит, ты все-таки не психопат! Аллилуйя, блин! – и я зааплодировала.