Орден геноцида

– Почему?!

– Да ладно, чего уж там… – проворчала кузина, потирая локоть. – Со всеми бывает…

– Со мной, например, не бывает, – прокомментировала Мина.

– Да ну?! – подбоченилась Хильда. – А поди-ка тогда сюда, сестра Вильгельмина! Ща я лещей-то кому-то навешаю…

– Я не очень люблю рыбу.

– Эх ты, малявка… Не ты выбираешь лещей, а лещи – тебя. Брат Курт, можете записать эти простые, но в то же время великие… Стой! – Блондинка немедленно рванула с места. – Куда убегаешь?!

– Пробежка! – крикнула Вилли, со всех ног удирая от сестры. – Не могу усидеть на месте! Движение – это жи-и-изнь!..

– Почему ты выбрал меня, а не ее, Конрад?

Когда сестры прекратили носиться как сумасшедшие, мы еще немного позанимались рукопашным боем, потом перешли к приемам с холодным оружием – ножи, палаши, штыковой бой, топоры. Затем еще немного постреляли, собрали гильзы и часть пуль, после чего потопали домой…

Алые точки зрачков в залитых темнотой глазницах.

Лысая голова, напоминающая человеческую, но начисто лишенная кожи – словно бы освежеванная.

И нечеловечески острые зубы в оскаленной пасти.

– Выбирай, – говорит мне монстр.

Помыться, привести себя в порядок, переодеться в домашнее, разобраться с бытовыми делами в поместье, приготовить ужин; перебрать гильзы, почистить и переснарядить их. Уделить время варке эликсиров, пополняя запасы боевых и лечебных зелий…

А вот и окончание еще одного дня.

Время, как обычно, собраться в гостиной у горящего камина и под светом керосиновых ламп и живого огня заняться традиционным штудированием Охотничьих дневников, магических трактатов и учебников…

Я поднимаю взгляд от папки с документами.

– И почему меня должны интересовать эти археологические бредни?

Стоящая у небольшого окна Ингеборга, любующаяся видом пиков Гиндукуша, улыбается:

– Потому что они интересуют СС?

– Серебряный орден хватается за любую подобную хрень, – буркнул я. – Уже забыла, как я им впарил якобы окаменевшего Древнего?

– СС самолично заносит в свой региональный штаб два пуда взрывчатки с часовым механизмом? Такое забудешь, как же… – рассмеялась Ингеборга, накручивая на палец прядь черных как смоль волос, почти не тронутых сединой. – Но здесь случай другой. Экспедицию в Центральный Араф возглавляет лично майор Шефер, а он – ученый и далеко не дурак, по мелочам размениваться не будет. В Пакте считают, что они обнаружили неизвестный и нетронутый город Древних, в котором может быть что угодно.

– Но Пакт, как обычно, ищет оружие… И как они собираются идти в Араф? Собирают механизированную колонну где-нибудь под Оренбургом?

– Нет, решили выдвинуться на цеппелине «Франкенберг», но ты угадал – отправляются из Оренбурга.

– Подорвем цеппелин? – скептически поинтересовался я. – Это будет очень сложно. Гелий не взрывается, оболочка и шпангоуты наверняка усилены магией…

– Нет, попробуем разобраться с отрядом СС уже на месте, – ответила тетя, щуря алые глаза. – Не беспокойся, Конрад. Это же ученые и оккультисты, вряд ли они станут для вас проблемой.

– У меня большие потери в отряде после предыдущей миссии. Потребуется время на набор и боевое слаживание…

– Времени у нас нет, Конрад, – цеппелин улетает через две недели. Так что пойдешь в составе группы Кузнецова.

Эта идея мне определенно не понравилась.

С Кузнецовым мы были на ножах. Точнее, не мы, а он со мной – я ему не нравился со всех сторон. И потому что потомственный аристократ, и потому что служил Пакту… И потому что гонял по лесам Перми его земляков. Но отряд у него был неплохой, сработанный.

– Может, тогда вообще без меня обойдется?

– Соваться в Араф без специалиста по тварям? – приподняла бровь Ингеборга. – Смеешься, что ли?

– Ладно, ладно… Как пойдем? Тоже по воздуху? На чем?

– Эмир Мангыстау даст двестипятидесятую «готу» – дальности как раз хватит, чтобы добраться до предполагаемого местонахождения некрополя.

– Как мило. А обратно-то как? Пешком по пустыне?

– Зачем же… пешком? Захватывайте цеппелин и уходите в Бактрию либо снова воспользуйтесь «готой». Но тогда придется выделить людей на ее охрану, пока вы будете заниматься пактовцами…

– Ладно, – поморщился я. – Разберемся… Не самое сложное задание все-таки.


– И, Конрад, – Ингеборга пристально посмотрела на меня, – если там и правда город Древних, то умри, но достань там что-нибудь ценное…

«…ведь мы проигрываем войну», – закончил я то, что тетя не решилась произнести вслух.

Часы бьют десять вечера.

Мы возвращаем книги в библиотеку, гасим камин и лампы, поднимаемся на второй этаж и расходимся каждый в свою комнату.

Я раздеваюсь до исподнего, чищу зубы, сажусь на кровать, бросаю взгляд направо…

Корешки книг в книжном шкафу сливаются в одно сплошное пятно – огонь пощадил большинство фолиантов в моей комнате, но от копоти никуда не деться.

Окна передо мной нет. Как и части стены. Как и крыши над головой. Лишь обломанные бревна и оголенные ребра обгоревших стропил.

Следов осколков нет, пламя угасло быстро, разрушения относительно небольшие – значит, ударили магией, а не снарядом. Магия огня, ранг шестой-седьмой, не выше – вполне типичные чары типичного армейского колдуна…

Я встаю и делаю несколько шагов. Прохожу мимо старого комода – две ножки обломаны, ящики вывалились. Сверху – толстый слой пыли и занесенные ветром листья.

Сметаю их рукой.

Рисунок. Старый рисунок, когда-то сделанный Вилли.

Касаюсь его, чувствуя под пальцами легкое покалывание. Детская спонтанная магия иногда бывает очень долговечна и непредсказуема…

Не глядя захватываю узор чар, превращая его в построение. Не глядя правлю его…

Взгляд цепляется за короткий отблеск чего-то блестящего.

Сметаю листья и достаю из-под них фотографию в треснувшей рамке и с расколотым стеклом.

Райнхард по центру – чисто выбритый, с причесанными волосами, одетый в черный военный мундир. Левая рука – на эфесе палаша. Непривычно, но дядя не мрачен – скорее просто серьезен и собран. Настоящий Глава клана!.. Такой и среди императоров и королей не потеряется.

По правую руку от дяди – я. Мне здесь… Четырнадцать? Пятнадцать? Тоже черный мундир, палаш – еще слегка великоватый для меня. Ну и глупая же у меня рожа была…

Перед нами на стульях – Хильда и Вилли. Обе в строгих темных платьях с глухим воротом и совсем небольшим вырезом – моду на голые плечи Райнхард категорически не одобрял. Хильда, помнится, всего пару раз это платье надела – уже через год не смогла затянуть корсет, даже полностью выдохнув. Росла она тогда как на дрожжах и сразу везде, да…

Вилли – лет двенадцать-тринадцать, совсем еще ребенок. И потому она единственная, кто широко и по-детски открыто улыбается на этой фотографии.

Я провожу по стеклу пальцами.

Не знаю, где Хильда и жива ли она вообще… Пятнадцать лет прошло с тех пор, как я видел ее в последний раз. Расстались мы… не лучшим образом. И с ее словом, что в следующую нашу встречу она меня убьет.

Райнхарда и Вилли нет, и нет совершенно точно. Их могилы стоят рядом, хотя тела дяди так и не нашли.

Ну и, наконец, я.

Остался ли в живых? Сложный вопрос. Смотря что считать жизнью.

Пальцы сжались в кулак, скрипнула кожа перчатки, и я разбил стекло, доставая фотографию и убирая ее во внутренний карман плаща.

– Что ты делаешь в нашем доме? – прорычал кто-то от входа.

Скосил глаза.

Дюжий мужик в облезлом тулупе и драных сапогах. Лохматый, до самых глаз заросший густой черной бородой…

Я втянул носом воздух и отошел от комода, неторопливым шагом направляясь к мужику.

– Ты кто такой вообще?! – взревел тот и выхватил из-за пояса ржавый топор.

Замахнулся…

Резкий удар по локтю, и я отбиваю руку с оружием в сторону, а сам выхватываю из кобуры наградной маузер и дважды стреляю мужику в грудь.

Из дырок в тулупе выплескивается маслянистая черная жидкость. Из дырок в тулупе выплескивается не кровь.

Хрип мужика превращается в низкий гортанный рык… А затем неизвестный валится на пол, когда его голова отделяется от тела.

Перешагиваю через начинающее стремительно разлагаться тело… Хотя почему – стремительно? Всего лишь приходит в нормальное состояние для трупа как минимум недельной давности…

Из-за угла коридора на меня с визгом вылетает какая-то старуха с иззубренным кухонным ножом.

Воздушный кулак отбрасывает ее к стене, а маузер выплевывает две пули – одна в голову, вторая в сердце.

Спускаюсь по разбитой лестнице на первый этаж, рядом скатывается отрубленная голова старухи.