Оранжевое вино

Она встала в центре, неподалеку от столика, за которым сидели Лолита и Агриппина Викентьевна. Поняв, что речь пойдет о вчерашнем инциденте, немцы подтянулись поближе. Не хватало только Саши с его девушкой, но молодежь любит поспать.

Когда все расселись, Тамара, немного волнуясь, сказала:

– Здесь кто-то сомневается в качестве еды, которую подают на стол…

– Кто-то! – хмыкнула Алла. – Дорогуша, после того, как ваш муж свалился в тарелку кетчупа и перестал дышать, вашему бизнесу конец. Если бы не расследование и не настоятельная просьба полиции оставаться в отеле, – она подчеркнула слово «просьба», – ноги бы нашей здесь уже не было. И всех остальных тоже. А уж отзывы мы напишем!

Тамара метнула в нее злой взгляд.

– Вчера было поздно рассказывать о том, что на самом деле случилось, – стараясь держать себя в руках, сказала она. – Вы, должно быть, обратили внимание на то, что я долго беседовала с врачом. Мы говорили по-грузински, поэтому суть нашей беседы осталась за кадром…

При этих словах Агриппина Викентьевна вскинула голову, словно проснулась. Лолита тонко улыбнулась, и Инна поняла почему.

– Мой муж последнее время неважно себя чувствовал. Это все из-за его экспериментов. Он тестировал на себе удобрения, которые использовал в нашем винодельческом хозяйстве.

– Селитру ел, что ли? – ехидно улыбнулась Татьяна.

– Он ел виноград с лозы, которая была ею удобрена, – невозмутимо пояснила Тамара. – И делал это систематически, подбирал дозу. Исследовал вкус, урожайность, устойчивость к болезням. Об этом я и сказала врачу, приехавшему на «скорой». Он как раз писал заключение о смерти моего супруга. А врач, в свою очередь, поведал мне, а потом и полиции, что смерть Илии очень уж похожа на отравление. Отравление нитратами, – подчеркнула Тамара.

– И вы еще говорите, что мы можем есть вашу еду! – ахнула Алла.

– Это касается только винограда! – повысила голос Тамара. – И новых экспериментальных вин. Что до «Лилит», оно себя уже зарекомендовало, и Илие не было смысла что-то улучшать.

– Вы хотите сказать, что ваш муж просто заигрался? – внимательно посмотрел на нее Золотарев. – Переборщил с нитратами?

– Похоже на то. Если вскрытие подтвердит мои слова, дело будет закрыто. Это… – она слегка запнулась, – несчастный случай.

– На производстве, – мрачно пошутил Золотарев.

– А куда еще вы сыплете селитру? – подозрительно спросила Татьяна, гневно нацелив веер в сторону хозяйки дома.

– Господи, да никуда! – раздраженно сказала Тамара. – Я же говорю, это была инициатива Ильи! – в волнении она оговорилась. Сказала не Илиа, а Илья. – Он был одержим. Все стремился к совершенству. Он помешался на своем вине.

– Допустим, принято, – напряженно сказал Золотарев. – Но запашок-то остался.

– Хотите, я лично буду приходить на завтрак и при вас пробовать все, что лежит в тарелках? – предложила Тамара.

Немцы переглянулись. Инна уже заметила, что они сегодня общаются в основном взглядами.

– Зубаридзе и в самом деле плохо выглядел, – задумчиво сказала Алла. – Я все гадала: что с ним такое? Оказывается, он с удобрениями экспериментировал. Хотел повысить урожайность.

– Именно, – кивнула Тамара.

– Тогда все разрешится в ближайшие дни и нас опустят, – подвел итог Золотарев.

– Собаке собачья смерть, – отчетливо сказала Агриппина Викентьевна.

– Опять она за свое! – ахнула Татьяна. – Старуху надо изолировать!

– Это всех вас надо изолировать! – сверкнула глазами Лолита и резко встала: – Пойдем, бабушка.

– Останетесь голодными, – неловко пошутил Золотарев.

– Мне вчера утром пригнали машину, – парировала Лолита. – Я взяла ее аренду. Найдем, где позавтракать, а заодно пообедать и поужинать.

Вот так и получилось, что сразу после завтрака постояльцы разъехались. Лолита увезла бабушку за покупками, Золотарев пригласил Инну на экскурсию в Цинандали. Резо, который так и вился возле Аллы, предложил подругам прогулку в горы. Дамы не возражали. Что касается Саши с его девушкой, то, как оказалось, они не проспали, а позавтракали первыми и сразу уехали исследовать окрестности.

В шато остались только немцы, но Инна вовсе не была уверена, что и они куда-нибудь не уедут.

– Я ведь ее узнала, – вырвалось у Инны, когда Золотарев попытался прокомментировать утреннюю речь Тамары.

Они сидели на скамейке под огромным дубом, страшно даже было подумать, сколько ему лет! В его тени любые проблемы казались пустяковыми, столько и стольких уже видел этот дуб и столько слышал! И вот ему предстояло услышать еще одно откровение. Это Инна поняла по лицу Золотарева.

– Ты разве не впервые в Грузии? – притворно удивился Игорь.

– Не прикидывайся. Ты тоже ее узнал. Хотя она лет десять, как исчезла со сцены. А ведь была звездой, – вздохнула Инна. – Такие лица не забывают. Правда, когда Тамара прикидывалась грузинкой и носила черный балахон, идентифицировать ее было затруднительно. Но белое платье ее омолодило. И прическу она сделала, как в былые годы. Она вчера явилась на вечер, как звезда. Сняла свою маску. А теперь ты мне объясни, что происходит?

– Видимо, придется, – Золотарев устало прикрыл глаза. И медленно, явно подбирая слова, заговорил: – Это давняя история. К которой я вроде бы не имею отношения, поскольку не был тогда в Москве, но Агриппина Викентьевна отчего-то считает меня предателем. – Он вздохнул. – Все дело в моем друге детства, ее единственном сыне. Мы оба были мальчики-мажоры, как тогда называли золотую молодежь, деток элиты. Мы родились в Москве, в самом ее сердце, мой дед работал в торгпредстве, отец был директором гастронома, а родители Стара были профессорами престижного московского вуза, дед академиком, лауреатом Сталинской премии.

– Как ты сказал? Стара? – удивилась Инна.

– У него было редчайшее имя: Аристарх. Старомодное. Мама постаралась. В их роду у всех имена заковыристые. Она вот Агриппина Викентьевна, а единственного сына назвала Аристархом. Аристарх Юнисович Ригер. Хотя сам он предпочитал, чтобы его называли Аристархом Юрьевичем, особенно студенты. Потому что они все время оговаривались. А уж когда мы были маленькими, как только Стара не дразнили! Вернее, пытались дразнить. Он был из тех редких «ботаников», помешанных на гармоничном развитии личности, которые успешно сочетают ночные бдения в читальном зале и дневные тренировки. Стар занимался каратэ, это было тогда безумно модно. Фильм «Пираты двадцатого века», небось, помнишь? – Инна кивнула. – Еще «Не бойся, я с тобой». А у Стара для каратэ были хорошие данные, хотя он и не собирался становиться профессиональным спортсменом. Просто он всю жизнь, с самого детства, стремился быть в тренде. Такой уж был человек. Каратэ он потом поменял на большой теннис, а его на серфинг…

– Я уже поняла, что твой друг был выдающейся личностью, – перебила Инна. – Но какое отношение это имеет к смерти Зубаридзе?


– Самое прямое. Не сбивай меня, я сам собьюсь, потому что волнуюсь. Как-никак, десять лет прошло, я уж думал, что тема похоронена. Поэтому продолжаю с того, на чем ты меня прервала. Здесь важна любая мелочь… Так вот… – Он нахмурился, подбирая слова. – Согласись, такое имя, как Аристарх, надо было во что-то сократить. И поскольку он был лучшим из лучших, то иначе как Стар его называть не могли, – с иронией сказал Золотарев. – Стар. Звезда. Мы, мажоры, болтали на английском и французском так же легко, как и по-русски. А Стар владел еще и латынью. Он хоть и был снобом, но тщательно это скрывал. В юности Ригер наломал дров, кичась тем, что он коренной москвич, внук академика, белая кость. Но быстро понял, что с быдлом надо быть поаккуратнее, когда у этого быдла власть и деньги.

– А почему был? – осторожно спросила Инна. Она почувствовала, что Золотарев до сих пор ревнует к славе и талантам своего друга детства.

– В том-то и штука. Он умер десять лет назад, – резко сказал Золотарев. – При обстоятельствах, которые иначе как трагической случайностью не назовешь. Но при ближайшем рассмотрении это не такая уж и случайность.

– Расскажи, – попросила Инна.

– Теперь придется. Мы с Ригерами были соседями. Жили в одном подъезде, я на пятом этаже, Стар на десятом. Гуляли с нянями в одном дворе, потом пошли в одну школу для детей московской элиты. И моя и его судьба с раннего детства была предопределена. Нам завидовали, все хотели с нами дружить. Внук академика и внук торгпреда, – усмехнулся Золотарев. – Мажоры! Кто ж знал, что Советский Союз развалится?

– По-моему, ты и сейчас неплохо устроился, – не удержалась Инна.

– Хочешь сказать, папа наворовал? Не буду лукавить, и золотишко мои предки припрятали, и бриллианты. На черный день. Мне хватило. И детям моим хватит. У меня был начальный капитал и папины с дедушкой связи, я резко стартанул и быстро пошел в гору. Стару повезло меньше. Но он успел получить блестящее образование, пока скоропостижно не умер от инфаркта его дед-академик. Не пережил стремительного обнищания российской профессуры, когда над тем, чем Ригер прежде гордился, стали издеваться. Сталинская премия, ты подумай! Посыпались громкие разоблачения, повсеместно стали поднимать тему ГУЛАГа и репрессий, и старик Ригер не выдержал. После его смерти Ригерам приходилось туго, но потом Стар прибился к театральной тусовке, стал пописывать пьесы, их охотно ставили благодаря его связям. У Стара была отличная родословная. Они быстро пришли в себя, эти «осколки советской культурной элиты», – рассмеялся вдруг Золотарев. – Объединились и стали друг другу помогать. И Стар Ригер быстро пошел в гору. Поначалу-то он культурологию преподавал, да литературу, перебивался публичными лекциями, говорят, что и диссертации за деньги писал, а потом заимел авторскую программу на телевизионном канале, не федеральном, но, я уверен, не умри он так быстро, добрался бы до заоблачных высот. У него для этого было все: харизма, образование, интеллект. Стар безумно нравился женщинам. Порода! – с уважением сказал Игорь. – Кто знает, сколько у него внебрачных детей? Хотя законная жена была одна, и ребенок в браке один.

– Лолита? – сообразила Инна.

– А ты молодец, – похвалил ее Золотарев. – Смекнула, что к чему?

– Да, но пока не поняла, при чем тут ты? И почему Лолита на тебе виснет?

– Подростковые комплексы, – передернулся Золотарев. – Девочка была в меня влюблена, я тогда частенько заходил к Ригерам, и бог весть что себе вообразила. А ведь, казалось, замужем побывала. Должна уже была остыть, – с досадой сказал он.

– Как я поняла, она тебе не нравится?

– Я стар для нее, – резко сказал Золотарев. – Моя старшая дочь почти ее ровесница. Я эту тему давно похоронил.

– А она нет, – улыбнулась Инна.

– Это ее проблемы. Так вот, возвращаясь к Аристарху Ригеру. В театре-то он и познакомился с Тамарой. Веришь, нет? Несмотря на такую экзотическую внешность, яркую, восточную, она русская. Тамара Позднякова.

– Я помню, – кивнула Инна. – Она блеснула в модном сериале на Первом канале, а потом вдруг куда-то исчезла. Я еще подумала: актриса одной роли? Было время, я за ней внимательно следила. Уж очень она колоритная.

– Это есть, – кивнул Золотарев. – Роман телеведущего, профессора культурологии и модного драматурга в одном лице с популярной красавицей-актрисой – это бомба. Не знаю, чего в нем больше было: чувства или пиара. Но рвануло так, что какое-то время это было в топовых новостях Инета. Кто только об этом не писал и не говорил!

– Что-то припоминаю, – наморщила лоб Инна.

– Не трудись. Информационный поток растет, кто-то из селебретис все время с кем-то встречается, не успели перетереть в популярных ток-шоу один скандал, как тут же на очереди другой. Десять лет прошло, Инна, – грустно сказал Золотарев. – Мне и самому не верится, что все это было на самом деле. Стару откровенно не повезло. У него был соперник. И влюбился мужик в Позднякову крепко. От такой любви либо умирают, либо убивают из-за нее. Тамара, понятное дело, предпочла бы Стара любому, даже самому крутому бизнесмену, потому что Ригер мог повлиять на то, чтобы сделать ее ведущей актрисой модного столичного театра. Это деньги и слава. Главным образом, слава. Новые роли в сериалах, престижные премии, в общем, все то, ради чего идут в актрисы. Тамара Позднякова свой выбор сделала. Он был очевиден. Сопернику Стара ничего не оставалось, как убрать его с дороги. И он это сделал тонко. У Ригера было наследственное заболевание: извилистая сонная артерия. Особых хлопот ему это не доставляло, разве что Стара мучили головные боли. Но врачи любят пугать. Особенно если у человека есть деньги и он хочет прожить как можно дольше. Тогда его берутся обследовать, и понеслось! «Как вы будете с этим жить», «Дальше будет только хуже». И, наконец: «Проблема легко решается». В данном случае это решалось при помощи операции. Стар долго не соглашался, но потом, видимо, боли усилились, добавились другие симптомы. А Ригеру надо было много работать. Его карьера шла в гору. Самое ужасное, что хирурга ему порекомендовала любимая женщина. Без всякой задней мысли. Хотя теперь я и в этом сомневаюсь. После вчерашних событий.

Золотарев замолчал. Он сидел, тер пальцами виски, словно вспоминал.

– И Ригер лег на операцию? – вернула его в реальность Инна.

Она начала припоминать. Да, была такая программа на ТВ, иногда и Инна ее смотрела. Уж очень хорош собой был ее ведущий. Породистый мужчина средних лет, похожий на элитный выдержанный коньяк, эксклюзив. На такого смотришь, и голова тяжелеет, но опьянение наступает медленно и длится дольше, а хмель приятный. Тело словно плавится, а сердце становится похожим на луну, которая из еле заметного серпа вырастает в золотой шар, наполненный теплом и светом. Похмелье не наступает, и со временем напиток становится любимым, который хочется всегда иметь в баре. Да, у Стара Ригера было большое будущее. Если бы он не лег на операцию.

– Что? Да. Лег, – подтвердил ее мысли Игорь.

– И чем закончилось? – нажала она, потому что он опять молчал.

– Его зарезали.

– Зарезали?!

– На операционном столе. Тот самый хирург, которого порекомендовала Тамара. Операция прошла крайне неудачно.

– Дай-ка я угадаю фамилию хирурга, – напряженно сказала Инна. – Зубаридзе?

– Тогда еще Зубарев. Илья Зубарев. Илией Зубаридзе он стал, когда переехал в Грузию.

– Вот почему я взгляд не могла оторвать от его рук! Это же руки хирурга! А ты еще сказал в тот роковой вечер: «Лучше бы ты вспомнил свою первую профессию»! Зубаридзе аж перекосило.

– Он ради любви пожертвовал дипломом врача, – тихо сказал Игорь. – Потому что скандал был грандиозный.

– Почему же я это пропустила? – заволновалась Инна. – Видимо, куда-то уезжала… Ах, да! Вспомнила! У меня десять лет назад бабушка умерла, а в деревне, где я жила с месяц, готовя к продаже усадьбу и дом, не было Интернета. И по телевизору две программы, что мне жить совсем не мешало. Я его и не смотрела. Действительно, такой большой поток информации. Исчез человек – и через месяц о нем забыли. Я даже не сразу вспомнила, кто такой Стар Ригер.

– На то есть Википедия, – неловко пошутил Золотарев. – Меня тоже не было на похоронах. Все самое интересное я пропустил.

– И в самом деле, был суд? – с интересом спросила Инна.

– Кто тебе об этом сказал? – удивился Золотарев.

– Сам Зубаридзе. Когда мы танцевали. Это был его последний в жизни танец. – Она помрачнела. – Интересно, как он тогда сумел выкрутиться?

– Умышленное убийство не смогли доказать. Была судебно-медицинская экспертиза. И вообще доказать, что это было убийство. Есть цеховая солидарность. Кто из врачей не ошибается? Безупречных нет. Законодательство у нас сырое в том, что касается врачебных ошибок. Ригер подписал согласие на операцию. Он сам добровольно лег на операционный стол. А хирургия дело такое. Сказали, что Стар в нарушение всех инструкций накануне выпил аспирин. Якобы его знобило, а отменять операцию он не хотел. В следующем месяце у Стара Ригера были запланированы масштабные съемки. Он хотел везде успеть. Во время операции началось кровотечение, которое не смогли остановить. Стар истек кровью, у него резко упало давление, потом, как говорят, наступила кома, из которой его не смогли вывести. С другой стороны, кто знает? Может, Зубарев сам подсунул Стару эти таблетки? Он ведь заходил к пациенту вечером, во время обхода. Если это и было убийство, то грамотное, тщательно спланированное, почти недоказуемое. И выполненное мастерски. Зубарева оправдали. Правда, медицинская практика после этого скандала в России для Ильи Зубарева была уже невозможна. Никто не хотел иметь дело с хирургом-убийцей. Хотя до случая со Старом Ригером Зубарев провел сотни успешных операций. Но один несчастный случай со звездой и скандалом вокруг этого перекроет хор хвалебных голосов простых смертных. И Зубарев из России уехал. Как оказалось, в Грузию. Купил шато в Кахетии, переквалифицировался в винодела. Я его никогда воочию не видел, только на фото, а потому не узнал. Фамилию хирурга слышал, конечно, но не сразу сообразил, что Зубарев и Зубаридзе – одно лицо. И Тамару я не сразу узнал. Только когда она пришла на ужин в белом.