Опасные желания

– Папа, нет! – воскликнула я, вскочив на ноги. – А как же мама?

– Его собственная дочь считает, что это плохая идея, – взвился Кельвин. – Я голосую против. Уж одну-то зиму мы переживем. Наши праотцы делали так много раз. Пускай чудовища голодают. К весне они уйдут искать охотничьи угодья получше, тогда и вышлем обоз. Черт возьми, да я сам его возглавлю!

Зал погрузился в хаос. Все вокруг принялись спорить, кричать что-то через проход. Некоторые супруги переговаривались вполголоса. Мерри начала спрашивать, почему я упомянула маму. Я отмахнулась, понимая, что мама расстроится, если я выдам ее тайну.

Над кружком Старейшин поднялась смуглая, дрожащая, покрытая старческими пятнами рука Эймоса Макклири. Он был старше всех в Эмити-Фолз и возглавлял Старейшин. Его глаза, некогда карие, покрывали голубовато-молочные бельма, поэтому по городу он всегда ходил с длинной тростью. На ее набалдашнике была вырезана миниатюрная копия Древа Основателей – такого, каким оно было до удара молнии. Резная крона давно растеряла мелкие детали и блестела, точно озерная гладь.

– Мне кажется, – начал он тонким хриплым голосом, – что следует задать несколько вопросов, прежде чем начнется голосование. – Эймос повернулся к остальным Старейшинам. – Вы согласны?

Те закивали.

– Первый вопрос: верим ли мы, что Гидеон и другие жители города действительно видели этих… существ? Пусть те, кто верит, поднимут руки.

Мы с Мерри вскинули руки в воздух. То же самое сделали чуть больше половины присутствующих. Ребекка помедлила, теребя прядку волос.

– Сэм тоже их видел, – зашипела я на нее. – Рано или поздно тебе придется выбирать, на чьей ты стороне.

После длинной паузы Ребекка все же подняла руку, смущенно пригнув пальцы и избегая смотреть на отца.

– Подсчитано, – объявил Маттиас, вписывая цифру в учетную книгу.

– Очень хорошо, – сказал Эймос. – А теперь пусть поднимут руки те, кто не верит.

Таких оказалось меньше. Пастор Брайард не просто вскинул руку в воздух, но и встал, чтобы все видели его ответ.

– Значит, решено, – продолжил Эймос. – Мы верим, что эти твари существуют. Теперь еще вопрос… Уверены ли мы, что они стремятся нам навредить? Уверены ли мы, что это они виноваты в смерти Джеба… – Его голос дрогнул и надломился. – В смерти моего сына и его спутников? Те, кто считает, что это так, проголосуйте.

Мы втроем снова подняли руки.

– А кто так не считает?

Никто, кроме Сайруса Дэнфорта и пастора, не пошевелился. Эймос сжал набалдашник трости и поднялся с заметным усилием.

– Очень хорошо. Теперь мы готовы начать голосование. Как вам известно, оно проводится открытым путем, чтобы весь город знал, что думает каждый из нас. Мы единая община, в которой все полагаются на себя и на соседа, поэтому нам не пристало скрывать свое мнение от остальных.

Леланд Шефер встал:

– Итак, перед вами стоит следующий выбор. Мы полагаем, что в лесах вокруг Эмити-Фолз завелась стая крупных и быстрых существ. Мы полагаем, что они смертельно опасны и уже убили нескольких наших сограждан. Мы не пополняли запасы с апреля, а уже скоро выпадет снег. Выслать ли нам новый обоз сейчас или подождать до весны в надежде, что эти твари уйдут в другие места? – Он окинул нас взглядом и продолжал: – Мы готовы проголосовать?

После долгой паузы несколько человек кивнули.

– Тогда прошу всех выйти вперед и подготовиться. Желтый цвет – за то, чтобы отправить обоз сейчас, красный – подождать до весны.

Ряд за рядом жители Эмити-Фолз начали подходить к пенькам, оставшимся от Древа. На двух из них стояли старые медные чаши, а на самом высоком лежала книга. Она была огромная, почти четыре фута в ширину в открытом виде, и в ней оставили свой след все голосования в истории города.

Папа проголосовал первым, опустив ладонь в одну из чаш. Куркума, разведенная водой, окрасила его руку в ярко-желтый цвет. Папа подошел к книге и прижал ладонь к правой стороне разворота. Затем он отошел в сторону, уступая место другим, поймал мой взгляд и ободряюще улыбнулся.

Мерри, затаив дыхание, наблюдала на происходящим. Это было ее первое голосование. Когда подошла ее очередь, она помедлила в нерешительности, а затем окунула руку в желтую краску. Мерри так волновалась, что отпечаток ее ладони вышел размазанным.

Я вышла вперед вслед за ней и уставилась на две чаши. Я не сомневалась, что папа и Сэм видели неких существ в лесу и что эти существа виноваты в смерти жителей нашего города. Но согласна ли я с тем, что следует отправить новый обоз? Если рассуждать логически, это необходимо. У нас заканчиваются запасы – значит, их нужно пополнить. Но какой ценой?

Кельвин сказал правду: наши праотцы пережили в горах не одну зиму, не имея тех благ, которыми мы располагаем сейчас. В ближайшие несколько месяцев придется туго, но мы выдержим, если будем держаться вместе, делиться с друзьями и соседями и соглашаться на маленькие жертвы ради высшего блага.

С другой стороны, откуда нам знать, что эти существа уйдут к весне? Разве мы можем быть уверены, что они не сунутся в город, когда выпадет снег и дичи станет не хватать? Не можем. Нам нужно больше оружия и патронов. Но если обоз отправится сейчас, то его поведет папа. Что будет, если с ним что-то случится? Мама не оправится от такого удара. Горе убьет ее малыша, а потом и ее саму.

Две чаши уставились на меня, точно два глаза. Желтая куркума стояла справа, красный раствор, сделанный из свеклы и коры дикой яблони, – слева. Эти краски плохо смывались. Основатели хотели, чтобы все осознавали, как каждое их действие влияет на жизнь всей общины. Какое бы решение я ни приняла, мне придется еще много дней ходить с ним, как с клеймом.

Я бросила взгляд на книгу и без труда нашла отпечатки рук папы и Мерри среди множества отметок с правой стороны. С левой было примерно столько же красных отпечатков, оставленных людьми, которые предпочитали подождать весны в надежде на лучшее. Какой же выбор верный?

Тяжесть предстоящего решения обрушилась на мою грудь, словно камнепад на горном склоне, и я шагнула вперед. Мои пальцы опустились в краску, а затем прижались к странице. Вот и все. Я отошла в сторону, пропуская вперед Ребекку, и вернулась на место, чувствуя, как папин взгляд прожигает мне затылок.

Когда все присутствующие проголосовали, оставив свои отпечатки в огромной книге, Маттиас сосчитал их и шепотом сообщил Эймосу результат.

– Решение принято, – объявил старик, встав перед толпой. По его телу пробежала дрожь, и он покрепче сжал трость. – Я знаю, выбор был непростым, но мы исполним то, что выбрало большинство. Красных отметин на одну больше желтых. Мы останемся в городе и отправим новый обоз весной. Таково решение Эмити-Фолз.





* * *


Домой мы возвращались молча. Папа шел между мной и Мерри, но как будто не с нами. Он все время был на шаг впереди и смотрел себе под ноги, погруженный в собственные мысли. Мерри с любопытством косилась то на меня, то на него, но молчала, потирая желтую ладонь. Я попыталась протянуть руку к папе. От раздраженно отшатнулся, как будто один вид моих пальцев, окрашенных в красный, был ему противен.






6




Я несколько раз потерла папину рубашку о стиральную доску и развернула, чтобы посмотреть на результат. Мне удалось смыть с ткани почти всю кровь, но одно упрямое пятнышко никак не сдавалось. Я натерла мылом металлические бороздки доски и продолжила стирку.

После голосования прошло уже три дня, а папа по-прежнему отказывался на меня смотреть. Я попыталась искупить вину, выполняя любую работу по дому, чтобы помочь маме. Вынесла тяжелые плетеные ковры на улицу, развесила по бельевым веревкам и так долго выбивала из них пыль, что под конец плечи тряслись от напряжения. Я взбила матрасы, наполнив их свежей соломой, перьями и даже горсткой сушеной лаванды, чтобы подарить домочадцам приятные сны. Я хотела предложить снова помочь с пчелами, но не осмеливалась.

Сегодня был день стирки. Я взяла два металлических корыта и пошла туда, где через наш участок протекала речка. В старом кострище я развела огонь, и очень скоро у меня было полное корыто горячей мыльной воды. Второе корыто предназначалось для полоскания. Смыв мыло с одежды, я развешивала ее на веревках, растянутых у реки. До обеда оставался еще час, а я уже успела заполнить четыре из шести веревок. Наши одежки развевались на ветру, напоминая пляшущих призраков. У меня болели пальцы, а кожа раскраснелась, но даже стирка не помогла смыть проклятый красный след, оставшийся после голосования.

Я задела металлические бороздки костяшками пальцев и отдернула руку, зашипев от боли. Папина рубашка соскользнула в воду и скрылась под слоем пены, а я сжала пальцы другой рукой, разминая затекшие мышцы.

– Все в порядке?

Я вздрогнула. Мне-то казалось, что здесь больше никого нет. Я окинула взглядом ряды рубашек и юбок, ожидая увидеть Сэма на грубых, наскоро сделанных костылях. Но там никого не было.

– Я здесь.

Я резко повернула голову к реке. На противоположном берегу у кромки леса стоял незнакомец. Он был высоким. Очень высоким. Даже отсюда было видно, что, если бы мы встали рядом, моя макушка в лучшем случае оказалась бы вровень с его плечом.

– Не хотел тебя пугать, – продолжал он. – Мне показалось, ты поранилась.

– Ничего страшного. Все в порядке. – В доказательство я подняла руку, хотя костяшки пальцев действительно покраснели и ныли.

– Выглядит неприятно. Я могу тебе чем-нибудь помочь?

Незнакомец вышел из тени сосен и бросил на землю большой заплечный мешок. Тот упал с глухим тяжелым стуком. Солнце осветило темные волосы незнакомца, поблескивая на выцветших прядях. У него было запоминающееся лицо – длинное, словно высеченное из камня, с гордым лисьим носом, который особенно выделялся. Его явно ломали, может даже не раз. Неровные линии придавали лицу незнакомца проницательность, которая не сочеталась с его молодостью.

Он сделал шаг вперед, и я вскочила на ноги. В голове раздался тревожный звон. Страх побежал по венам, и я с трудом сдержала желание убежать. Чужаки в Эмити-Фолз не заглядывали почти никогда, и мое воображение невольно принялось рисовать пугающие картины. Я оглянулась на дом, но его заслоняло развешанное белье, а значит, оттуда меня тоже не было видно.

– Ни с места! – крикнула я намного громче, чем нужно было. Я надеялась, что мои слова разнесутся по полю и не потеряются в гудении пчел. Как бы сильно папа на меня ни злился, он прибежит, если узнает, что мне грозит опасность. – Здесь наша земля.

Юноша приподнял бровь и оглянулся на деревья.

– Правда? Не знал, что у леса есть хозяин. – На его загорелом лице мелькнула тень веселья, а уголки губ дернулись, будто он сдерживал улыбку.

– У леса – нет, но от берега реки начинается наша земля, – пояснила я, жалея, что не захватила ружье. В жаркие летние месяцы папа заставлял нас брать с собой оружие всякий раз, когда мы шли стирать к реке. Нагретые солнцем плоские камни привлекали береговых и гремучих змей. Обычно ружье несла мама, но сегодня, когда я тащила к реке корыта и корзины, она отдыхала, а я совсем забыла про него и вспомнила только теперь. Самой мне никогда не доводилось подстрелить змею, но незнакомец об этом не знал, а мне придала бы уверенности тяжесть дула в руке.

Юноша опустил взгляд, как будто граница наших владений представляла собой видимую линию, и изобразил, что проверяет положение своих ног.

– Значит… Я все-таки не на вашей земле?

Я сжала зубы.

– Кто ты такой и что здесь делаешь?

Он указал на большой камень, нависающий над водой.

– Позволь уточнить. Вот этот камень лежит на стороне леса. Если я на него сяду, я ведь не перейду границу?

Тон юноши был легким, с нотками веселья. Я не могла понять, то ли он насмехается надо мной, то ли пытается меня очаровать.

Незнакомец без всякого предупреждения плюхнулся на край камня и начал разуваться. Его сапоги держались на кожаных шнурках под коленями. Он ослабил узлы, насвистывая.

– Что ты творишь?

Он снял один сапог, затем другой.

– Я много часов шел пешком.

– Откуда? Ты не из Эмити-Фолз.

– Верно, – согласился незнакомец, отбрасывая забрызганные грязью носки и разминая пальцы ног. Закатав штаны из оленьей кожи, он оголил мускулистые икры и, застонав от удовольствия, опустил ступни в шумящую реку. – Ох, как мне этого не хватало! Я готов так весь день просидеть.

Он откинулся назад, опершись на локти, и принялся лениво болтать ногами в воде, беззаботно греясь в лучах солнца, словно какой-нибудь из древних богов, о которых мы читали в школе. Пан, например, или тот, который любил вино и танцы. Дионис, вспомнила я через несколько секунд.

– Так откуда ты?

Он взглянул на меня, прищурившись.