Опасные желания

– Ну нет. Я встретила его, пока собирала цветы для ее короны. Это я его пригласила, а не папа. Я знала, что ты приготовишь много еды, и подумала, что нужно проявить доброту. Он ведь все это время живет в лагере.

Мама бросила на меня проницательный взгляд, подняла сито и продолжала посыпать торт.

– А этот одинокий обездоленный траппер случайно не выглядит как симпатичный молодой человек?

Я сжала губы, пряча улыбку.

– Возможно. Хотя, уверена, он и траппер отличный.

Мамин взгляд скользнул по венку из клевера у меня в волосах.

– Похоже на то.

– А где Мерри? – спросила я, окидывая взглядом пустую кухню.

– Ох, вышла в поле… опять, – сказала мама, махнув рукой в сторону цветочных полей.

Я выглянула в окно. Мерри стояла посреди поля, воздев руки к небу и запрокинув голову к солнцу, словно вьюнок, что тянется за теплом. Ее глаза были закрыты, а губы шевелились, повторяя какие-то слова.

– Она что… поет?

– Молится.

– Молится? О цветах?

– Возможно. Или о мальчике, – весело предположила мама.

Она вытерла руки о фартук и встала рядом со мной у окна. Несколько секунд мы провели в приятном молчании, прижавшись друг к другу и наблюдая за Мерри.

– У этой девочки очень чувствительная душа. Как и у всех моих детей, – добавила мама, ущипнув меня за нос.

У нас за спиной раздался шорох – это Сейди, кружась, вошла в кухню. Мама с улыбкой обернулась:

– Ну, как тебе торт? Я вдохновлялась картинкой из книги. По-моему, вышло очень неплохо. Что скажешь?

– Ой, мама, как красиво! – воскликнула сестренка и подбежала, чтобы чмокнуть маму в щеку. – Даже лучше первого!

– Первого? – Я окинула взглядом столы, но увидела только разбросанные миски и сковородки.

– У тебя лицо чем-то испачкано, пташка моя, – сказала мама, поцеловав ее в ответ. – Грязь, что ли?.. – Она лизнула большой палец и потерла пятнышко. – Нет… Не грязь. – Мама потянула Сейди к себе и понюхала, потом еще раз потерла кожу пальцем и осторожно поднесла его к губам. – Сейди Элизабет Даунинг, – строго произнесла она. – Что ты такое ела?

– Подарок на день рождения, – ответила та, явно удивленная маминым гневом.

– Какой подарок? – спросила я, опускаясь на колени рядом с ней. В уголках ее губ было что-то коричневое, а на щеках остались пятнышки. – Ты ведь не делала куличики из грязи? Ты же знаешь, что их нельзя есть.

– Я не маленькая! – воскликнула Сейди, обиженно глядя на меня, и я почувствовала сладкий аромат у нее изо рта.

– Тогда что это?

– Это шоколад, – сказала мама, растирая остатки между пальцами. – Где ты его достала?

Личико у Сейди сморщилось, превратившись в некрасивую гримасу. По щекам потекли слезы.

– Почему все меня обижают? У меня день рождения. Я всего лишь съела свой торт!

Мама нахмурилась:

– Шоколадный торт? Где ты его нашла?

Сейди жалобно всхлипнула.

– А где теперь этот торт, Сейди? – спросила я, пытаясь сдержать ее панику. Она уставилась на меня. – Ты его съела? Весь?

– Он был маленький! Вот такой. – Сейди сложила руки, показывая размер небольшого кекса.

– А где он был?

– В сарае, на моей скамеечке для дойки!

– А больше там ничего не лежало? – уточнила мама. – Может, записка?

– Только это, – ответила Сейди, достав небольшой кулек из кармана фартука.

Это оказалась небольшая тряпичная кукла в клетчатом голубом платье и такой же шляпке. Волосы, сделанные из пряжи, были такими же светлыми, как у Сейди, почти один в один. Но ее лицо меня насторожило. Большинство кукол моей сестренки не имели лиц – маленькие фигурки, сделанные из сухих кукурузных листьев или лоскутков, оставшихся у мамы после шитья. Но эта кукла была совсем другой. На бледном муслиновом личике на месте глаз красовались два вышитых красных крестика. Безглазое лицо выглядело жутко в своей простоте, и чем дольше я на него смотрела, тем страшнее мне становилось.


– Боже, где ты это взяла? – воскликнула я, выхватив куклу у Сейди.

– Это Эбигейл для меня сделала. На день рождения.

– Мама, это ты сделала? – спросила я и вздохнула с облегчением, когда та забрала у меня страшную куклу.

– Нет, конечно. Какие жуткие глаза! – Она провела пальцем по красным стежкам и вздрогнула.

– Мне они нравятся, – беспечно заявила Сейди.

– Откуда она взялась? – спросила мама.

– Я же говорю – Эбигейл.

Мама нахмурилась, явно теряя терпение.

– Ты одолжила ее у подружек? У Тринити? Или, может, у Бетти Нилли?

– Ее сделала Эбигейл, – не сдавалась та.

– Нет никакой Эбигейл! – не выдержала мама. – Скажи мне, где ты взяла куклу?

– Я ничего плохого не сделала! – закричала Сейди и снова расплакалась.

Мама тут же смягчилась и обняла ее.

– Я знаю… Мне просто непонятно, откуда взялся этот торт. – Она смахнула волосы, прилипшие ко лбу Сейди. – Он был очень вкусный?

Глаза у сестренки засияли.

– Да!

– Вкуснее моих медовых тортов?

– Просто… другой, – ответила Сейди как можно дипломатичнее.

– И что, неужели от него совсем ничего не осталось?

Сестренка помотала головой, но потом просияла:

– В нем была розовая свечечка! Из тех, которые сделал папа. Она осталась лежать в сарае.

Как же папина свечка оказалась на шоколадном торте? Мама тоже была озадачена.

– Можешь принести ее, Эллери? Мне нужно приниматься за бобы, а то никакого ужина у нас не будет.

Я выскочила на улицу и тут же налетела на темную фигуру, спешившую к нашему дому.

– Я его убью, клянусь, убью! – прорычал Сайрус Дэнфорт, схватив меня за плечи. – Где он?

Воздух застыл у меня в легких. Похоже, отец Ребекки узнал ее тайну.

– Не знаю… Отпустите!

Его длинные, криво обрезанные ногти впились в мои рукава, как зазубренные лезвия. Я попыталась высвободиться, но его изуродованные подагрой пальцы вцепились мне в руки, как птичьи когти. Я уже чувствовала, что останутся синяки.

– Уверен, он где-то прячется, гадюка этакая, – прорычал Сайрус, брызгая слюной. В левом глазу у него лопнул сосуд, расползаясь красным пятном и придавая ему безумный вид.

– Что все это значит? – взревел папа, возникнув у меня за спиной. На нем была самая широкополая шляпа, а на плече висела холщовая сумка. Он ходил в поле собирать цветочные семена. – Отпусти мою дочь! – рявкнул он, сбрасывая с плеча сумку. Шляпа тоже упала и закатилась под крыльцо.

Сайрус еще сильнее сжал мою и без того ноющую руку. Я попыталась вырваться, закусив губу, чтобы не расплакаться. Папа с яростным криком оттащил Сайруса от меня и оттолкнул его во двор. Тот споткнулся, попытался удержаться на ногах, размахивая руками, но все же рухнул в подсохшую на солнце грязь, ударившись головой о землю. На секунду мне показалось, что его глаза сошлись у переносицы. Крякнув, он поднялся на ноги и двинулся на папу, осыпая его такими ругательствами, каких я никогда раньше не слышала. Папа отпихнул меня к дому и увернулся от удара.

– Спрячься внутри, Эллери, – велел он, подняв руки и растопырив пальцы, готовясь защищаться. – Живо!

Я попятилась к заднему крыльцу – это был ближайший вход, – когда Сайрус, с трудом удерживая равновесие, накинулся на папу, занося кулак для удара. Папа отскочил в сторону, уклонившись от первого удара, но не успел нанести ответный. Сайрус повалил его и ударил левой в живот.

– Папа!

– Хватит! – раздался еще чей-то голос, а затем прогремел выстрел, словно рассекая воздух. Мы все замерли и обернулись. На крыльце стояла мама с ружьем в руках, нацеленным в небо.

– Оставь в покое мою семью, Сайрус Дэнфорт.

– Ну уж нет!