Опасная находка

Марк так хорошо меня знает, лучше, чем я сама знаю себя, вот почему он ничего мне не сказал. Потому что я наверняка поступила бы безрассудно.

Как сказано в сообщении? «Нас не интересуете вы, нам нужна только флешка. Однако только вы будете решать, станете ли вы помогать нам ее получить или нет». Это угроза? Не совсем. Предупреждение: мы им не нужны, им нужна только их карта памяти. Но если мы не облегчим им задачу, это вполне может стать угрозой.

Стоп, стоп, стоп. Два миллиона евро? Что за хрень может быть на той флешке? Этот вопрос подстегивает меня, пока я мчусь с Лестер-сквер обратно к нашему чердаку в северной части Лондона.





34




Четверг, 29 сентября

Прекрасная дама в беде



Я поднимаю изоляцию, вытаскиваю теплый пакетик и открываю его.

Флешки внутри нет. Ее просто нет. Тот предмет, который я раньше трогала через пластик, оказался длинным пустым футляром. Сама флешка из него исчезла. Совсем.

Я смотрю на пакет, не в силах в это поверить. Что это значит? Я стою на чердаке, запыхавшаяся, после того как бежала от метро, пот струится по коже, я отчаянно хватаю воздух ртом. Куда она делась? За ней уже приходили? Нет, они не могли. Иначе забрали бы и телефон. Они с нами что-нибудь сделали бы. Я напоминаю себе о том, что, кроме меня и Марка, в доме никого не было. Это наверняка Марк. Как он поступил? Он ее выбросил? Или перепрятал? На тот случай, если я прослушаю сообщения и попытаюсь ее найти.

Я включаю свой телефон и смотрю на время. Он уже должен быть в самолете. Я до него не дозвонюсь. Ощутив новую волну тошноты, я опускаюсь на одну из чердачных балок. Нужно было себя поберечь. Меньше бегать.

Я снова смотрю на экран телефона. И пишу ему.



Я ПРОСЛУШАЛА ГОЛОСОВУЮ ПОЧТУ!

ПОЧЕМУ ТЫ МНЕ НЕ СКАЗАЛ?

ГДЕ ОНА?



Я смотрю на сообщение, задержав палец над кнопкой «отправить». Нет, нет, это неправильно. Слишком злобно. Как будто я в панике. У него наверняка были серьезные причины ничего мне не говорить — и я сама ему о многом не рассказала. Я удаляю сообщение. И набираю вместо него…



МАРК, ПОЗВОНИ МНЕ, КОГДА ПРИЗЕМЛИШЬСЯ.

Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ ХХХ



Я нажимаю «отправить». Так-то лучше. Объясниться он может и позже. Ему пришлось спрятать флешку на случай, если я попытаюсь сделать какую-нибудь глупость. Я думаю о том, где она может быть. Думаю о том, знает ли он, что на ней за информация. Я тоже хочу знать, что там. Флешка наверняка где-то в доме. Ей больше негде быть.

Я начинаю со спальни. Обыскиваю его обычные тайники. Мы живем вместе уже четыре года, и я вполне уверена, что мне известны они все. Я проверяю ящик его столика у кровати, маленький сейф внутри. Код — дата его рождения, но внутри ничего, кроме иностранной валюты. Я заглядываю под матрас с его стороны — когда-то он прятал там билеты на концерт Патти Смит, купленные к моему дню рождения, — ничего. Я роюсь в карманах пальто его дедушки, проверяю шкаф, потом старые обувные коробки на верхней полке.

Затем перехожу в ванную, проверяю набор для бритья в дальнем углу шкафчика, его стол, его старый брифкейс — ничего, ничего, ничего. Он хорошо ее спрятал. Или, может, забрал ее с собой. Может, он вообще мне не доверяет. Но я знаю, что он не стал бы брать флешку с собой, не стал бы рисковать, помня, что такие вещи легко теряются. Если он спрятал ее от меня, она здесь, где-то в доме.

И вот тогда я начинаю злиться. Я переворачиваю дом вверх тормашками. Обыскиваю каждый дюйм. Вытаскиваю все. Высыпаю рис из пакетиков, разоряю кровати, проверяю подкладки, занавески, сумки.

Ничего.

Я стою, мокрая от пота, в разгромленном доме, не в силах поверить в происходящее. Меня тошнит, и у меня кружится голова. Нет, мне это сложно дается. Нужно поднять уровень сахара в крови, немедленно, если не ради себя, то ради того, кто растет во мне. Я опускаюсь на пол там, где стояла, в центре гостиной, и подтаскиваю к себе сумку из лондонской «Либерти», полную подарков к свадьбе. С самого дна я достаю жестяную коробочку с трюфелями. Трюфели с розовым шампанским. Это сойдет. Я срываю крышку и вынимаю конфету. Именно тогда я ее и нахожу. Вот так. Лежащую на дне коробки с трюфелями. «Твою мать, Марк. В какую игру ты играешь?»

Усталая, я ем трюфели в торжественной тишине. Флешка лежит рядом. Дневной свет меркнет вокруг меня.

И в какой-то момент в наступившей темноте мой телефон начинает звонить. Я добываю его из развалин, в которые превратилась комната после поисков.

Это Марк. Наверное, уже приземлился.

— Алло?

— Привет, милая? Все хорошо? — Голос у него взволнованный. Может ли он знать, что я нашла флешку?

— Марк, почему ты ее спрятал? — Я не вижу смысла ходить вокруг да около. Я опустошена. Мне больно.


— Что спрятал? О чем ты говоришь? — Ему почти весело. Я слышу фоновый шум вокруг него. Он на другой стороне глобуса.

— Марк, я нашла флешку. Почему ты мне лгал? Почему ты ее спрятал? Почему не сказал мне о сообщениях? — Я чувствую, как к глазам подступают слезы. Но я не заплачу.

— Ах да… я как раз думал, когда эта тема поднимется. Ты ее нашла? Ты посмотрела, что на ней?

— Да. Нет. Я только что ее нашла. — Я разглядываю ее в сумерках, такую невинную у меня на ладони. Разглядываю загадку.

— Эрин, милая, прости, но я слишком хорошо тебя знаю. Да, я прослушал сообщения. Я просто должен был — после того, что случилось с Шарпами. Этот человек сказал, что хочет получить одну только флешку. Мне пришлось посмотреть, что на ней, почему она так для него важна. Я посмотрел, Эрин, и то, что я увидел, меня не просто встревожило, а до смерти напугало. Я хотел защитить тебя. Но знал, что рано или поздно ты тоже ее просмотришь, а если ты услышишь голосовую почту, ты просто не сможешь не поинтересоваться ее содержимым. Вот я ее и спрятал. — Он дает мне секунду на то, чтобы осмыслить его слова. — Но, очевидно, не слишком хорошо, — шутит он и смеется. Он очень старается разрядить атмосферу. — Эрин, милая, прости, но ты должна пообещать мне, что не будешь в нее заглядывать. Пожалуйста. Просто не трогай ее, пока я не вернусь. Можешь мне это пообещать? — Я не помню, чтобы он когда-нибудь был таким серьезным, таким встревоженным. — Обещай мне. Просто положи ее туда, откуда ты ее вынула, дорогая. А когда я вернусь, мы вместе ее сожжем. Ничего не делай. Мы бросим телефон и флешку в костер и вместе посмотрим, как они горят. Ладно? — Он уговаривает меня.

Господи, он и вправду слишком хорошо меня знает.

— Ладно, — шепчу я. И мне грустно, хоть я и не знаю почему. Наверное, потому, что мне нельзя доверять. — Я люблю тебя, Марк.

— Отлично. Эрин, слушай… прости меня. Я просто не знал, что еще предпринять. Может, мне стоило рассказать тебе?

Нет, он был прав. Я бы тут же поступила именно так, как он опасался.

— Нет, ты все сделал правильно, и я люблю тебя, — повторяю я снова.

— И я люблю тебя, милая. Звони мне, если что-то понадобится.

— Люблю тебя.

И разговор заканчивается.



Я устала, я сбита с толку, и я умираю от жажды. Наливаю себе воды в высокий стакан со льдом, извлеченным из дверцы холодильника. Смотрю на нашу чудесную кухню. На поверхности ручной работы, на встроенный холодильник для вин, на гранитные плиты пола, подогретые скрытыми под ними трубами отопления, — их тепло я ощущаю носками. Я смотрю на нашу кухню, которую разгромила в своих поисках, на кастрюли и сковородки, на пакеты с едой, на чистящие средства, разбросанные повсюду. И на свой ноутбук среди этого хаоса. Я перестаю думать, я пробираюсь к нему по завалам и открываю крышку, вытаскиваю флешку и вставляю в нужный порт.

На рабочем столе возникает иконка устройства. Двойной клик. Появляется окошко. В нем файлы. Я кликаю по первому. Он открывается. Я вижу текст.

Зашифрованный. Множество страниц зашифрованного текста. Множество файлов с зашифрованным текстом. Полнейшая бессмыслица смотрит на меня с экрана. Я не знаю, о чем там говорится. Я даже не понимаю, что это.

Я ничего не понимаю, я не могу это расшифровать, что меня даже пугает. Возможно, Марк знает, что все это означает? Может, это как-то связано с банковским делом? Со счетами? Но тогда зачем меня предупреждать? Я понятия не имею, что именно сейчас вижу. И дыхание у меня становится поверхностным, потому что даже мне ясно, что это важно. Флешка не должна была попасть к нам. Она не для таких людей, как мы. И я не могу сказать Марку, что просматривала ее. Теперь, когда я четко понимаю, что подобное — вне моей компетенции.

Кто они? И что это такое? Из-за этого они убили Шарпов? Почему это так для них важно? Почему их не волнуют ни деньги, ни бриллианты? Почему вот это стоит два миллиона евро?

И из-за этого мы должны умереть?

Мне нужно подумать. Я вынимаю флешку и аккуратно запаковываю обратно в пластик. «Дыши, Эрин. Думай».

Ладно. Так что же мне делать?

Прежде всего мне необходимо узнать, что записано на флешке. Если я это выясню, я буду понимать, с какими людьми имею дело. Я помню электронные письма, которые видела на Бора-Бора. Подставные компании. Бумаги, плававшие в воде. Кто они, эти люди? На что они способны? Насколько велика опасность, в которой мы оказались? Если я каким-то образом сумею расшифровать эти файлы, я пойму. И если это нечто ужасное, то, может, стоит пойти в полицию? Может, мне уже пора туда пойти? Но я хочу знать. Мне нужно узнать, что это такое.

Я не имею ни малейшего понятия о том, как расшифровывать файлы. Но, кажется, мне есть к кому обратиться. Я прячу флешку в карман, беру свое пальто. Мобильный номер Эдди записан на обратной стороне карточки, прилагавшейся к утреннему букету. У меня, Эрин Робертс, есть прямой доступ к незаконному одноразовому телефону Эдди Бишопа в тюрьме. А какой смысл иметь такие номера, если ты не собираешься их использовать? Я сдергиваю карточку с букета, проходя мимо него в коридоре, и выскакиваю из дому.



На Лордшип-роуд есть разбитый телефонный автомат. Я проезжала мимо достаточно часто, чтобы задуматься, почему так и не заменили разбитое стекло и кто, прости господи, захочет зайти в эту ужасную на вид кабинку. Целеустремленно шагая к ней по длинной пригородной дороге, я понимаю, что сегодня этот удачливый кто-то — я.

Как ни пытаюсь, не могу вспомнить, когда в последний раз пользовалась телефоном-автоматом. Может, в школе? Звонила домой, выстроив десятипенсовые монетки на полочке кабинки.

Добравшись до телефонной будки, я обнаруживаю, что она еще хуже, чем мне помнилось. Кабинка — пластиковая клетка, пол устлан матовыми осколками стекла, трава тут и там проросла через растрескавшийся асфальт. В пустых рамах пауки развесили свои сети, отяжелевшие и провисшие от влажного воздуха. Зато, по крайней мере, ветер выдувает отсюда застоявшийся запах мочи.

Я роюсь в карманах пальто, пытаясь найти мелочь. Мне попадается двухфунтовая монетка. Отлично. Я набираю номер Эдди.

Он отвечает, что-то жуя. Я смотрю на часы: 1: 18, время обеда. Ой!

— Привет, Эдди, прости, что беспокою. Это Эрин. Я нашла этот номер на карточке в букете, я в телефонной будке, так что… — Мне кажется, это значит, что говорить безопасно, но кто я такая, чтобы в этом разбираться. Пусть он определяет, безопасно или нет.

— Ах, да! Здравствуй, дорогая. Ты в порядке, моя хорошая? Проблемы? — Он перестает жевать.

Я слышу, как где-то в Пентонвилле Эдди промокает губы бумажной салфеткой. А охрана знает о его телефоне? Я не удивлюсь, если знает, но просто закрывает на это глаза.

— Э, нет, нет, не то чтобы проблемы. Но у меня есть вопрос. Вдруг ты знаешь… или, может, ты знаешь кого-то, кто знает, но… — Я замолкаю. — Я могу говорить свободно? — Не хочется угодить на скамью подсудимых. Не хватало все окончательно испортить.

— Да, вполне можешь, милая. Кто-то есть рядом с тобой? Кто-нибудь смотрит на тебя? Уличные камеры видишь?

Я оглядываю верхушки фонарей, протянувшихся вдоль улицы с жилыми домами, и дыхание застревает у меня в горле. Я выбрала эту улицу, потому что она всегда пустынная и расположена рядом с нашим домом, по ней почти никто не ходит, но теперь я начинаю задумываться: а на всех ли улицах Лондона есть камеры видеонаблюдения? Но я нигде не замечаю маленьких цилиндров камер или их глазков.

Думаю, мы в безопасности.