Он тебя проспорил

Вроде, и сидим мы в полной темноте, но кажется, что даже она перемещается из одного угла в другой. Наверное, я перенервничала.

— Нравится? — спрашивает Арман и мне кажется, я вижу улыбку на его лице.

Но это же невозможно. Я ничего не вижу.

— Так пахнут травы у меня на Родине, лисенок, — его голос совсем рядом.

Дыхание обдает теплом.

А потом его рука ложится мне на ногу и сжимает ее. Надо убрать. Мне же это не нравится.

Но разум оказывается все слабее и слабее.

Рука Армана ползет вверх, под платье, а его губы касаются шеи.

Мурашки пробегают от его прикосновений по всему телу. Но так же не должно быть! Не со мной! И не с ним!

Надо отстраниться. Поворачиваюсь, но не вижу его. Только слышу частое дыхание.

— Лисенок, — шепчет он и, обведя кромку чулок, пальцем утыкается в трусики.

Хватаю его руку, но это максимум, на что я способна. Отвести ее сил уже нет.

А когда он языком ведет от шеи к вырезу блузки и одновременно толкает палец так, что трусики врезаются между складочек, я понимаю, что не в силах сопротивляться. Громко выдыхаю и откидываюсь на спинку дивана.

Слышу довольный смешок Армана:

— Так быстро?





34. Арман




В этой темноте я острее ощущаю свое желание. Желание трахнуть ее. Опять. Даже несмотря на то, что не прошло и часа с того момента, как я вытащил член из нее. А он опять стоит, уперевшись в плотную ткань джинсов.

Я вылизываю ее как самое вкусное мороженое. В голове туман, как, скорее всего, и у нее. Только причины этого у нас разные.

Толкаюсь пальцем через трусики и чувствую, как они намокают.

Лисенок. Тоже хочет.

Нахожу пальцами замок на юбке, расстегиваю и снимаю ее.

Подхватываю Лисенка и сажаю на себя. Она ойкает и пока еще пытается слезть.

Стягиваю с нее блузку, даже не расстегнув. Просто через голову. И расстегиваю лифчик. Все это проделываю так быстро, что она даже не успевает понять, что происходит. Хотя это и неудивительно в ее состоянии.

Только оказавшись голой, пытается прикрыться руками. Наклонившись к груди, утыкаюсь в руки. Беру их и завожу за спину, удерживая одной рукой.

Ее сопротивление становится все слабее и слабее. Я чувствую, что ей и самой уже хочется.

Языком прохожусь по груди и засасываю сосок. Он уже такой твердый, что горошиной перекатывается у меня на языке.

— Ох, — тихо стонет Лисенок, — не надо.

— Уверена? — спрашиваю и опять засасываю теперь уже другой сосок.

Она не отвечает. Слышу только прерывистое частое дыхание и слабые, гасимые ею же стоны. Все еще пытается сопротивляться своим желаниям.

— Лисенок, — шепчу, оторвавшись от груди, — хочешь, чтобы я тебя трахнул? Как тогда?

Замирает. Кажется, что даже не дышит. Уверен, пытается в темноте найти мой взгляд.

— Помнишь, как это было? — продолжаю я.

Она дергается, но я удерживаю ее. Остатки сознания не дают ей расслабиться до конца.

— Ты помнишь, как я трогал тебя? Вот так.


Просовываю руку между нами и ныряю в трусики. Слышу стон.

— А потом я трахнул тебя, Лисенок. И ты кончала. Помнишь? Кончала так, как никогда до этого. Ведь правда? Скажи мне.

Но она молчит. Только стонет в ответ на мои ласки. И тогда я прекращаю играть с ее клитором.

— Я прав? — спрашиваю. — Если ты соврешь, я отпущу тебя и больше никогда не притронусь к тебе вот так.

Опять провожу пальцем по клитору. Делаю несколько быстрых движений по плотному бугорку. И резко убираю руку.

Слышу разочарованный стон и потом:

— Да…

— Что «да», Лисенок? — хочу услышать от нее то, в чем уверен на сто процентов.

— Помню…

— Тебе понравилось?

— Да…

Что-то теплое разливается в груди, спускается вниз и заставляет член дернуться.

— Хочешь еще? — наклоняю ее голову и шепчу, уткнувшись в шею. — Я могу сделать так, что ты забудешь, как зовут тебя. Одно твое слово, Лисенок.

— Хочу… — тянет она.

— Хороший Лисенок, послушный, — отпускаю ее руки.

Потом тянусь к ее ушку и шепчу:

— У меня так стоит, что, если ты не освободишь его, то мне не в чем будет ехать домой. Давай, Лисенок, докажи, что хочешь.

Беру ее руку и кладу себе на ширинку. И такое ощущение, что член даже через толстую ткань чувствует тепло и нежность ее руки.

Сейчас она впервые дотронется до меня там.

— Смелее, — шепчу и рукой сжимаю грудь. — Помоги мне, Лисенок…

Она, наконец, пытается расстегнуть замок. Дергает его, но ничего не получается. Руки не слушаются ее. Не в силах больше ждать, рычу и сам быстро расстегиваю джинсы. Беру ее руку и просовываю туда.

— Возьми его, Лисенок. Почувствуй, как он хочет тебя.

Она несмело обхватывает член и вынимает его. Тяжело вдыхаю и выдыхаю.

Лисенок начинает пальцами исследовать член. Уверен, будь тут свет, то она с любопытством разглядывала бы его. Но я еще предоставлю ей такую возможность.

— Тебе нравится? — спрашиваю.

Не вижу, но уверен, что кивает.

Опять шепчу ей в ушко, как будто мы не одни в комнате:

— Сейчас он окажется к тебе. Как тогда, во Франции.

Пальцы на члене опять замирают. Опять задумывается? Неужели это воспоминание так сильно, что ничего на него не действует.

— Привстань, — подсказываю ей.

Сейчас мне хочется, чтобы она сама все сделала.

Лисенок послушно приподнимается на коленях.

— Отведи в сторону трусики, — говорю и целую грудь. — А теперь садись на него. Рукой направляй.

— Больно будет… — вдруг говорит она.

— Не будет, Лисенок, — успокаиваю ее. — Будет хорошо. Очень хорошо.

Слегка надавливаю ей на талию. Не могу терпеть. Головка уже касается влажных горячих складочек, но Лисенок так и не решается сесть. Тогда я сильнее нажимаю на нее и, наконец, член оказывается в ней.

Замираю от ощущений. Почему так хорошо? Это же просто дырка. Как у всех. Но почему именно в ней так сладко.