Охота на тень

— Отлично, — сказал Роббан. — Поезжай и переговори с ней. А мы продолжим следить за Берлинпаркен. Правда, ресурсов, чтобы находиться там круглосуточно, у нас нет.

— Убитые женщины работали в дневное время, — сказала Ханне. — Мне кажется, наблюдение в парке необходимо только по выходным, а в будни — по вечерам.

— Таков наш план, — коротко отозвался Роббан, упёршись взглядом в белую столешницу. — Но ребята из наружки говорят, что им сложно надолго оставаться в парке — там они привлекают к себе излишнее внимание. Так что по большей части они, к сожалению, находятся в квартире.

— В парке в основном гуляют мамаши с детьми, — пояснил Лео. — Ребята ведь не могут сидеть на лавочке, почитывая газетку, когда на дворе десятиградусный мороз. Или, ещё хуже, стоять и пялиться на малышей, как извращенцы.

В конференц-зале стало тихо. Лео немного подтянул свой тощий конский хвост, а Линда задумчиво наклонила голову.

— Ну а я могла бы, — произнесла она, и её тёмные глаза заблестели. — Я могу даже взять коляску, чтобы всё выглядело правдоподобно.

Роббан глубоко вздохнул и принялся растирать виски большим и указательным пальцами одной руки.

— Линда, милая, мы не можем впутывать ребёнка в это дело, ты же понимаешь.

— Но если…

— Нет, — с нажимом произнес Роббан. — Это решено.

— Преступник ни разу не причинил вред ребёнку, — упорствовала Линда. — Я могла бы иногда брать с собой туда младшего сына своей сестры и общаться там с другими мамашами. А потом, когда примелькаюсь, я смогу там появляться вообще без ребёнка.

Линда на мгновение замолчала, а потом снова заговорила:

— Или можно вовсе засунуть в коляску несколько одеял. Такие малыши ведь всё время только и делают, что спят.

В тот же день после обеда Линда и Ханне отправились на встречу с Гуниллой Нюман.

По дороге Линда без умолку болтала о своей сестре и замечательных, но безумно шумных племянниках.

Ханне мычала в ответ что-то нечленораздельное и улыбалась, но никак не могла перестать думать о том, как изменилось по отношению к ней поведение Роббана.

— Послушай, а что стряслось с Роббаном? Что-то случилось? Он показался мне каким-то кислым.

— Полосатый-то? Не, ему просто не по себе от того, что у нас до сих пор нет подозреваемого. На него же давят и начальство, и пресса.

Ханне не стала упоминать об их с Роббаном походе в бар после работы, потому что вся эта ситуация заставляла её чувствовать себя замаравшейся.

Тридцатипятилетняя Гунилла жила в маленькой съемной квартире в районе Сканстулль. Её густые волосы, выкрашенные в блонд, были заплетены в толстую косу, а на мускулистых руках красовались крупные татуировки.

— Мне повезло, — сказала она, когда Линда похвалила квартиру. — Здесь совсем рядом Южная больница, а я там работаю. И есть отдельная комната для Карины — на то время, что она живет у меня. Но почему вы хотите поговорить со мной об Эстертуне, я ведь уехала оттуда почти десять лет назад?

Линда рассказала ей о Болотном Убийце и Бритт-Мари.

— Я видела заголовки, — кивнула Гунилла. — И помню её, эту Бритт-Мари, только я не знала, что она пропала.

— Тогда этого никто не понял, — сказала Линда. — Можешь рассказать, при каких обстоятельствах вы познакомились?

Гунилла изогнула бровь.

— Она позвонила мне как-то вечером и попросила разрешения прийти. Объяснила, что расследует убийство. А потом… Да, она интересовалась, не видела ли я кого-то подозрительного в округе. Или на крыше. Простите, но мне показалось, что это звучит смехотворно. Почему и каким образом я должна была увидеть кого-то на крыше?

— Так ты видела что-нибудь подозрительное?

— Нет. Но она оставила мне свой номер и просила звонить, если я что-то замечу. А ещё она велела мне держать балконную дверь запертой. Потом прошла неделя или две, я точно уже не помню. Однажды вечером я заметила, что в парке уже долго стоит какой-то человек и пялится в мои окна. Тогда я ей и позвонила.

— Как он выглядел? — спросила Линда.

— Боже мой, я уже совсем не помню.

И мгновением позже:

— Вы же не думаете, что это был он? Болотный Убийца?

— Можешь припомнить точно, какое было число? — вместо ответа задала Линда ещё один вопрос.

Гунилла покачала головой.

— К сожалению, нет. Но в тот вечер она обещала зайти ко мне, если успеет, а больше я о ней ничего не слышала. И никогда больше не видела того человека в парке.






33




Когда на следующий вечер Ханне оказалась в квартире возле Берлинпаркен, где разместилась наружка, тьма уже окутала Эстертуну своим мягким хлопковым покрывалом.

Когда Ханне позвонила в дверь квартиры на первом этаже, её открыл Лео, кивнул и отступил в сторону, пропуская Ханне внутрь.

— Ты же воспользовалась задним ходом? — поинтересовался он.

— Да, можешь быть спокоен. Меня никто не видел.

Сотрудник службы наружного наблюдения вышел в прихожую и поздоровался. Он выглядел молодо — гораздо моложе и Ханне, и Линды. Его рукопожатие оказалось влажным, а улыбка была немного нервной.

Ханне бросила взгляд в гостиную.

Там было темно, и обставлена комната была так скудно, что казалось, в ней никто не живёт — что, в общем-то, было правдой. У стены стоял потёртый диван, а на полу лежал одинокий коврик. Штатив с камерой стоял у окна, а возле него примостился стул с подушкой на сиденье. На полу рядом лежали бинокль и блокнот.

Ханне направилась прямо к окну и с опаской поглядела сквозь тонкий тюль. По другую сторону стекла раскинулся Берлинпаркен, погружённый в темноту. Свет одинокого фонаря, стоявшего посреди детской площадки, выхватывал из темноты силуэты детей, которые качались на качелях, и их мам, стоявших неподалёку с колясками. В центре группы женщин стояла Линда, напялившая на себя стёганые штаны и пуховик, в которых была похожа на человечка из рекламы шин «Мишлен». Она над чем-то смеялась, привычным движением катая коляску туда-сюда.

— Осталось десять минут, — сказал Лео.

— Заметили что-нибудь интересное? — спросила его Ханне.

Тот покачал головой.

— Народ, конечно, ходит, но мы ни разу не видели в парке какого-нибудь одинокого мужчины.

Минуты убегали. Дети продолжали возиться в снегу, а Линда принялась прощаться с другими мамашами. Она помахала им рукой и направилась к дому, толкая коляску перед собой. Колёса прокручивались в снежном месиве, и Линде приходилось поднимать переднюю часть коляски, чтобы перенести вес на задние колеса и миновать снежный затор.

— Подождите, — воскликнула Ханне, указывая на тёмный силуэт поодаль.

Одинокий человек стоял вплотную к фонарю, и смотрел на парк. Он был высокого роста, худой, а его голову скрывала шляпа.

Лео и паренёк из наружки подошли к окну и прижались к стеклу, чтобы лучше разглядеть незнакомца. Ханне подняла с пола бинокль и осторожно сдвинула тонкую гардину в сторону.

— Это Фагерберг, — произнесла она. — Тот полицейский, что вёл расследование в семидесятых.

— Какого чёрта…

Лео осёкся, но продолжил:

— Что ему здесь понадобилось?

Ханне пожала плечами и отложила бинокль.

Пару минут спустя открылась входная дверь и в прихожей зажёгся свет. Линдины тёплые штаны зашуршали, когда она, держа в объятиях охапку одеял, направилась в гостиную.

— Привет, что ли! — обрадовалась Линда, увидев Ханне, и тут же заключила её в долгое крепкое объятие, пахнувшее снежной свежестью.

Потом Линда бросила охапку одеял на старый диван.

— Осторожнее с ребёнком, — пожурила её Ханне, и Линда громко захохотала.

— Как его зовут? — покосившись на свёрток одеял, спросил парнишка из наружки.

— Его зовут Лео, у него только что прорезались первые зубки, и теперь во время кормления он кусает меня за сосок, — отрекомендовала Линда «малыша».

— Очень забавно, — проговорил Лео, покраснев до ушей, но парнишка едва не сложился вдвое от хохота.

— Ну а ты кто? — спросила Ханне, кивая в сторону Линды. — Для мамаш в парке, конечно.

Линда улыбнулась.

— Линда Свенссон. Двадцать семь. Только что развелась. Безработная, но весёлая.

— А что ты будешь делать, если кто-то из них заявится к тебе в гости?

— У меня ведь есть неофициальная подработка, в одном ресторанчике в городе. Так что меня нечасто можно застать дома.

— Ты просто что-то с чем-то, — скептически покачал головой Лео. — Было сегодня что-нибудь интересное?

— Неа, — откликнулась Линда. — В выходные поглядим. Тогда я смогу одолжить Теодора у сеструхи. При большом скоплении людей я опасаюсь пользоваться одеялами, всегда найдётся какой-нибудь любопытный придурок.