Охота на тень
Часть 11 из 75 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— G325, — бормотал он, делая неловкие, вихляющие шаги.
— Не понимаю.
— Стеклоочиститель. Дворник. С продолговатым рычагом. Я… Я… могу разобрать машину и собрать её заново с закрытыми глазами. И… Но… Всё, что они могут — просиживать там свои жирные задницы и считать деньги.
Бьёрн затих, но через мгновение пронзительно завопил обиженным голосом:
— Мои деньги! Меня выгнали.
Бритт-Мари замерла. Он что, потерял работу? Как же им теперь быть? Он поэтому два раза за день напился до бесчувствия? Бритт-Мари стала обдумывать, как припереть Бьёрна к стенке, но быстро оставила эту идею — бесполезно было ждать от него осмысленных слов сейчас. Так что она довела Бьёрна до кровати, где с облегчением отпустила. Потом ушла в гостиную, опустилась на диван и стала слушать, как дождь барабанит по подоконнику.
Голова раскалывалась, в глазах щипало, желудок скрутило. У Бритт-Мари с самого утра не было во рту ни крошки, но единственное, что оставалось сейчас, — парализующая усталость. Каждая мышца, каждая клеточка в её теле ныли, и Бритт-Мари ощущала всепоглощающее бессилие. Но за маской вселенской усталости пряталось другое чувство — более сильное, и гораздо более пугающее.
Бритт-Мари обвела комнату взглядом. По полу были разбросаны игрушки, с диванного подлокотника свисала кофточка Эрика.
Ей вспомнились мамины слова.
Счастье так хрупко.
Когда Бритт-Мари была маленькой и они ещё жили в Эншеде, в доме по соседству с ними жила одна семья. Это был белый деревянный дом с зелёными наличниками и тёмно-голубым фундаментом. Как была их фамилия? Лундин? Кажется, да.
У Лундинов было двое детей — Фредрик, ровесник Бритт-Мари, который в детстве переболел полиомиелитом и мог передвигаться только в инвалидной коляске, и ещё Франс, младшенький, который страдал от тяжёлых приступов астмы, и к тому же был немного не от мира сего, как говорил папа.
Папа ещё говорил, что ему жаль Лундинов — такое несчастье, когда сразу двое детей больны.
Но вот однажды ранним мартовским утром в начале пятидесятых всех разбудила пожарная сирена. Сцена, которая предстала их глазам, заставила всех изменить свои взгляды на истинное горе.
Дом Лундинов горел ярким пламенем, и к рассвету от него остались лишь несколько обугленных брёвен да голубой фундамент.
В пожаре погибла вся семья.
«Да, счастье и вправду хрупко», — согласилась Бритт-Мари, и в ней вновь поднялась волна злобы. За несчастья и болезни человек не в ответе, но как можно допиться до того, чтобы потерять работу и рисковать семьёй?
«Нам нужно всё прояснить, — подумала она. — Нужно поговорить друг с другом, откровенно поговорить. Нужно быть честными и ответственными, ради Эрика. Я поговорю с ним завтра, попытаюсь до него достучаться. И ещё нужно спросить его, куда пропали деньги из портмоне, даже если он разозлится».
Но утром Бритт-Мари обнаружила у Бьёрна букмекерские купоны, и поняла, что время задавать вопросы упущено.
Купоны лежали в кармане джинсов Бьёрна. Они обнаружились, когда Бритт-Мари подняла джинсы с пола ванной, где они валялись, сброшенные подобно змеиной шкуре. Бритт-Мари догадалась, что Бьёрн не смог натянуть джинсы обратно, после того как посетил туалет, поэтому просто оставил их лежать на полу. Когда Бритт-Мари подняла их, она услышала, как в кармане что-то шелестит, и инстинктивно запустила туда руку — Бьёрн частенько засовывал банкноты в карман, а Бритт-Мари по незнанию стирала их вместе с джинсами — и вытащила несколько маленьких квитанций.
Ей понадобилось некоторое время, чтобы разобраться, что именно она держала в руках. Конечно же, она слышала о новом тотализаторе — V65, — но Бьёрн ведь обещал никогда больше не играть на скачках! После того случая, когда он проиграл всю свою месячную зарплату. Если бы тогда она не носила под сердцем Эрика, Бритт-Мари, наверное, ушла бы от него.
Смяв купоны в кулаке, Бритт-Мари ворвалась в комнату, где ещё спали Бьёрн с Эриком. Она влепила спящему Бьёрну пощечину такой силы, что его голова мотнулась на подушке в другую сторону.
Он вскочил с кровати.
— Какого чёрта? Ты совсем рехнулась?
— Что это такое?
Не дожидаясь ответа, Бритт-Мари швырнула смятые бумажки Бьёрну в лицо.
Он поглядел на жену непонимающим взглядом, а потом потянулся за одной из скомканных бумажек и развернул её.
— Ты же обещал! — закричала она. — Я знаю, откуда ты взял деньги! Это были деньги на оплату счетов!
Она на мгновение замялась, но потом всё же добавила:
— И на отпуск на Мадейре!
Бритт-Мари подумала об открытке с Мадейры, которая украшала их холодильник. Эту открытку ей подарили в турбюро. Они с Бьёрном обещали друг другу, что обязательно туда поедут, как только смогут себе позволить.
— А теперь тебя ещё и уволили! — не умолкала Бритт-Мари. — Как же мы будем жить?
В следующий миг проснулся Эрик. Он заскулил, плач становился всё громче, и через короткое время он издавал уже настоящий вой.
— Ну вот, ты его разбудила, — констатировал Бьёрн, словно Бритт-Мари сама не заметила.
— Это твоя вина! — набросилась она на мужа. — Всё это — твоя вина.
Бритт-Мари подошла к кроватке и подняла на руки плачущего сынишку. Прижала тёплое тельце к груди и стала его тихонько укачивать.
— Я всё возмещу, — выдохнул Бьёрн со всхлипом. — И не моя вина, что меня выгнали с работы. Это сокращение. Я был согласен даже потерять в зарплате, только бы меня оставили, но они ответили, что это ничего не изменит.
И в этот миг, когда вся семья плакала и кричала, из прихожей донеслось покашливание.
Бритт-Мари обернулась и увидела Май, одетую в летнее платье и кофту. Глаза Май сверкали бесстыдным любопытством из-под седых кудрей. Аромат фиалковых пастилок донесся до спальни.
— Очевидно, я пришла в подходящее время, — сказала она, кивая головой, словно её догадки только что подтвердились.
9
На следующее утро Бритт-Мари в компании Рюбэка отправилась навестить Ивонн Биллинг в Каролинской больнице.
Бритт-Мари не нравились больницы. Больные здесь были ни при чём — ей доставляла дискомфорт мысль о миллиардах бактерий, которые множились и распространялись по длинным коридорам и неуютным палатам.
Кто знает, что там можно подхватить?
Сестра, которая проводила их в палату к Ивонн, положила руку на плечо Бритт-Мари и доверительно сообщила:
— Ей ввели болеутоляющее. И успокоительное, конечно. Она сейчас находится под действием лекарств.
Войдя в палату, где лежала Ивонн, Бритт-Мари ощутила, как сердце часто забилось в груди. Женщина на больничной койке выглядела такой хрупкой, такой пугающе маленькой и измождённой.
На Ивонн была белая больничная сорочка, а голова и руки были перевязаны. Из-под бинтов выбивались пряди русых волос, обрамлявшие разбитое до синевы лицо.
Когда вошедшие представились, Ивонн кивнула, и Бритт-Мари с Рюбэком заняли стулья подле кровати.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Бритт-Мари.
— Нормально, — медленно проговорила Ивонн, хотя было очевидно, что это не так.
Ивонн снова заговорила своим низким тягучим голосом:
— Врачи говорят, что мои руки полностью заживут и я снова смогу двигать пальцами.
— Рада это слышать, — ответила Бритт-Мари. — Как ты считаешь, сейчас ты в состоянии поговорить с нами о случившемся?
Рюбэк достал блокнот. Они заранее договорились, что вести опрос станет Бритт-Мари, а он займется записями.
Ивонн молча кивнула.
— В котором часу ты ушла с работы? — спросила Бритт-Мари, задавая направление разговору.
— Около половины пятого, — механически проговорила Ивонн. — Потом я забрала Даниэля из игровой группы.
— То есть прямо с работы ты отправилась в садик.
Ивонн снова ответила кивком.
— А после того, как ты забрала Даниэля, вы сразу пошли домой?
— Да. Вернее… По пути мы купили еды, в Консуме. Потом мы поужинали, поиграли немного. Я почитала Даниэлю книжку. «Спокойной ночи, Альфонс Оберг», кажется. Даниэль уснул в начале девятого.
— Вы с сыном не заметили ничего необычного по пути домой?
— Необычного?
— Может, какой-то человек шёл следом за вами, или ты обратила внимание на чье-то необычное поведение?
— Нет.
Ивонн прикрыла глаза, и долгое время не издавала ни звука. Бритт-Мари успела подумать, насколько же собранна эта маленькая женщина.
«Наверное, это всё лекарства, которые ей ввели», — решила она. Потому что сама Бритт-Мари не смогла бы рассказать о таком жутком происшествии, не расклеившись и не впадая в истерику.
— А в магазине?
Ивонн медленно покачала перебинтованной головой.
— Нет. Это был самый обычный день.
Она замолчала.
— Не понимаю.
— Стеклоочиститель. Дворник. С продолговатым рычагом. Я… Я… могу разобрать машину и собрать её заново с закрытыми глазами. И… Но… Всё, что они могут — просиживать там свои жирные задницы и считать деньги.
Бьёрн затих, но через мгновение пронзительно завопил обиженным голосом:
— Мои деньги! Меня выгнали.
Бритт-Мари замерла. Он что, потерял работу? Как же им теперь быть? Он поэтому два раза за день напился до бесчувствия? Бритт-Мари стала обдумывать, как припереть Бьёрна к стенке, но быстро оставила эту идею — бесполезно было ждать от него осмысленных слов сейчас. Так что она довела Бьёрна до кровати, где с облегчением отпустила. Потом ушла в гостиную, опустилась на диван и стала слушать, как дождь барабанит по подоконнику.
Голова раскалывалась, в глазах щипало, желудок скрутило. У Бритт-Мари с самого утра не было во рту ни крошки, но единственное, что оставалось сейчас, — парализующая усталость. Каждая мышца, каждая клеточка в её теле ныли, и Бритт-Мари ощущала всепоглощающее бессилие. Но за маской вселенской усталости пряталось другое чувство — более сильное, и гораздо более пугающее.
Бритт-Мари обвела комнату взглядом. По полу были разбросаны игрушки, с диванного подлокотника свисала кофточка Эрика.
Ей вспомнились мамины слова.
Счастье так хрупко.
Когда Бритт-Мари была маленькой и они ещё жили в Эншеде, в доме по соседству с ними жила одна семья. Это был белый деревянный дом с зелёными наличниками и тёмно-голубым фундаментом. Как была их фамилия? Лундин? Кажется, да.
У Лундинов было двое детей — Фредрик, ровесник Бритт-Мари, который в детстве переболел полиомиелитом и мог передвигаться только в инвалидной коляске, и ещё Франс, младшенький, который страдал от тяжёлых приступов астмы, и к тому же был немного не от мира сего, как говорил папа.
Папа ещё говорил, что ему жаль Лундинов — такое несчастье, когда сразу двое детей больны.
Но вот однажды ранним мартовским утром в начале пятидесятых всех разбудила пожарная сирена. Сцена, которая предстала их глазам, заставила всех изменить свои взгляды на истинное горе.
Дом Лундинов горел ярким пламенем, и к рассвету от него остались лишь несколько обугленных брёвен да голубой фундамент.
В пожаре погибла вся семья.
«Да, счастье и вправду хрупко», — согласилась Бритт-Мари, и в ней вновь поднялась волна злобы. За несчастья и болезни человек не в ответе, но как можно допиться до того, чтобы потерять работу и рисковать семьёй?
«Нам нужно всё прояснить, — подумала она. — Нужно поговорить друг с другом, откровенно поговорить. Нужно быть честными и ответственными, ради Эрика. Я поговорю с ним завтра, попытаюсь до него достучаться. И ещё нужно спросить его, куда пропали деньги из портмоне, даже если он разозлится».
Но утром Бритт-Мари обнаружила у Бьёрна букмекерские купоны, и поняла, что время задавать вопросы упущено.
Купоны лежали в кармане джинсов Бьёрна. Они обнаружились, когда Бритт-Мари подняла джинсы с пола ванной, где они валялись, сброшенные подобно змеиной шкуре. Бритт-Мари догадалась, что Бьёрн не смог натянуть джинсы обратно, после того как посетил туалет, поэтому просто оставил их лежать на полу. Когда Бритт-Мари подняла их, она услышала, как в кармане что-то шелестит, и инстинктивно запустила туда руку — Бьёрн частенько засовывал банкноты в карман, а Бритт-Мари по незнанию стирала их вместе с джинсами — и вытащила несколько маленьких квитанций.
Ей понадобилось некоторое время, чтобы разобраться, что именно она держала в руках. Конечно же, она слышала о новом тотализаторе — V65, — но Бьёрн ведь обещал никогда больше не играть на скачках! После того случая, когда он проиграл всю свою месячную зарплату. Если бы тогда она не носила под сердцем Эрика, Бритт-Мари, наверное, ушла бы от него.
Смяв купоны в кулаке, Бритт-Мари ворвалась в комнату, где ещё спали Бьёрн с Эриком. Она влепила спящему Бьёрну пощечину такой силы, что его голова мотнулась на подушке в другую сторону.
Он вскочил с кровати.
— Какого чёрта? Ты совсем рехнулась?
— Что это такое?
Не дожидаясь ответа, Бритт-Мари швырнула смятые бумажки Бьёрну в лицо.
Он поглядел на жену непонимающим взглядом, а потом потянулся за одной из скомканных бумажек и развернул её.
— Ты же обещал! — закричала она. — Я знаю, откуда ты взял деньги! Это были деньги на оплату счетов!
Она на мгновение замялась, но потом всё же добавила:
— И на отпуск на Мадейре!
Бритт-Мари подумала об открытке с Мадейры, которая украшала их холодильник. Эту открытку ей подарили в турбюро. Они с Бьёрном обещали друг другу, что обязательно туда поедут, как только смогут себе позволить.
— А теперь тебя ещё и уволили! — не умолкала Бритт-Мари. — Как же мы будем жить?
В следующий миг проснулся Эрик. Он заскулил, плач становился всё громче, и через короткое время он издавал уже настоящий вой.
— Ну вот, ты его разбудила, — констатировал Бьёрн, словно Бритт-Мари сама не заметила.
— Это твоя вина! — набросилась она на мужа. — Всё это — твоя вина.
Бритт-Мари подошла к кроватке и подняла на руки плачущего сынишку. Прижала тёплое тельце к груди и стала его тихонько укачивать.
— Я всё возмещу, — выдохнул Бьёрн со всхлипом. — И не моя вина, что меня выгнали с работы. Это сокращение. Я был согласен даже потерять в зарплате, только бы меня оставили, но они ответили, что это ничего не изменит.
И в этот миг, когда вся семья плакала и кричала, из прихожей донеслось покашливание.
Бритт-Мари обернулась и увидела Май, одетую в летнее платье и кофту. Глаза Май сверкали бесстыдным любопытством из-под седых кудрей. Аромат фиалковых пастилок донесся до спальни.
— Очевидно, я пришла в подходящее время, — сказала она, кивая головой, словно её догадки только что подтвердились.
9
На следующее утро Бритт-Мари в компании Рюбэка отправилась навестить Ивонн Биллинг в Каролинской больнице.
Бритт-Мари не нравились больницы. Больные здесь были ни при чём — ей доставляла дискомфорт мысль о миллиардах бактерий, которые множились и распространялись по длинным коридорам и неуютным палатам.
Кто знает, что там можно подхватить?
Сестра, которая проводила их в палату к Ивонн, положила руку на плечо Бритт-Мари и доверительно сообщила:
— Ей ввели болеутоляющее. И успокоительное, конечно. Она сейчас находится под действием лекарств.
Войдя в палату, где лежала Ивонн, Бритт-Мари ощутила, как сердце часто забилось в груди. Женщина на больничной койке выглядела такой хрупкой, такой пугающе маленькой и измождённой.
На Ивонн была белая больничная сорочка, а голова и руки были перевязаны. Из-под бинтов выбивались пряди русых волос, обрамлявшие разбитое до синевы лицо.
Когда вошедшие представились, Ивонн кивнула, и Бритт-Мари с Рюбэком заняли стулья подле кровати.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Бритт-Мари.
— Нормально, — медленно проговорила Ивонн, хотя было очевидно, что это не так.
Ивонн снова заговорила своим низким тягучим голосом:
— Врачи говорят, что мои руки полностью заживут и я снова смогу двигать пальцами.
— Рада это слышать, — ответила Бритт-Мари. — Как ты считаешь, сейчас ты в состоянии поговорить с нами о случившемся?
Рюбэк достал блокнот. Они заранее договорились, что вести опрос станет Бритт-Мари, а он займется записями.
Ивонн молча кивнула.
— В котором часу ты ушла с работы? — спросила Бритт-Мари, задавая направление разговору.
— Около половины пятого, — механически проговорила Ивонн. — Потом я забрала Даниэля из игровой группы.
— То есть прямо с работы ты отправилась в садик.
Ивонн снова ответила кивком.
— А после того, как ты забрала Даниэля, вы сразу пошли домой?
— Да. Вернее… По пути мы купили еды, в Консуме. Потом мы поужинали, поиграли немного. Я почитала Даниэлю книжку. «Спокойной ночи, Альфонс Оберг», кажется. Даниэль уснул в начале девятого.
— Вы с сыном не заметили ничего необычного по пути домой?
— Необычного?
— Может, какой-то человек шёл следом за вами, или ты обратила внимание на чье-то необычное поведение?
— Нет.
Ивонн прикрыла глаза, и долгое время не издавала ни звука. Бритт-Мари успела подумать, насколько же собранна эта маленькая женщина.
«Наверное, это всё лекарства, которые ей ввели», — решила она. Потому что сама Бритт-Мари не смогла бы рассказать о таком жутком происшествии, не расклеившись и не впадая в истерику.
— А в магазине?
Ивонн медленно покачала перебинтованной головой.
— Нет. Это был самый обычный день.
Она замолчала.