Охота на Овечкина
Часть 47 из 50 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Некоторое время длилось молчание, потом Черный Хозяин произнес:
– Ну что ж, смертный, ты все-таки добился своего. Завтра и ты будешь чист. И окончательно свободен.
– Я рад, – ответил Овечкин, думая совсем о другом.
– Прощай же!
Ветер неожиданно спал. Сад под балконом замер, и наступила полная тишина.
* * *
Баламут Доркин недолго раздумывал, выбирая направление, когда вышел на улицу в эту беспокойную ночь. Он неплохо знал Тагон и вышел с определенной целью, а потому путь его лежал в сторону самого злачного района столицы Дамора, туда, где чуть ли не друг на друге стояли дешевые низкопробные кабаки, где ночами напролет велись азартные игры, кончавшиеся обычно поножовщиной, где почти на каждом доме горел красный фонарь и где никто не появлялся на улицах, не имея при себе кинжала или кистеня. Порядочным людям не стоило соваться туда по ночам без особой нужды, но Баламута трудно было смутить соображениями подобного рода. Он хорошо знал, куда идет, сам прятал кинжал в рукаве и боялся только одного – что кто-нибудь узнает в нем шута короля айров. Правда, черная борода закрывала половину его лица, придавая ему вид самый бандитский, и навряд ли кому-то из простых горожан могло прийти в голову, что высокопоставленный айр может появиться в таком месте в такой час, да еще в нынешние времена, сразу после скандального исчезновения невесты даморского принца, что едва не закончилось объявлением войны. Знатные айры покуда не спешили с визитами в Дамор. Но опасался Баламут вовсе не простых горожан и не воровского отребья. И очень хотелось ему успеть все-таки унести ноги по окончании дела – не потому, что его страшила позорная и мучительная казнь в случае поимки, а именно потому, чтобы не узнали в нем айра.
По этой причине держался он в тени и шляпу надвинул на самый нос, и смотрел в основном себе под ноги, чтобы ни с кем не встречаться взглядом. Впрочем, по улицам здесь таким манером передвигались многие…
Ни с кем он, по счастью, не столкнулся, никто его не задел, и Доркин беспрепятственно обошел несколько притонов, пока в пятом или шестом по счету не наткнулся на того, кого искал. Тот пировал в компании развеселых собутыльников. Доркин и не сомневался, что найдет его именно в такой компании. Привычки принца Ковина были хорошо известны не только среди его соотечественников – не из тех он был людей, которые станут проводить ночь перед поединком за молитвой и подведением жизненных итогов.
За столом вперемежку с придворными из свиты принца сидели самые гнусные бандитские рожи, какие только можно было сыскать в Тагоне, но Ковин чувствовал себя среди них вполне в своей тарелке. Присутствовали здесь и дамы известного сорта, и веселье было в самом разгаре.
С порога оценив обстановку, Баламут поспешно вышел вон, пока никто не успел обратить на него внимания. Ему необходимо было отыскать поблизости подходящее укромное местечко, желательно с запасным выходом, то бишь с возможностью для отступления, и сделать это надо было побыстрее, пока какая-нибудь из шатавшихся вокруг темных личностей не сочла его собственную личность вызывающей подозрение.
И, как на грех, сразу же за порогом он налетел на маленького человечка, скрывавшего лицо под капюшоном плаща, и чуть не сбил его с ног. Выругавшись про себя, Баламут выхватил кинжал, ибо знал по опыту, что здесь в таких случаях в длительные переговоры не вступают.
Малютка, однако, всполошенно взвизгнул и сам шарахнулся в сторону. Капюшон его съехал набок, и Баламут утратил дар речи, узрев под ним личико Фирузы.
Видя, что он узнал ее и скрываться далее нет смысла, девушка открыла было рот, но сказать ничего не успела. Опомнившись, королевский шут крепко схватил ее за руку, снова нахлобучил капюшон ей на лицо и, озираясь по сторонам, поволок подальше от входа в кабак, в густую тень под покосившимся балконом ближайшего дома.
– Какого дьявола, женщина? – прошипел он на ходу сквозь зубы. – Что ты здесь делаешь?
– Я…
– Тише!
Фируза втянула голову в плечи и зашептала:
– Я шла за вами, Доркин…
– Зачем?!
– Я поняла… поняла, что вы задумали, и хотела…
– Черт побери! – Баламут даже застонал с досады. – Поняла она! Хотела! И что мне теперь с тобой делать?
– Ничего. Доркин, прошу вас, откажитесь от этой затеи! Пожалуйста!
– Чего ради? – Он снова стиснул зубы. – Черт, я даже не могу отправить тебя обратно! Как ты пройдешь здесь одна…
Фируза помотала головой.
– И не пойду. Пожалуйста, Доркин, вернемся вместе, пока вы ничего не натворили…
– Женщина! – не сдержавшись, рявкнул он. – Ты соображаешь, что говоришь? Ты понимаешь, что муж твой завтра умрет и все наше дело провалится?
– Нет! – сказала она с непоколебимой уверенностью. – Этого не может быть!
Несколько секунд Доркин смотрел на нее, дивясь подобному упрямству и вере в необыкновенные качества Овечкина, затем плюнул и отвернулся.
– Стой здесь. Прижмись к стеночке, замри и не дыши.
Он сделал шаг в сторону, но Фируза вцепилась ему в рукав.
– Не ходите! Не надо!
Он попытался высвободить руку, но девушка держалась крепко. И в этот момент дверь кабака распахнулась, и на улицу, галдя и распевая песни, вывалилась буйная ватага во главе с принцем Ковином. В руках у многих были зажженные факелы, и темная улица разом перестала быть таковой.
Баламут поспешно шагнул обратно, заталкивая Фирузу поглубже в тень, но было уже поздно. Капюшон с ее головки слетел окончательно, и блудливый глаз принца мгновенно приметил женское личико.
– Девчонка! – пьяно и громко возгласил он и остановился, пошатываясь и тыча рукой в их сторону. – Хорошенькая, ей-богу! Ату ее!
Во мгновение ока они со всех сторон оказались окружены сворой принца. Фируза помертвела от страха, видя кругом мутные глумливые взоры и оскаленные в ухмылках зубы. Баламут Доркин прижал ее к стене и загородил собою.
– Не подходить! – негромко, но внушительно предупредил он, и в руке его откуда ни возьмись появился кинжал.
Кругом загоготали еще громче, но принц Ковин умудрился- таки расслышать в его голосе интонации человека, привыкшего приказывать, и насторожился.
– Разойдитесь, – велел он, и свора притихла и расступилась, давая ему дорогу. – Вы – дворянин? – обратился он к Баламуту. – Девчонка ваша?
Принц подошел совсем близко, и Баламут невольно оскалился, не хуже бандитов из его свиты. Вожделенная цель была прямо перед ним… но, черт возьми, если он сейчас убьет Ковина, псы принца разорвут его в клочья. Его-то – ладно, но за спиной Фируза… Кой черт принес ее сюда?! Он мог пожертвовать собой, но не ею же!
Доркин затравленно огляделся. Бежать было решительно некуда. Он перевел взгляд на принца.
– Если вы прикоснетесь к ней, я убью вас.
Ковин смерил его с ног до головы надменным взглядом.
– Сначала назовите свое имя и звание, – процедил он сквозь зубы. – Я не дерусь с кем попало.
– Многовато чести для пьяного подонка знать мое имя, – медленно сказал Баламут. – Кто ты сам-то такой?
Принц против его ожидания вдруг развеселился.
– Из провинции, что ли? – Он подмигнул ближайшему соратнику, и вся свора заржала. – Что ж, сейчас ты узнаешь, кто я такой…
В поднявшемся гоготе Баламут все же услышал, как за спиной у него тихонько ойкнула Фируза, и быстро оглянулся. Оказалось, что под рукою, которой девушка упиралась в стену, неожиданно подалась и приоткрылась рама не замеченного ими доселе подвального оконца.
Баламут столь же быстро отвернулся. Никто из своры Ковина как будто не смотрел на девушку, и он начал пятиться, буквально запихивая ее в это окно. Она пыталась упираться, но куда там!
– Эй, смотрите-ка, девка прячется! – завопил один из бандитов, однако Баламут уже справился со своей задачей. С тихим вскриком Фируза провалилась в подвал, и с великим облегчением почувствовав, что за спиной у него больше никого нет, Баламут нашарил раму и с силой захлопнул окно. Теперь у девушки был хоть какой-то шанс спастись бегством, и больше его ничто не сдерживало.
– Ну, Ковин! – сказал он почти радостно, оторвался наконец от стены и выбросил руку с кинжалом вперед.
Кем-кем, а трусом принца назвать было нельзя – он и не подумал отступить и немедленно схватился за свое оружие. Однако чуть-чуть опоздал. Баламут не собирался тратить время на ритуальные заигрывания. Лезвие его кинжала блеснуло в свете факелов кровавой зарницей, и через какую-то долю секунды рукоять уже торчала из плеча принца. Всего лишь из плеча – с ужасом успел подумать Баламут.
Королевский шут совершил ошибку. Не надо было ему отходить от стены даже и на один шаг. Этим сразу же воспользовался кто-то из бандитов Ковина – во мгновение ока оказавшись у Доркина за спиной, он нанес удар, из-за которого и дрогнула рука, никогда ранее того не подводившая. Доркин успел ощутить острое жжение под левой лопаткой, успел понять, что промахнулся, и на этом все для него закончилось. Тьма застлала глаза. И уходя в эту тьму, он не чувствовал ничего, кроме горького сожаления о своей неудаче.
Так Баламут Доркин, не думая и не подозревая об этом, сумел превозмочь злые чары, исказившие его любовь, и принял на себя половину смертельного удара, предназначенного Михаилу Анатольевичу Овечкину.
Всего лишь половину, а не весь – потому что на этот раз Босоногий колдун не опоздал. А если и опоздал, то самую малость. Ибо, почуяв недоброе и проследив с помощью Пэка путь Баламута, почтенный старец явился на поле действия как раз вовремя, чтобы успеть спасти от растерзания безжизненное тело своего непутевого «юного друга». Времени у него оставалось лишь на самое примитивное колдовство. И вот по мановению его руки все факелы разом погасли, улица погрузилась во тьму, и жуткий призрак появился вдруг посреди толпы пьяных негодяев – настоящее привидение в белом балахоне, мерцающее синеватым мертвенным светом, с горящими глазами, и завывающее, как целая стая голодных волков. Разумеется, после недолгого остолбенения негодяи обратились в бегство, и даже раненый принц Ковин растерял все свое мужество при виде призрака и ретировался вместе с остальными.
Никто не стал за ними гнаться. Пока колдун, склонясь над Баламутом и обнаружив, что тот еще дышит, спешно оказывал первую помощь, Пэк нюхом разыскал убежище Фирузы и помог девушке выбраться из спасительного подвала. Затем они вернулись на постоялый двор, причем хрупкий старец всю дорогу нес Баламута на руках, не выказывая ни усталости, ни напряжения.
Жизнь королевского шута, верного слуги своего отечества и преданного рыцаря принцессы Май, висела на волоске. И до самого утра Босоногий колдун, забыв о прочих делах, боролся за эту жизнь всей силой своего умения и своих знаний. Когда же утром смерть все-таки сдалась и, отступив от ложа Доркина, отправилась искать себе другую жертву, а колдун получил наконец возможность перевести дух, в открытое окно их комнаты неожиданно влетел запыхавшийся, встревоженный чатури.
Вещая птица принесла новое откровение своих богов и на этот раз ничего не перепутала. К полудню, когда должен был начаться роковой поединок, Аркадий Степанович доподлинно знал, как обстоят дела, и снова вынужден был торопиться.
* * *
Михаил Анатольевич ничего не ведал о неудачной попытке Доркина предотвратить поединок. По дворцу с утра, конечно же, прокатился слух о том, что принц Ковин был ранен во время своих сегодняшних ночных похождений. Но до Овечкина эту новость донести не потрудились, ибо еще никто, кроме самого узкого круга лиц, не знал, кто такой этот Тайрик и с какой целью гостит на половине королевы. О нем посплетничали при дворе, но поскольку вел он себя крайне скромно, выходил из своих покоев только на прогулки в сад и ни с кем не разговаривал, то и сплетни эти были малоинтересны и вскоре прекратились.
Королева, по-видимому, слишком осерчала на него и больше к себе не призывала, а Мартуса, то бишь Ловчего, он сам не хотел видеть, и потому пребывал в полном неведении насчет состояния своего соперника вплоть до встречи с ним на месте поединка.
Он тоже провел бессонную ночь и все утро просидел в саду, в укромной беседке, не чая дождаться уже своего последнего часа. Не то чтобы он боялся утратить решимость. Просто надеяться ему было не на что, мысли все были передуманы, воспоминания перебраны, и оставалось одно только томительное ожидание. Время тянулось бесконечно. Но вот наконец солнце поднялось достаточно высоко, и дворцовые часы прозвонили один раз, отмечая половину двенадцатого.
Михаил Анатольевич вышел из беседки и направился во дворец. Чувствовал он себя неважно, голова кружилась от недосыпания, никакого он не испытывал геройского воодушевления, и хотелось ему только одного – чтобы все поскорее закончилось.
Все посвященные в тайну уже собрались во вчерашнем зале, и здесь Овечкин увидел наконец Ловчего. Но призрачный охотник, знавший о случившемся от Пэка, ничего не мог ему рассказать при посторонних. Так что только когда в зале появился принц Ковин, бледный, с решительно сжатым ртом и с левой рукой на перевязи, Михаил Анатольевич понял, что ночью что-то произошло. Он с удивлением глядел на принца, но Ковин, перехватив его взгляд, лишь еще тверже сжал губы.
Секундант его подошел к Ловчему, расшаркался и заявил, что хотя принц Ковин не совсем здоров, поединку это не помешает. Затем с поклоном предложил две шпаги на выбор. Хмурый охотник придирчиво осмотрел оружие, выбрал одну и с тяжелым вздохом передал Овечкину. Тот принял шпагу, при этом взявшись за рукоять столь неумело, что все присутствующие в зале дворяне дружно вздохнули тоже и покачали головами, переглядываясь между собой.
Король с королевой заняли свои места на возвышении. Королева не смотрела на Овечкина, сидела гордо и прямо, с отсутствующим видом. Король Редрик, напротив, проявлял живой интерес к происходящему, и неказистый вид претендента со шпагой в руках вызвал у него весьма довольную ухмылку. Он ставил на Ковина, это было очевидно. Но Михаила Анатольевича уже не волновало чье бы то ни было осуждение или одобрение.
Он терпеливо переждал всю предварительную процедуру, не делая усилий вникнуть в ее смысл, и, когда подали знак к началу, пошел навстречу Ковину, по-прежнему держа шпагу в опущенной руке острием вниз. Зная характер принца, он был уверен, что незамедлительно встретит свою смерть. Но произошло нечто неожиданное для него и вовсе непонятное.
Противник его, рьяно рванувшийся было вперед, при виде соперника, покорно идущего к нему, словно овца на заклание, вдруг остановился и тоже опустил оружие.
– Так не пойдет!
– Ну что ж, смертный, ты все-таки добился своего. Завтра и ты будешь чист. И окончательно свободен.
– Я рад, – ответил Овечкин, думая совсем о другом.
– Прощай же!
Ветер неожиданно спал. Сад под балконом замер, и наступила полная тишина.
* * *
Баламут Доркин недолго раздумывал, выбирая направление, когда вышел на улицу в эту беспокойную ночь. Он неплохо знал Тагон и вышел с определенной целью, а потому путь его лежал в сторону самого злачного района столицы Дамора, туда, где чуть ли не друг на друге стояли дешевые низкопробные кабаки, где ночами напролет велись азартные игры, кончавшиеся обычно поножовщиной, где почти на каждом доме горел красный фонарь и где никто не появлялся на улицах, не имея при себе кинжала или кистеня. Порядочным людям не стоило соваться туда по ночам без особой нужды, но Баламута трудно было смутить соображениями подобного рода. Он хорошо знал, куда идет, сам прятал кинжал в рукаве и боялся только одного – что кто-нибудь узнает в нем шута короля айров. Правда, черная борода закрывала половину его лица, придавая ему вид самый бандитский, и навряд ли кому-то из простых горожан могло прийти в голову, что высокопоставленный айр может появиться в таком месте в такой час, да еще в нынешние времена, сразу после скандального исчезновения невесты даморского принца, что едва не закончилось объявлением войны. Знатные айры покуда не спешили с визитами в Дамор. Но опасался Баламут вовсе не простых горожан и не воровского отребья. И очень хотелось ему успеть все-таки унести ноги по окончании дела – не потому, что его страшила позорная и мучительная казнь в случае поимки, а именно потому, чтобы не узнали в нем айра.
По этой причине держался он в тени и шляпу надвинул на самый нос, и смотрел в основном себе под ноги, чтобы ни с кем не встречаться взглядом. Впрочем, по улицам здесь таким манером передвигались многие…
Ни с кем он, по счастью, не столкнулся, никто его не задел, и Доркин беспрепятственно обошел несколько притонов, пока в пятом или шестом по счету не наткнулся на того, кого искал. Тот пировал в компании развеселых собутыльников. Доркин и не сомневался, что найдет его именно в такой компании. Привычки принца Ковина были хорошо известны не только среди его соотечественников – не из тех он был людей, которые станут проводить ночь перед поединком за молитвой и подведением жизненных итогов.
За столом вперемежку с придворными из свиты принца сидели самые гнусные бандитские рожи, какие только можно было сыскать в Тагоне, но Ковин чувствовал себя среди них вполне в своей тарелке. Присутствовали здесь и дамы известного сорта, и веселье было в самом разгаре.
С порога оценив обстановку, Баламут поспешно вышел вон, пока никто не успел обратить на него внимания. Ему необходимо было отыскать поблизости подходящее укромное местечко, желательно с запасным выходом, то бишь с возможностью для отступления, и сделать это надо было побыстрее, пока какая-нибудь из шатавшихся вокруг темных личностей не сочла его собственную личность вызывающей подозрение.
И, как на грех, сразу же за порогом он налетел на маленького человечка, скрывавшего лицо под капюшоном плаща, и чуть не сбил его с ног. Выругавшись про себя, Баламут выхватил кинжал, ибо знал по опыту, что здесь в таких случаях в длительные переговоры не вступают.
Малютка, однако, всполошенно взвизгнул и сам шарахнулся в сторону. Капюшон его съехал набок, и Баламут утратил дар речи, узрев под ним личико Фирузы.
Видя, что он узнал ее и скрываться далее нет смысла, девушка открыла было рот, но сказать ничего не успела. Опомнившись, королевский шут крепко схватил ее за руку, снова нахлобучил капюшон ей на лицо и, озираясь по сторонам, поволок подальше от входа в кабак, в густую тень под покосившимся балконом ближайшего дома.
– Какого дьявола, женщина? – прошипел он на ходу сквозь зубы. – Что ты здесь делаешь?
– Я…
– Тише!
Фируза втянула голову в плечи и зашептала:
– Я шла за вами, Доркин…
– Зачем?!
– Я поняла… поняла, что вы задумали, и хотела…
– Черт побери! – Баламут даже застонал с досады. – Поняла она! Хотела! И что мне теперь с тобой делать?
– Ничего. Доркин, прошу вас, откажитесь от этой затеи! Пожалуйста!
– Чего ради? – Он снова стиснул зубы. – Черт, я даже не могу отправить тебя обратно! Как ты пройдешь здесь одна…
Фируза помотала головой.
– И не пойду. Пожалуйста, Доркин, вернемся вместе, пока вы ничего не натворили…
– Женщина! – не сдержавшись, рявкнул он. – Ты соображаешь, что говоришь? Ты понимаешь, что муж твой завтра умрет и все наше дело провалится?
– Нет! – сказала она с непоколебимой уверенностью. – Этого не может быть!
Несколько секунд Доркин смотрел на нее, дивясь подобному упрямству и вере в необыкновенные качества Овечкина, затем плюнул и отвернулся.
– Стой здесь. Прижмись к стеночке, замри и не дыши.
Он сделал шаг в сторону, но Фируза вцепилась ему в рукав.
– Не ходите! Не надо!
Он попытался высвободить руку, но девушка держалась крепко. И в этот момент дверь кабака распахнулась, и на улицу, галдя и распевая песни, вывалилась буйная ватага во главе с принцем Ковином. В руках у многих были зажженные факелы, и темная улица разом перестала быть таковой.
Баламут поспешно шагнул обратно, заталкивая Фирузу поглубже в тень, но было уже поздно. Капюшон с ее головки слетел окончательно, и блудливый глаз принца мгновенно приметил женское личико.
– Девчонка! – пьяно и громко возгласил он и остановился, пошатываясь и тыча рукой в их сторону. – Хорошенькая, ей-богу! Ату ее!
Во мгновение ока они со всех сторон оказались окружены сворой принца. Фируза помертвела от страха, видя кругом мутные глумливые взоры и оскаленные в ухмылках зубы. Баламут Доркин прижал ее к стене и загородил собою.
– Не подходить! – негромко, но внушительно предупредил он, и в руке его откуда ни возьмись появился кинжал.
Кругом загоготали еще громче, но принц Ковин умудрился- таки расслышать в его голосе интонации человека, привыкшего приказывать, и насторожился.
– Разойдитесь, – велел он, и свора притихла и расступилась, давая ему дорогу. – Вы – дворянин? – обратился он к Баламуту. – Девчонка ваша?
Принц подошел совсем близко, и Баламут невольно оскалился, не хуже бандитов из его свиты. Вожделенная цель была прямо перед ним… но, черт возьми, если он сейчас убьет Ковина, псы принца разорвут его в клочья. Его-то – ладно, но за спиной Фируза… Кой черт принес ее сюда?! Он мог пожертвовать собой, но не ею же!
Доркин затравленно огляделся. Бежать было решительно некуда. Он перевел взгляд на принца.
– Если вы прикоснетесь к ней, я убью вас.
Ковин смерил его с ног до головы надменным взглядом.
– Сначала назовите свое имя и звание, – процедил он сквозь зубы. – Я не дерусь с кем попало.
– Многовато чести для пьяного подонка знать мое имя, – медленно сказал Баламут. – Кто ты сам-то такой?
Принц против его ожидания вдруг развеселился.
– Из провинции, что ли? – Он подмигнул ближайшему соратнику, и вся свора заржала. – Что ж, сейчас ты узнаешь, кто я такой…
В поднявшемся гоготе Баламут все же услышал, как за спиной у него тихонько ойкнула Фируза, и быстро оглянулся. Оказалось, что под рукою, которой девушка упиралась в стену, неожиданно подалась и приоткрылась рама не замеченного ими доселе подвального оконца.
Баламут столь же быстро отвернулся. Никто из своры Ковина как будто не смотрел на девушку, и он начал пятиться, буквально запихивая ее в это окно. Она пыталась упираться, но куда там!
– Эй, смотрите-ка, девка прячется! – завопил один из бандитов, однако Баламут уже справился со своей задачей. С тихим вскриком Фируза провалилась в подвал, и с великим облегчением почувствовав, что за спиной у него больше никого нет, Баламут нашарил раму и с силой захлопнул окно. Теперь у девушки был хоть какой-то шанс спастись бегством, и больше его ничто не сдерживало.
– Ну, Ковин! – сказал он почти радостно, оторвался наконец от стены и выбросил руку с кинжалом вперед.
Кем-кем, а трусом принца назвать было нельзя – он и не подумал отступить и немедленно схватился за свое оружие. Однако чуть-чуть опоздал. Баламут не собирался тратить время на ритуальные заигрывания. Лезвие его кинжала блеснуло в свете факелов кровавой зарницей, и через какую-то долю секунды рукоять уже торчала из плеча принца. Всего лишь из плеча – с ужасом успел подумать Баламут.
Королевский шут совершил ошибку. Не надо было ему отходить от стены даже и на один шаг. Этим сразу же воспользовался кто-то из бандитов Ковина – во мгновение ока оказавшись у Доркина за спиной, он нанес удар, из-за которого и дрогнула рука, никогда ранее того не подводившая. Доркин успел ощутить острое жжение под левой лопаткой, успел понять, что промахнулся, и на этом все для него закончилось. Тьма застлала глаза. И уходя в эту тьму, он не чувствовал ничего, кроме горького сожаления о своей неудаче.
Так Баламут Доркин, не думая и не подозревая об этом, сумел превозмочь злые чары, исказившие его любовь, и принял на себя половину смертельного удара, предназначенного Михаилу Анатольевичу Овечкину.
Всего лишь половину, а не весь – потому что на этот раз Босоногий колдун не опоздал. А если и опоздал, то самую малость. Ибо, почуяв недоброе и проследив с помощью Пэка путь Баламута, почтенный старец явился на поле действия как раз вовремя, чтобы успеть спасти от растерзания безжизненное тело своего непутевого «юного друга». Времени у него оставалось лишь на самое примитивное колдовство. И вот по мановению его руки все факелы разом погасли, улица погрузилась во тьму, и жуткий призрак появился вдруг посреди толпы пьяных негодяев – настоящее привидение в белом балахоне, мерцающее синеватым мертвенным светом, с горящими глазами, и завывающее, как целая стая голодных волков. Разумеется, после недолгого остолбенения негодяи обратились в бегство, и даже раненый принц Ковин растерял все свое мужество при виде призрака и ретировался вместе с остальными.
Никто не стал за ними гнаться. Пока колдун, склонясь над Баламутом и обнаружив, что тот еще дышит, спешно оказывал первую помощь, Пэк нюхом разыскал убежище Фирузы и помог девушке выбраться из спасительного подвала. Затем они вернулись на постоялый двор, причем хрупкий старец всю дорогу нес Баламута на руках, не выказывая ни усталости, ни напряжения.
Жизнь королевского шута, верного слуги своего отечества и преданного рыцаря принцессы Май, висела на волоске. И до самого утра Босоногий колдун, забыв о прочих делах, боролся за эту жизнь всей силой своего умения и своих знаний. Когда же утром смерть все-таки сдалась и, отступив от ложа Доркина, отправилась искать себе другую жертву, а колдун получил наконец возможность перевести дух, в открытое окно их комнаты неожиданно влетел запыхавшийся, встревоженный чатури.
Вещая птица принесла новое откровение своих богов и на этот раз ничего не перепутала. К полудню, когда должен был начаться роковой поединок, Аркадий Степанович доподлинно знал, как обстоят дела, и снова вынужден был торопиться.
* * *
Михаил Анатольевич ничего не ведал о неудачной попытке Доркина предотвратить поединок. По дворцу с утра, конечно же, прокатился слух о том, что принц Ковин был ранен во время своих сегодняшних ночных похождений. Но до Овечкина эту новость донести не потрудились, ибо еще никто, кроме самого узкого круга лиц, не знал, кто такой этот Тайрик и с какой целью гостит на половине королевы. О нем посплетничали при дворе, но поскольку вел он себя крайне скромно, выходил из своих покоев только на прогулки в сад и ни с кем не разговаривал, то и сплетни эти были малоинтересны и вскоре прекратились.
Королева, по-видимому, слишком осерчала на него и больше к себе не призывала, а Мартуса, то бишь Ловчего, он сам не хотел видеть, и потому пребывал в полном неведении насчет состояния своего соперника вплоть до встречи с ним на месте поединка.
Он тоже провел бессонную ночь и все утро просидел в саду, в укромной беседке, не чая дождаться уже своего последнего часа. Не то чтобы он боялся утратить решимость. Просто надеяться ему было не на что, мысли все были передуманы, воспоминания перебраны, и оставалось одно только томительное ожидание. Время тянулось бесконечно. Но вот наконец солнце поднялось достаточно высоко, и дворцовые часы прозвонили один раз, отмечая половину двенадцатого.
Михаил Анатольевич вышел из беседки и направился во дворец. Чувствовал он себя неважно, голова кружилась от недосыпания, никакого он не испытывал геройского воодушевления, и хотелось ему только одного – чтобы все поскорее закончилось.
Все посвященные в тайну уже собрались во вчерашнем зале, и здесь Овечкин увидел наконец Ловчего. Но призрачный охотник, знавший о случившемся от Пэка, ничего не мог ему рассказать при посторонних. Так что только когда в зале появился принц Ковин, бледный, с решительно сжатым ртом и с левой рукой на перевязи, Михаил Анатольевич понял, что ночью что-то произошло. Он с удивлением глядел на принца, но Ковин, перехватив его взгляд, лишь еще тверже сжал губы.
Секундант его подошел к Ловчему, расшаркался и заявил, что хотя принц Ковин не совсем здоров, поединку это не помешает. Затем с поклоном предложил две шпаги на выбор. Хмурый охотник придирчиво осмотрел оружие, выбрал одну и с тяжелым вздохом передал Овечкину. Тот принял шпагу, при этом взявшись за рукоять столь неумело, что все присутствующие в зале дворяне дружно вздохнули тоже и покачали головами, переглядываясь между собой.
Король с королевой заняли свои места на возвышении. Королева не смотрела на Овечкина, сидела гордо и прямо, с отсутствующим видом. Король Редрик, напротив, проявлял живой интерес к происходящему, и неказистый вид претендента со шпагой в руках вызвал у него весьма довольную ухмылку. Он ставил на Ковина, это было очевидно. Но Михаила Анатольевича уже не волновало чье бы то ни было осуждение или одобрение.
Он терпеливо переждал всю предварительную процедуру, не делая усилий вникнуть в ее смысл, и, когда подали знак к началу, пошел навстречу Ковину, по-прежнему держа шпагу в опущенной руке острием вниз. Зная характер принца, он был уверен, что незамедлительно встретит свою смерть. Но произошло нечто неожиданное для него и вовсе непонятное.
Противник его, рьяно рванувшийся было вперед, при виде соперника, покорно идущего к нему, словно овца на заклание, вдруг остановился и тоже опустил оружие.
– Так не пойдет!