Охота на Овечкина

Он распахнул дверь и увидел Овечкина.

– Слава Господу! – на радостях воскликнул Маколей в полный голос, позабыв о позднем часе. – Это вы!

Он попятился, пропуская Овечкина в прихожую. И радость его немедленно сменилась растерянностью и тревогой. Ибо выглядел Михаил Анатольевич так, словно сбежал с того света и был преследуем по пятам всеми псами преисподней.

В глазах у Михаила Анатольевича горели диковатые огоньки, взгляд его блуждал. Михаил Анатольевич осунулся. Михаил Анатольевич оброс короткой разбойничьей щетиной. Он и ростом сделался как-то чуточку выше…

– Вы дома! – выпалил он вместо приветствия. – Идемте со мной, побыстрее, умоляю вас… я все расскажу по дороге. У вас есть деньги на такси?

– Есть, – коротко сказал Никса, сразу подобравшись и приготовившись к действию.

– Возьмите какое-нибудь оружие, – потребовал Овечкин, ввергнув этим Никсу в состояние крайнего изумления. Но решив, что удивляться не время, молодой король быстро проверил, на месте ли стилет – единственное, что можно было спрятать под одеждой, – и сунул в карман пачку денег.

– Скорее!

Михаил Анатольевич развернулся и ринулся обратно на улицу. Маколей помчался следом.



В такси, по дороге на Петроградскую, Овечкин довольно сбивчиво изложил Никсе все свои приключения. Тот слушал, ничего не понимая поначалу, но когда Михаил Анатольевич дошел до посетителя Басуржицкого и описал его оригинальную внешность, настроение и выражение лица у короля мигом переменились.

– Хорас! – воскликнул он и ударил себя кулаком по колену. – Цыганка была права! Но дальше, умоляю вас, Миша, дальше!

– Ах, Хорас! – с несвойственным ему злорадством сказал Овечкин. – Ладно же, берегись, Хорас! Только бы нам не опоздать…

Вряд ли Никса Маколей понял что-нибудь из его рассказа кроме того, что Хорас затевает очередную злодейскую интригу, на сей раз против какой-то принцессы, ибо Михаил Анатольевич спешил и путался в словах, опуская несущественные подробности вроде своего побега. Но королю и услышанного было вполне достаточно.

– Я не думал, что уже так поздно, – сказал Овечкин, напряженно всматриваясь в несущиеся навстречу огни фонарей и автомобилей. – Оказывается, я просидел в этом виварии весь день, пока нашел дверь… тупица!

– Вы молодец, Миша, – сказал Никса. – Мы успеем, уверен. Сударь!.. нельзя ли быстрее – плачу втрое!

– Приехали уже, – отозвался водитель, пугливо косясь через плечо на странноватых пассажиров, один из которых, похоже, сбежал только что от лечащего врача.

Почти сразу же он затормозил возле шестиэтажного дома из серого камня. Никса расплатился не глядя и выскочил из машины. Михаил Анатольевич выбрался следом не менее проворно.

– Ведите, – сказал Маколей и коснулся на миг Грамеля-Отражателя у себя на груди.



Дверь в квартиру Басуржицкого он вышиб одним ударом, извернувшись в немыслимом, на взгляд Овечкина, для человеческого тела прыжке.

Ни в приемной, ни в кабинете никого не было, и они побежали дальше по лабиринту коридоров и комнат, и на сей раз Михаилу Анатольевичу казалось, что в квартире этой нет ни одной двери – они словно сами собою слетали с петель при одном только приближении Никсы. Так, совершенно беспрепятственно, они вбежали в центральную гостиную и там, на пороге, оба разом остановились и остолбенели, потому что картина, представшая их взорам, была поистине удивительной.

Вся мебель в комнате была перевернута вверх дном, являя следы сокрушительного побоища. В стороне на полу, среди раскиданных кресел, лежали скрученные по рукам и ногам Басуржицкий Даниил Федорович и его юный секретарь. Это бы ладно… но посреди всего этого разгрома стояла принцесса Маэлиналь с сияющим светлым лицом, ослепительно, царственно прекрасная. На ней был длинный, до пят, плащ из темно-зеленого бархата, отороченный горностаем, скрывавший современный земной наряд, и никто, глядя на нее сейчас, не усомнился бы в ее королевском происхождении. Принцесса протягивала руку для поцелуя коленопреклоненному перед нею спасителю.

Спаситель же несколько отвлекся, повернувшись на звук приближающихся шагов, и замер, держа принцессу за руку. То был зеленоглазый и светловолосый герой в ореоле неотразимой мужественности – Никса Маколей…



Принцесса тоже повернула голову к двери и застыла. Сияющая улыбка на ее лице при виде двойника прекрасного избавителя начала медленно меркнуть. И в комнате на несколько мгновений воцарилась гробовая тишина.

– Михаил Анатольевич… – вдруг тихо и робко произнесла Фируза, скромно стоявшая в стороне от романтической пары и никем до того не замеченная. И два слова эти разом оживили все соляные столбы.

– Принцесса! – вскричал Овечкин, бросаясь к ней. – Не верьте ему, это какой-то проходимец! Это не Никса!

И принцесса Маэлиналь, отдернув руку, ухватилась за Михаила Анатольевича, на мгновение превратившись из особы королевской крови в обыкновенную, насмерть перепуганную молоденькую девушку. С другой стороны к Овечкину подбежала Фируза. Он немедленно почувствовал себя способным умереть за них обеих и грозно поглядел на самозванца.

А тот, криво улыбаясь, медленно поднялся с колен и, не сводя глаз с молодого короля, сделал несколько шагов в сторону Овечкина и приникших к нему женщин.

Фантастическое было зрелище – эти два близнеца. Но Михаил Анатольевич ни на секунду не усомнился бы, который из них настоящий. Никогда у Никсы Маколея не могло быть такой гадкой усмешки и таких вкрадчивых, непередаваемо неприятных движений.

Овечкин содрогнулся и крепче прижал к себе обеих девушек.

Истинный же король стоял как громом пораженный, глядя на Маэлиналь и как будто позабыв все на свете. Только когда самозванец подошел к Овечкину и девушкам совсем близко, Никса встрепенулся и перевел взгляд на своего врага.

– Ну что, Хорас, – медленно сказал он. – Поговорим?

– Не сейчас, – жутко осклабившись, отвечал тот. – Как ты, однако, спешишь, король, навстречу своей смерти!

Маколей улыбнулся.

– Зато ты напрасно пытаешься отсрочить свою. Я не выпущу тебя отсюда, пока мы не сразимся, чародей!

– В другой раз, в другой раз, – гримасничая, отозвался Хорас. – Сейчас мне, право же, недосуг!


Он сделал еще один шаг в сторону Овечкина, и девушки отчаянно вскрикнули, ибо в этот момент обличье самозванца внезапно изменилось. Это больше не был Никса Маколей… но это не был и темноволосый гость Басуржицкого. Кто бы или, вернее, что бы это ни было, человеческий вид оно утратило и словесному описанию поддавалось с трудом. Более всего оно походило бы на взметнувшийся к потолку язык пламени – существуй где-нибудь в мире черное и рогатое пламя… и окажись кто-нибудь в состоянии заниматься при виде его сравнениями. Михаил Анатольевич, например, похолодев и утратив разом всякое ощущение реальности, оказался способен только еще крепче прижать к себе женщин и беззвучно воззвать к небесному отцу.

У дьявольского создания не было ни лица, ни глаз, но казалось, оно видит всем своим существом, и видит насквозь, у него не было рук, но казалось, оно прикасается к каждому и обволакивает собою, как липким удушливым дымом. Даже Никса Маколей дрогнул, увидев это преображение.

– Так ты не человек, – сказал он ошеломленно, – злой дух… Что нужно было тебе в моем королевстве?

– Тебя, Маколей, – отозвался шелестящий голос из ниоткуда, из каждого угла. – Но час еще не настал. Не надейся на свой Отражатель – он мне больше не страшен. Ты будешь мой… но – до следующей встречи, король!

Вслед за тем послышался тихий, леденящий душу смех, от которого у Михаила Анатольевича волосы поднялись дыбом. И в следующий миг мир исчез для него, сокрывшись мраком беспамятства.

А Никса Маколей увидел, как черный рогатый вихрь, сорвавшись с места, пронесся по комнате, обвил кольцом троих тесно прижавшихся друг к другу людей и пропал вместе с ними.





Глава 15




В то же мгновение все вокруг преобразилось. Исчезли хрустальные люстры, перевернутая и раскиданная антикварная мебель, ковры и канделябры, огромная роскошная гостиная сжалась в небольшую убогую комнатушку, слабо освещенную одинокой лампочкой под пыльным стеклянным абажуром в центре потолка. Никса ошеломленно захлопал глазами, и тут пронзительно завизжал кто-то в углу:

– Нет, не-е-ет! Не может быть!

Король отшатнулся, ничего не понимая, споткнулся о валявшийся позади стул, отшвырнул его ногою и попятился к двери. Визг в углу перешел в нечленораздельные рыдания, и, приглядевшись, Никса увидел, что это неистовствует хозяин бывшей великолепной квартиры, обманутый, видимо, во всех ожиданиях. Психиатр Басуржицкий извивался в своих путах, катаясь по полу, то ли пытаясь освободиться, то ли просто предаваясь отчаянию. Мальчик же секретарь лежал совершенно неподвижно и не подавал признаков жизни.

Но Никсе было не до них. Чародей опять обошел его, и на этот раз – откровенно посмеялся над ним и забрал с собою людей… В последней надежде король бросился на середину комнаты – туда, где стояли перед исчезновением Овечкин и девушки и где, возможно, находилось место перехода в другой мир, в котором снова скрылся от него Хорас.

Но Грамель не сработал.

Никса остался, где был, и тусклая лампочка по-прежнему освещала убогую комнатку, а в ушах звенело от неумолчных воплей Басуржицкого.

– Дьявол! – в отчаянии вскричал Маколей. – Неужели это сам дьявол?! Куда же он делся теперь?

Казалось, никто уже и никогда не ответит ему на этот вопрос. Ничего нельзя было сделать… от бессильной ярости у него перехватило дыхание.

И тут совершенно неожиданно в дверях произошло какое-то движение, и в комнату стремительно влетел человек.

– Опоздал! – на ходу вскричал он, всплескивая руками. – Опять опоздал!

Он быстро завертел головою, оценивая обстановку, узрел Маколея и подбежал к нему. То был невысокий, щуплый старичок с пышной седой бородою и стоявшей вокруг головы облаком шевелюрой. Ноги его были босы.

– Вы были здесь, вы… – Тут он запнулся и удивленно вытаращился на Никсу. – Грамель?.. но позвольте…

– Кто вы такой? – с излишней резкостью спросил Маколей, пытаясь заглушить стенания психиатра и не зная, на ком и на чем выместить ярость.

– Я-то? – переспросил старик и приосанился. – Я – Босоногий колдун. А вы… позвольте… ну да, Таквала! Господи, вас-то как сюда занесло, ваше величество?

Никса растерялся. Старика этого он не встречал никогда в жизни, ни в одном из миров, смело мог бы в этом поклясться. Откуда же тот его знает?

Старик, не дожидаясь ответа, раздраженно сказал:

– Темнотища какая… и кто там визжит, как свинья недорезанная?

В тот же миг, как по волшебству, Басуржицкий умолк. Тишина наступила так внезапно, что оба невольно повернулись к нему. И замерли от неожиданности, потому что над телом Басуржицкого стояла склонившись еще одна фигура, которой доселе не было в комнате, фигура, закутанная в темный плащ и выглядевшая довольно зловеще.

– Умер, – глухо произнесла эта фигура, медленно выпрямилась и откинула с головы капюшон.

Многомудрый колдун и закаленный в боях и странствиях воин – оба вздрогнули и отвели глаза от ее лица.

– Ба, – сказала женщина с тихим смешком. – Вот мы и встретились, король, не дождавшись завтрашнего дня. Немного я опоздала… а ты куда же смотрел, красавчик?

Никса не поверил своим глазам. Но это была она, цыганка… голос принадлежал ей, хотя лица он ни за что не узнал бы.

– Сударыня, – горячо вскричал он, позабыв о старике и бросаясь к ней, – вы все-таки напали на его след! Заклинаю вас всем святым, скажите, где он теперь? Как мне попасть туда?

– Кого ты имеешь в виду – блондина или брюнета? – насмешливо отвечала она. – Оба оказались в одном месте, как я и говорила, не так ли? Только место это теперь не здесь! Но мы не одни, король… похоже, тут присутствует еще один человек, желающий свести счеты со злым духом, обездолившим твое королевство!

– Присутствую, – подтвердил босоногий старец. – И желаю… но позвольте представиться – Каверинцев Аркадий Степанович. А вы, сударыня…

– Меня зовут Де Вайле, старик, – небрежно бросила она и собиралась что-то добавить, когда Босоногий колдун и Никса Маколей вскрикнули одновременно:

– Де Вайле?..