Охота на охотника
Часть 9 из 30 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Арина понимающе покачала головой. Объяснение было хорошим. Да что там, отличное просто объяснение. Никто не хочет ссориться со своим хлебом с маслом. И если таинственная Марина Леонидовна теперь твоя, Ренат Ильич, хозяйка, твое беспокойство очень даже понятно. Непонятно другое: почему, «выдав» свою новую хозяйку, ты не расслабился? Может, ты вовсе не из-за нее нервничаешь? Но чего-то ты опасаешься, друг ситный. Руки не дрожат, веки не дергаются, но намечающаяся меж сивых волосиков лысинка поблескивать начала – с чего это ты, господин хороший, потеть вздумал?
Погоди, Арина… Лысинка? Меж сивых волосиков?
Черт! Черт, черт, черт! Ярослава же сказала, что один из блондинистых волосков – тот, что покороче – мужской! Ай-яй-яй, возмутился ехидный внутренний голос! Как же ты ухитрилась про это в прошлый раз не спросить? Какой из него, видите ли, убийца! Стиль преступления, понимаешь, слишком демонстративный. Стиль стилем, а ведь этот господин и диск с записью наблюдения из того коридора мог запросто свистнуть. Типа: теперь никто не докажет, что я к погибшему подходил. Пальчики-то вообще ничего не доказывают, мало ли за каким чертом управляющий заглядывает в подведомственные помещения – порядок проверяет. То есть нахождение в кабинете его отпечатков вполне закономерно. А волосок – на рубашке покойного. Улика тоже не сказать чтоб очень веская, но все же свидетельствует о каком-никаком близком контакте. Нет, обниматься не обязательно, но стоять, чтоб свой волос на соседа уронить, надо вплотную. И явно в тот самый день – уж наверняка стриптизер костюмы свои в порядке содержал и рубашки ежедневно менял.
– Ренат Ильич, я в прошлый раз один вопрос забыла вам задать, – она сладко улыбнулась. – А вы сами в тот день с Филиппом разговаривали?
Он опять надолго замолчал. Глядел куда-то в угол, перекладывал бессмысленно что-то на столе, вздыхал. Потом махнул рукой:
– А! Донесли все-таки? Ну разговаривал… Как раз перед тем когда… В коридоре я его поймал. Он уже в костюме был, как раз шел в кабинет – не в мой, а в, ну вы понимаете, – проверить, все ли в порядке. А я за ним.
– И? – поторопила Арина.
– Поругались мы, – сердито буркнул Ренат Ильич. – Я на него наорал, он на меня. Но я его не убивал! Чем хотите клянусь!
Как ни странно, Арина готова была ему верить. Волосок свидетельствует всего лишь о более-менее близком контакте – может, они друг друга за грудки хватали. Но убийство? Какой смысл? Какая разница: терять свое сокровище в результате его, сокровища, увольнения или – в результате его смерти? Со злости, в аффекте? По тому же самому принципу – так не доставайся же ты никому? Возможно, но еще менее вероятно. Дядька этот, конечно, скользкий тип – что неудивительно на такой работе, но вполне здравомыслящий: проблем убийство «звезды» создает больше, чем решает. И, главное, не подпустил бы его Филипп к себе так расслабленно, тем паче – в пылу ссоры.
– Ладно, ладно, не клянитесь, – остановила она клятвенные заверения. – Вы сказали «донесли». Вообще-то можете гипотетического предателя у себя в коллективе не искать, никто на вас не настучал, информация о вашем с погибшим… гм… контакте получена не из свидетельских показаний. Но ваша реплика, безусловно, любопытна. Получается, многие слышали, как вы ссорились?
Управляющий вдруг успокоился, сообщив почти деловито:
– Без понятия. Там, в приват-зоне, звукоизоляция, понятное дело, на высшем уровне, но дверь могла и приоткрытой остаться. Я не помню. Или не заметил. Дело-то обычное. Ну то есть когда мы ссорились. Так что если кто-то в коридоре был, вполне мог слышать. Я не знаю.
– И кто мог быть в этом коридоре? – уже не вкрадчиво, а вполне деловито осведомилась Арина.
– Да откуда ж мне знать? – всплеснул руками Ренат Ильич. – Лишнего там, конечно, не шастают, но зайти вполне можно, дверей с кодовыми замками нету. Танцовщицы вряд ли, гримерки с другой стороны, а вот с кухни вполне мог кто-то заглянуть. Ну или официантки. Хотя, говорят, из зала вроде никто не отлучался, но кто их знает, вы сами выясняйте.
– Выясним, – она кивнула и зачем-то спросила. – Кстати, Ренат Ильич, а кто будет похоронами заниматься? – на самом деле Арине было наплевать, кто возьмется проводить в последний путь красавца-стриптизера, но это могло пролить свет на… черт его знает на что, но хоть на что-нибудь. Прояснить, так сказать, права и обязанности сторон. – То есть когда наши эксперты скажут, что готовы тело выдать, – уточнила она, мягко улыбнувшись. – Кому именно – выдать? Родни-то у Филиппа, насколько я понимаю, нет?
– Нет, по-моему, – нахмурился, припоминая, управляющий. – А насчет похорон мы тут, конечно, готовы… Да… Я вам в прошлый раз сказал, что у Ляли с Филиппом роман был? Ну так мы с ней на следующий день разговаривали, она как раз спрашивала, когда тело отдадут. Я ей, конечно, сказал, что мы поможем с похоронами, но она, кажется, не очень слушала. Вроде как ей все равно: и где прощание будет, и катафалк, и венки, и поминки… я ведь даже готов клуб на день закрыть! Думал, она хоть спасибо скажет, а она только в стену смотрит и кивает. Только когда я предложил кремацию – все-таки изрядно дешевле вышло бы – как будто проснулась. Губы дрожат, глаза… ох, век бы такого не видать. Вы что, говорит, пока живой был – душенька и лапочка, а как умер – готовы как бомжа какого-то сжечь? Если вам, говорит, на его похороны денег жалко, я найду, но чтоб похоронить уж по-человечески, чтоб на могилку можно было прийти, а не… она вообще как не в себе была. Плакать не плакала, а… ей-богу, глядеть жалко было.
– Сейчас-то она где? В день убийства она не работала, вы сказали, а потом? Когда ее смена?
– Ну да, в тот день она не работала, – подтвердил управляющий. – А на следующий, я ж говорю, такая была… точно не в себе. Бледная, мрачная, остановится на полдороге и стоит, непонятно куда смотрит. Заказы путала! – возмутился он. – Вот уж чего с ней никогда раньше не бывало. Ну я ж тоже не из камня, понимаю, у девушки трагедия, любовь и все такое. Какая из нее в таком состоянии работница? Так я ее домой отправил, велел отдохнуть.
Еще одна нервная девица! Правда, у этой вроде оснований побольше. Как бы там рыдающая Света ни старалась создать впечатление, что Ляля была для Филиппа не более чем минутной прихотью, весь остальной коллектив (а Мишкин расспрашивать умеет как мало кто!) твердо убежден, что роман там был более чем серьезный, дело к свадьбе шло. Так что девушку Лялю, безусловно, жаль: готовиться к счастливой свадьбе, а получить похороны… у кого там это было: где стол был яств, там гроб стоит? У Державина, что ли? В общем, понять, что Ляле сейчас ни до чего и ни до кого, можно. И посочувствовать можно. Вот только как в таких условиях следователю работать прикажете? Арина вздохнула:
– Вы ей хотя бы передали, чтобы со мной связалась?
– Передал, – бодро заявил Ренат Ильич, но тут же осекся. – Кажется. Или… Ну простите, может, и запамятовал.
– Сейчас-то с ней можно поговорить? Где она вообще?
– Да она, видать, приболела, – довольно равнодушно сообщил Ренат Ильич. – Или, может, горюет. Так больше тут и не появлялась.
– И вы не забеспокоились? – не то чтобы Арина опасалась, что неизвестная ей Ляля наложит на себя руки, но с другой стороны… овдоветь в предвкушении свадьбы – то еще переживание… а девчонка молодая, и совсем сейчас одна. А этот… управляющий! даже пальцем не шевельнул. Может, девочка уже до сердечного приступа дорыдалась!
– А чего беспокоиться? – Ренат Ильич как будто удивился. – Будет долго гулять – уволю и вся недолга, на ее место найти кого не проблема. Но я ж не зверь какой, понимаю. Пусть отдохнет немного.
Красавец, нечего сказать! Официантку сменить – не проблема, больше его ничего не интересует.
– И звонить ей не пробовали? – без особой надежды поинтересовалась Арина.
– Да набрал как-то, хотел сочувствие выразит, спросить, сколько времени ей нужно, чтобы в себя прийти, Так она трубку не взяла, я больше и не стал, чего я буду какой-то официантке названивать?
– Но неужели вы не встревожились? – Арина удивлялась совершенно искренне: истерик, конечно, никому не нужно, но вот так вот плевать, где человек и что с ним… – Может, с ней случилось что?
– Да ладно вам! – отмахнулся Ренат Ильич. – Что с ней может случиться?
– Где она живет? – потребовала Арина.
– Откуда ж мне знать! – возмутился управляющий. – Она ж из области приехала. Где-то снимает вроде.
– Дайте мне ее номер. Тот, что мне выдала ваша секретарша, не отвечает.
Ренат Ильич углубился в недра собственного телефона:
– Та-ак… где же… а, вот! Записывайте!
Номер, однако, Ренат Ильич продиктовал тот же, что у Арины уже был, и он по-прежнему не отвечал.
* * *
Интересно, думала Арина, шагая по недавно отремонтированному коридору следственного комитета, почему, в самом-то деле, управляющего никто не «сдал»? Мишкин весь персонал опросил – а уж он-то спрашивать умеет – и никто ни словечком не обмолвился о ссоре, имевшей место быть буквально перед самым убийством! Что, так вот прямо никто ничего не видел и не слышал? Или боятся увольнения? Или так уж убеждены, что Ренат Ильич ни при чем? Стас, помнится, несколько удивленно заметил: на редкость благодушная в коллективе атмосфера. Ничего похожего на осиное гнездо. Пожалуй, этот Садыков и впрямь неплохой управляющий, раз персонал у него так мирно сосуществует. Конфликты наличествуют, как без них, но все больше по мелочи и ненадолго. Никаких тебе бесчисленных взаимных обвинений. Вот разве что бухгалтерша – приходящая, кстати, на полставки работает – уверена, что Филиппа убил непременно Вадик из пультовой. Без особых, впрочем, доводов: да вы, говорит, на него посмотрите! Он же сатанист голимый! Весь черепами разукрашен! Нет, ни про какие конфликты между Филиппом и Вадиком ей неизвестно, но при чем тут конфликты? Этот Вадик сидит там у себя в норе и в игрушки играет. А от компьютерных игрушек агрессия развивается, разве вы не знаете? Настрелялся до помрачения рассудка и захотел по-настоящему. Завтра еще кого-нибудь убьет, вот увидите!
Все бухгалтершины страхи Мишкин Арине пересказал, но головой помотал – не трать времени, не свидетель. Да и Света, по правде сказать, тоже, все ее яростные откровения гроша ломаного не стоят. Лялю она на дух не переносит, вот и пытается подставить, но знать толком ничего не знает. Саму же ее подозревать – тоже дохлый номер: с утра официанты малым составом работают, менеджер при них и вовсе всего один, так что Света из зала не отлучалась.
Арина поморщилась – ароматы недавнего ремонта еще витали в воздухе – потерла нос, борясь с подступающим чихом. Но рефлекс все-таки победил. И, что хуже всего, отогнал мелькнувшую в сознании мысль, оставив лишь неуловимое ощущение: что-то такое важное Ренат Ильич сказал… Но вот что? Черт бы побрал этих ремонтников с их химикатами! Она остановилась у дверей своего кабинета, медленно вытянула из кармана связку ключей, еще медленнее их перебрала, нащупывая нужный, ткнула в замочную скважину… что же это было? Что-то подозрительное? В смысле заставляющее подозревать невинного с виду управляющего?..
Нет, пожалуй, нет. Сам Ренат Ильич скорее всего ни при чем. Ну… на девяносто пять процентов. Сперва действительно нервничал, но после прояснения вопроса о ссоре с Филиппом моментально успокоился. Значит, ничего больше у него «за душой» и не было. То есть – не убивал. И можно было бы отставить господина Садыкова уже на самую дальнюю полку, если бы не то смутное, но очень определенное ощущение: во время беседы прозвучало что-то важное. Очень важное. Меланхолически орудуя ключом в замочной скважине, Арина по словечку, по интонации перебирала весь разговор с управляющим – может, какая-то из реплик вспыхнет победным огоньком: вот оно? Но увы…
Внутри кабинета залился трелью телефон. Ну да, надо уже зайти, а то стою тут, как идиотка. Думать сидя в собственном кресле не в пример удобнее.
Черт, да почему же это ключ в последнее время так застревает?! Ну давай же, не упрямься, уговаривала она упрямый механизм. Замок, что ли, попросить поменять?
Телефон замолк как раз тогда, когда Арина наконец справилась с дверью.
Вот так всегда! Она вообще расстраивалась, когда не успевала взять трубку, догнать отходящий автобус или, к примеру, когда узнавала об интересной выставке уже после завершения ее работы. Вроде все это пустяки: тот, кто не дождался, пока она возьмет трубку, перезвонит, а если нет – значит, не так уж это было нужно, следующий автобус придет через пять минут или можно и на такси поехать, а пропущенную выставку всегда можно найти в интернете и, скорее всего, даже в интерактиве. Но мало ли что говорит логика – каждое «опоздание к раздаче» затапливало сердце ощущением глупой до обидности потери. И, что было хуже всего, потери безвозвратной.
Телефон, впрочем, тут же принялся трезвонить снова – да кто бы сомневался, и нечего расстраиваться по пустякам.
– Вершина! – рявкнула она, так резко сорвав трубку с настольного аппарата, что тот едва не грохнулся на пол.
– Вы следователь? – робко уточнил нежный мелодичный голосок.
– Следователь Вершина, Арина Марковна, – все так же сурово отрекомендовалась она. – С кем имею честь?
– Мне Ренат Ильич передал, что вы со мной хотели…
– Вы Ляля? – перебила Арина и через секунду вспомнила фамилию. – Резвун?
– Да, – прошептали в трубке. – Я… Мы… Я…
– Вот что, Ляля, – прервала Арина бессмысленные беканья и меканья, постаравшись, однако, изгнать из голоса металлические «официальные» интонации. – Насколько я понимаю, вы знали Филиппа ближе всех?
– Да… – прошелестело в трубке уже почти неслышно, и Арине показалось, что до нее донесся сдавленный всхлип. Господи, ну точно, еще одна плакса! Ненавижу!.. Что это я нынче, одернула она сама себя, вскипаю на пустом месте? Рычать на свидетелей можно лишь с какой-то осознанной целью – припугнуть несговорчивого, приструнить развязного, окоротить наглого – но не просто же так! Непродуктивно это. Непрофессионально.
– Ляля, вы можете ко мне подъехать? – осведомилась она почти нежно. – Не по телефону же нам разговаривать.
– К вам? – девушка словно бы удивилась.
– Ну да, в следственный комитет, – терпеливо пояснила Арина. – Поговорить-то нам действительно нужно.
– А! – в трубке облегченно вздохнули. Надо же, подумала Арина, чего там девчонка себе напридумывала: что я тащу ее в пыточный подвал? Или, что немногим легче, в морг, на опознание. – Ну да, конечно, я понимаю, – голос Ляли все еще слегка дрожал. – Могу, если надо. А когда?
– Чем скорее, тем лучше.
– Ну… мне Ренат Ильич разрешил пока… а сейчас можно?
Беда с этими нервными девицами: то пугаются не пойми чего, то торопятся вперед паровоза. Потом вдруг начинают рыдать, потом опять пугаются… лыко да мочало, начинай сначала.
– Давайте, жду, пропуск на какую фамилию выписывать? На Резвун? Полные имя-отчество продиктуйте. – Галюша, секретарша управляющего сообщила все необходимые данные, но Арине хотелось перевести девушку в менее вздыхательное и более разумное состояние. – Адрес знаете?
* * *
Приехала Ляля быстро, чуть не за полчаса, но допрос, по правде говоря, не задался.
Арина вообще не очень понимала, как беседовать с такими ангелоподобными созданиями, а уж если у создания красные пятна на бледных до зелени щеках и синяки вокруг глаз – интересно, она теперь вообще по ночам не спит, что ли? – да и сами глаза то и дело на мокром месте… и как с ней прикажете разговаривать?
– Ляля, вам знаком этот предмет? – Арина положила на стол пакетик с сережкой.
– Конечно, – Ляля кивнула. – Это моя сережка.
И замолчала. Как будто ее собственная серьга на столе у следователя – это совершенно нормально. Ну да, в самом деле, а что такого?
– Вы не догадываетесь, как она ко мне попала? – терпеливо продолжала Арина.
– Не знаю… – протянула девушка. – Я думала…
Погоди, Арина… Лысинка? Меж сивых волосиков?
Черт! Черт, черт, черт! Ярослава же сказала, что один из блондинистых волосков – тот, что покороче – мужской! Ай-яй-яй, возмутился ехидный внутренний голос! Как же ты ухитрилась про это в прошлый раз не спросить? Какой из него, видите ли, убийца! Стиль преступления, понимаешь, слишком демонстративный. Стиль стилем, а ведь этот господин и диск с записью наблюдения из того коридора мог запросто свистнуть. Типа: теперь никто не докажет, что я к погибшему подходил. Пальчики-то вообще ничего не доказывают, мало ли за каким чертом управляющий заглядывает в подведомственные помещения – порядок проверяет. То есть нахождение в кабинете его отпечатков вполне закономерно. А волосок – на рубашке покойного. Улика тоже не сказать чтоб очень веская, но все же свидетельствует о каком-никаком близком контакте. Нет, обниматься не обязательно, но стоять, чтоб свой волос на соседа уронить, надо вплотную. И явно в тот самый день – уж наверняка стриптизер костюмы свои в порядке содержал и рубашки ежедневно менял.
– Ренат Ильич, я в прошлый раз один вопрос забыла вам задать, – она сладко улыбнулась. – А вы сами в тот день с Филиппом разговаривали?
Он опять надолго замолчал. Глядел куда-то в угол, перекладывал бессмысленно что-то на столе, вздыхал. Потом махнул рукой:
– А! Донесли все-таки? Ну разговаривал… Как раз перед тем когда… В коридоре я его поймал. Он уже в костюме был, как раз шел в кабинет – не в мой, а в, ну вы понимаете, – проверить, все ли в порядке. А я за ним.
– И? – поторопила Арина.
– Поругались мы, – сердито буркнул Ренат Ильич. – Я на него наорал, он на меня. Но я его не убивал! Чем хотите клянусь!
Как ни странно, Арина готова была ему верить. Волосок свидетельствует всего лишь о более-менее близком контакте – может, они друг друга за грудки хватали. Но убийство? Какой смысл? Какая разница: терять свое сокровище в результате его, сокровища, увольнения или – в результате его смерти? Со злости, в аффекте? По тому же самому принципу – так не доставайся же ты никому? Возможно, но еще менее вероятно. Дядька этот, конечно, скользкий тип – что неудивительно на такой работе, но вполне здравомыслящий: проблем убийство «звезды» создает больше, чем решает. И, главное, не подпустил бы его Филипп к себе так расслабленно, тем паче – в пылу ссоры.
– Ладно, ладно, не клянитесь, – остановила она клятвенные заверения. – Вы сказали «донесли». Вообще-то можете гипотетического предателя у себя в коллективе не искать, никто на вас не настучал, информация о вашем с погибшим… гм… контакте получена не из свидетельских показаний. Но ваша реплика, безусловно, любопытна. Получается, многие слышали, как вы ссорились?
Управляющий вдруг успокоился, сообщив почти деловито:
– Без понятия. Там, в приват-зоне, звукоизоляция, понятное дело, на высшем уровне, но дверь могла и приоткрытой остаться. Я не помню. Или не заметил. Дело-то обычное. Ну то есть когда мы ссорились. Так что если кто-то в коридоре был, вполне мог слышать. Я не знаю.
– И кто мог быть в этом коридоре? – уже не вкрадчиво, а вполне деловито осведомилась Арина.
– Да откуда ж мне знать? – всплеснул руками Ренат Ильич. – Лишнего там, конечно, не шастают, но зайти вполне можно, дверей с кодовыми замками нету. Танцовщицы вряд ли, гримерки с другой стороны, а вот с кухни вполне мог кто-то заглянуть. Ну или официантки. Хотя, говорят, из зала вроде никто не отлучался, но кто их знает, вы сами выясняйте.
– Выясним, – она кивнула и зачем-то спросила. – Кстати, Ренат Ильич, а кто будет похоронами заниматься? – на самом деле Арине было наплевать, кто возьмется проводить в последний путь красавца-стриптизера, но это могло пролить свет на… черт его знает на что, но хоть на что-нибудь. Прояснить, так сказать, права и обязанности сторон. – То есть когда наши эксперты скажут, что готовы тело выдать, – уточнила она, мягко улыбнувшись. – Кому именно – выдать? Родни-то у Филиппа, насколько я понимаю, нет?
– Нет, по-моему, – нахмурился, припоминая, управляющий. – А насчет похорон мы тут, конечно, готовы… Да… Я вам в прошлый раз сказал, что у Ляли с Филиппом роман был? Ну так мы с ней на следующий день разговаривали, она как раз спрашивала, когда тело отдадут. Я ей, конечно, сказал, что мы поможем с похоронами, но она, кажется, не очень слушала. Вроде как ей все равно: и где прощание будет, и катафалк, и венки, и поминки… я ведь даже готов клуб на день закрыть! Думал, она хоть спасибо скажет, а она только в стену смотрит и кивает. Только когда я предложил кремацию – все-таки изрядно дешевле вышло бы – как будто проснулась. Губы дрожат, глаза… ох, век бы такого не видать. Вы что, говорит, пока живой был – душенька и лапочка, а как умер – готовы как бомжа какого-то сжечь? Если вам, говорит, на его похороны денег жалко, я найду, но чтоб похоронить уж по-человечески, чтоб на могилку можно было прийти, а не… она вообще как не в себе была. Плакать не плакала, а… ей-богу, глядеть жалко было.
– Сейчас-то она где? В день убийства она не работала, вы сказали, а потом? Когда ее смена?
– Ну да, в тот день она не работала, – подтвердил управляющий. – А на следующий, я ж говорю, такая была… точно не в себе. Бледная, мрачная, остановится на полдороге и стоит, непонятно куда смотрит. Заказы путала! – возмутился он. – Вот уж чего с ней никогда раньше не бывало. Ну я ж тоже не из камня, понимаю, у девушки трагедия, любовь и все такое. Какая из нее в таком состоянии работница? Так я ее домой отправил, велел отдохнуть.
Еще одна нервная девица! Правда, у этой вроде оснований побольше. Как бы там рыдающая Света ни старалась создать впечатление, что Ляля была для Филиппа не более чем минутной прихотью, весь остальной коллектив (а Мишкин расспрашивать умеет как мало кто!) твердо убежден, что роман там был более чем серьезный, дело к свадьбе шло. Так что девушку Лялю, безусловно, жаль: готовиться к счастливой свадьбе, а получить похороны… у кого там это было: где стол был яств, там гроб стоит? У Державина, что ли? В общем, понять, что Ляле сейчас ни до чего и ни до кого, можно. И посочувствовать можно. Вот только как в таких условиях следователю работать прикажете? Арина вздохнула:
– Вы ей хотя бы передали, чтобы со мной связалась?
– Передал, – бодро заявил Ренат Ильич, но тут же осекся. – Кажется. Или… Ну простите, может, и запамятовал.
– Сейчас-то с ней можно поговорить? Где она вообще?
– Да она, видать, приболела, – довольно равнодушно сообщил Ренат Ильич. – Или, может, горюет. Так больше тут и не появлялась.
– И вы не забеспокоились? – не то чтобы Арина опасалась, что неизвестная ей Ляля наложит на себя руки, но с другой стороны… овдоветь в предвкушении свадьбы – то еще переживание… а девчонка молодая, и совсем сейчас одна. А этот… управляющий! даже пальцем не шевельнул. Может, девочка уже до сердечного приступа дорыдалась!
– А чего беспокоиться? – Ренат Ильич как будто удивился. – Будет долго гулять – уволю и вся недолга, на ее место найти кого не проблема. Но я ж не зверь какой, понимаю. Пусть отдохнет немного.
Красавец, нечего сказать! Официантку сменить – не проблема, больше его ничего не интересует.
– И звонить ей не пробовали? – без особой надежды поинтересовалась Арина.
– Да набрал как-то, хотел сочувствие выразит, спросить, сколько времени ей нужно, чтобы в себя прийти, Так она трубку не взяла, я больше и не стал, чего я буду какой-то официантке названивать?
– Но неужели вы не встревожились? – Арина удивлялась совершенно искренне: истерик, конечно, никому не нужно, но вот так вот плевать, где человек и что с ним… – Может, с ней случилось что?
– Да ладно вам! – отмахнулся Ренат Ильич. – Что с ней может случиться?
– Где она живет? – потребовала Арина.
– Откуда ж мне знать! – возмутился управляющий. – Она ж из области приехала. Где-то снимает вроде.
– Дайте мне ее номер. Тот, что мне выдала ваша секретарша, не отвечает.
Ренат Ильич углубился в недра собственного телефона:
– Та-ак… где же… а, вот! Записывайте!
Номер, однако, Ренат Ильич продиктовал тот же, что у Арины уже был, и он по-прежнему не отвечал.
* * *
Интересно, думала Арина, шагая по недавно отремонтированному коридору следственного комитета, почему, в самом-то деле, управляющего никто не «сдал»? Мишкин весь персонал опросил – а уж он-то спрашивать умеет – и никто ни словечком не обмолвился о ссоре, имевшей место быть буквально перед самым убийством! Что, так вот прямо никто ничего не видел и не слышал? Или боятся увольнения? Или так уж убеждены, что Ренат Ильич ни при чем? Стас, помнится, несколько удивленно заметил: на редкость благодушная в коллективе атмосфера. Ничего похожего на осиное гнездо. Пожалуй, этот Садыков и впрямь неплохой управляющий, раз персонал у него так мирно сосуществует. Конфликты наличествуют, как без них, но все больше по мелочи и ненадолго. Никаких тебе бесчисленных взаимных обвинений. Вот разве что бухгалтерша – приходящая, кстати, на полставки работает – уверена, что Филиппа убил непременно Вадик из пультовой. Без особых, впрочем, доводов: да вы, говорит, на него посмотрите! Он же сатанист голимый! Весь черепами разукрашен! Нет, ни про какие конфликты между Филиппом и Вадиком ей неизвестно, но при чем тут конфликты? Этот Вадик сидит там у себя в норе и в игрушки играет. А от компьютерных игрушек агрессия развивается, разве вы не знаете? Настрелялся до помрачения рассудка и захотел по-настоящему. Завтра еще кого-нибудь убьет, вот увидите!
Все бухгалтершины страхи Мишкин Арине пересказал, но головой помотал – не трать времени, не свидетель. Да и Света, по правде сказать, тоже, все ее яростные откровения гроша ломаного не стоят. Лялю она на дух не переносит, вот и пытается подставить, но знать толком ничего не знает. Саму же ее подозревать – тоже дохлый номер: с утра официанты малым составом работают, менеджер при них и вовсе всего один, так что Света из зала не отлучалась.
Арина поморщилась – ароматы недавнего ремонта еще витали в воздухе – потерла нос, борясь с подступающим чихом. Но рефлекс все-таки победил. И, что хуже всего, отогнал мелькнувшую в сознании мысль, оставив лишь неуловимое ощущение: что-то такое важное Ренат Ильич сказал… Но вот что? Черт бы побрал этих ремонтников с их химикатами! Она остановилась у дверей своего кабинета, медленно вытянула из кармана связку ключей, еще медленнее их перебрала, нащупывая нужный, ткнула в замочную скважину… что же это было? Что-то подозрительное? В смысле заставляющее подозревать невинного с виду управляющего?..
Нет, пожалуй, нет. Сам Ренат Ильич скорее всего ни при чем. Ну… на девяносто пять процентов. Сперва действительно нервничал, но после прояснения вопроса о ссоре с Филиппом моментально успокоился. Значит, ничего больше у него «за душой» и не было. То есть – не убивал. И можно было бы отставить господина Садыкова уже на самую дальнюю полку, если бы не то смутное, но очень определенное ощущение: во время беседы прозвучало что-то важное. Очень важное. Меланхолически орудуя ключом в замочной скважине, Арина по словечку, по интонации перебирала весь разговор с управляющим – может, какая-то из реплик вспыхнет победным огоньком: вот оно? Но увы…
Внутри кабинета залился трелью телефон. Ну да, надо уже зайти, а то стою тут, как идиотка. Думать сидя в собственном кресле не в пример удобнее.
Черт, да почему же это ключ в последнее время так застревает?! Ну давай же, не упрямься, уговаривала она упрямый механизм. Замок, что ли, попросить поменять?
Телефон замолк как раз тогда, когда Арина наконец справилась с дверью.
Вот так всегда! Она вообще расстраивалась, когда не успевала взять трубку, догнать отходящий автобус или, к примеру, когда узнавала об интересной выставке уже после завершения ее работы. Вроде все это пустяки: тот, кто не дождался, пока она возьмет трубку, перезвонит, а если нет – значит, не так уж это было нужно, следующий автобус придет через пять минут или можно и на такси поехать, а пропущенную выставку всегда можно найти в интернете и, скорее всего, даже в интерактиве. Но мало ли что говорит логика – каждое «опоздание к раздаче» затапливало сердце ощущением глупой до обидности потери. И, что было хуже всего, потери безвозвратной.
Телефон, впрочем, тут же принялся трезвонить снова – да кто бы сомневался, и нечего расстраиваться по пустякам.
– Вершина! – рявкнула она, так резко сорвав трубку с настольного аппарата, что тот едва не грохнулся на пол.
– Вы следователь? – робко уточнил нежный мелодичный голосок.
– Следователь Вершина, Арина Марковна, – все так же сурово отрекомендовалась она. – С кем имею честь?
– Мне Ренат Ильич передал, что вы со мной хотели…
– Вы Ляля? – перебила Арина и через секунду вспомнила фамилию. – Резвун?
– Да, – прошептали в трубке. – Я… Мы… Я…
– Вот что, Ляля, – прервала Арина бессмысленные беканья и меканья, постаравшись, однако, изгнать из голоса металлические «официальные» интонации. – Насколько я понимаю, вы знали Филиппа ближе всех?
– Да… – прошелестело в трубке уже почти неслышно, и Арине показалось, что до нее донесся сдавленный всхлип. Господи, ну точно, еще одна плакса! Ненавижу!.. Что это я нынче, одернула она сама себя, вскипаю на пустом месте? Рычать на свидетелей можно лишь с какой-то осознанной целью – припугнуть несговорчивого, приструнить развязного, окоротить наглого – но не просто же так! Непродуктивно это. Непрофессионально.
– Ляля, вы можете ко мне подъехать? – осведомилась она почти нежно. – Не по телефону же нам разговаривать.
– К вам? – девушка словно бы удивилась.
– Ну да, в следственный комитет, – терпеливо пояснила Арина. – Поговорить-то нам действительно нужно.
– А! – в трубке облегченно вздохнули. Надо же, подумала Арина, чего там девчонка себе напридумывала: что я тащу ее в пыточный подвал? Или, что немногим легче, в морг, на опознание. – Ну да, конечно, я понимаю, – голос Ляли все еще слегка дрожал. – Могу, если надо. А когда?
– Чем скорее, тем лучше.
– Ну… мне Ренат Ильич разрешил пока… а сейчас можно?
Беда с этими нервными девицами: то пугаются не пойми чего, то торопятся вперед паровоза. Потом вдруг начинают рыдать, потом опять пугаются… лыко да мочало, начинай сначала.
– Давайте, жду, пропуск на какую фамилию выписывать? На Резвун? Полные имя-отчество продиктуйте. – Галюша, секретарша управляющего сообщила все необходимые данные, но Арине хотелось перевести девушку в менее вздыхательное и более разумное состояние. – Адрес знаете?
* * *
Приехала Ляля быстро, чуть не за полчаса, но допрос, по правде говоря, не задался.
Арина вообще не очень понимала, как беседовать с такими ангелоподобными созданиями, а уж если у создания красные пятна на бледных до зелени щеках и синяки вокруг глаз – интересно, она теперь вообще по ночам не спит, что ли? – да и сами глаза то и дело на мокром месте… и как с ней прикажете разговаривать?
– Ляля, вам знаком этот предмет? – Арина положила на стол пакетик с сережкой.
– Конечно, – Ляля кивнула. – Это моя сережка.
И замолчала. Как будто ее собственная серьга на столе у следователя – это совершенно нормально. Ну да, в самом деле, а что такого?
– Вы не догадываетесь, как она ко мне попала? – терпеливо продолжала Арина.
– Не знаю… – протянула девушка. – Я думала…