Охота на охотника
Часть 7 из 30 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
* * *
– Вершина, ты все-таки начальству-то не забывай докладываться, а? – укоризненно, но вполне добродушно заметил полковник Пахомов, именуемый за глаза ППШ, как пистолет-пулемет Шпагина.
– Простите, Пал Шайдарович! Забегалась, – Арина молитвенно прижала руки к груди. – Докладывать-то пока нечего.
– Чего там? Я про стриптизера. Убийство из ревности или чаевые не поделили? Или, боже упаси, наркота замешана? Меня больше последнее интересует.
– Чаевые и прочие финансы вряд ли, наркота гарантированно не при делах, а насчет ревности пока не уверена. Не исключено. Или ради сокрытия чего-либо… Клиентура-то у мальчика была непростая. Управляющий тамошний должен подогнать список самых регулярных клиенток. Ну и личные, в смысле рабочие записи покойного надо изучить, вот сейчас как раз собиралась.
– Ладно, иди работай, – он уткнулся в одну из заполнявших его рабочий стол бумаг.
Арина отправилась к себе, намереваясь перед изучением стриптизерова блокнотика наскоро пробежаться по интернету. Не то чтобы рассчитывая найти там что-то ценное, но нынче же время соцсетей, чем не источник информации? Светлана с кроличьими глазами там точно должна быть. А может, и не только она.
К сожалению, Калерия Стефановна Райская – недавно почившая в бозе Филиппова поклонница – в соцсетях отсутствовала. Не то по возрасту, не то из-за отсутствия интереса. Имени ее племянницы (якобы влюбленной в Филиппа как кошка) Арина не знала, так что это «знакомство» пришлось на время отложить.
На Светочкиной же страничке не продохнуть было от портретов Филиппа. Время от времени рядом мелькала и сама хозяйка аккаунта. Парные снимки сопровождались скромно-многозначительными подписями: «мы перед работой» и прочее в этом духе. Ну да, усмехнулась Арина: ключевое слово – «мы». И ведь не придерешься. Приносит ли пользу интернет-общение или вовсе наоборот, можно спорить. Но оно, безусловно – несравненный инструмент по созданию впечатления. Пишешь «мы», в смысле – да вообще без всякого скрытого смысла, просто «я» и «еще кто-то», одновременно оказавшиеся в одной точке пространства – а у читающего создается впечатление некоей общности. Раз двое на фото и подпись «мы», значит, отношения? Нейролингвистическое программирование во всей красе.
Как в том старом анекдоте про старика на приеме у сексопатолога: при чем тут возраст, мой сосед рассказывает, что он, в свои восемьдесят, может каждый день!.. гм?.. покажите язык… горло… не вижу, что мешало бы вам рассказывать то же самое и даже больше. Рассказывать!
Кроме портретов покойного красавца, наличествовали туманные статусы, многозначительные философические как бы афоризмы, бесконечные намеки на непонятно что и прочие элементы игры «смотрите, какая я вся из себя интересная! и жизнь у меня всем на зависть!»
Почти каждая фотография сопровождалась каким-нибудь бессмысленно-вдохновенным призывом вроде: если любишь, жми лайк. Или: сделаем мир прекраснее, репост! Вовсе безответными призывы не оставались, лайки (а кое-где и репосты) наличествовали: то пять, а то аж целых тринадцать!
Имелись на страничке и неизбежные, как ноябрьский дождь, котики, но максимум пространства занимал все же Филипп. Все снимки – Арина усмехнулась – были сделаны в интерьерах клуба. Только один из относительно свежих – на, так сказать, пленэре: Светлана и Филипп фехтовали шашлычными шампурами, за их спинами кудрявилась какая-то невнятная зелень. Не то дубовая роща, не то липовая аллея. Снимок – она вгляделась в дату поста – был сделан чуть больше полугода назад, в конце прошлого лета. Шампуры были простенькие, дешевенькие – совсем не та красотень, что в вип-кабинете – а позы «фехтующих» выглядели нарочитыми, искусственными.
В общем, со Светой все было ясно. Девушка изо всех сил старалась продемонстрировать всему интернет-сообществу, что она – объект внимания «потрясающего парня, ммм, так бы и съела» (по формулировке одной из комментаторш). Демонстрация, в общем, у нее вполне удалась. Особо настырные комментаторши, намекающие (а то и прямо требующие) чего-нибудь «более интимного», получали холодную отповедь в духе «может, вам еще и содержимое унитаза показать?» Многим, как заметила Арина, это внушало уважение, одна девица регулярно сокрушалась: «Как у тебя получается не переходить границу? Я вот удержаться не могу. Научи?» Учись, высокомерно ответствовала Света.
Интересно, подумала Арина, каково это – жить в пространстве между грезой и реальностью. Мечтать о близком – руку протянуть! – красавце, получать завистливые реплики, как если бы красавец и в самом деле был «твоим» и… все время помнить, что красавец – недоступен, как полюс холода. Эдак и до психушки доиграться недолго.
Ай, ладно! Пусть Света сама разгребает созданные собственными наманикюренными ручками проблемы.
Арина решительно щелкнула мышкой, сворачивая окно браузера, и положила перед собой пакет с «главным вещдоком». Ну, главный он или не главный, в процессе выяснится, но пока выглядит перспективно. В смысле потенциального источника информации – уж точно.
Хотя и смешной, правы были и управляющий, и та остроносенькая девица.
Блокнотик был маленький, но пухлый. Обложка мягкая, кожаная, вовсе даже не «розовенькая», как определил управляющий, а бледно-лавандовая, да еще и с искрой. Такой действительно больше подошел бы романтической девочке, а не здоровенному мужику. Хотя черт их, этих танцоров знает. А может, книжка – подарок одной из клиенток. Тогда она отражает вкусы клиентки, а не Филиппа. Почему он им все-таки пользовался? Или клиентка особо почетная – типа память. Либо, что еще вероятнее – а почему, собственно, нет? Вещь, хотя и избыточно гламурная, но сразу видно – весьма недешевая. Даже бумага какая-то особенная, тоже очень красивая: бледно-персиковая, тонкая, чуть не прозрачная – но плотная, так что записи и не просвечивали – и как будто мраморная. Чистого места оставалось не больше трети блокнотика.
Некоей «Лер» было отведено аж три странички. Даты следовали друг за другом плотной чередой, кое-где перемежаясь непонятными значками – то звездочками, то восклицательными. Один из значков был похож на силуэт автомобиля, другой напоминал банный веник. Вокруг «Лер» изначально, видимо была нарисована затейливая рамочка, теперь скрытая под кривоватым черным прямоугольником – кое-где из-под него выглядывали лепестки и завитки первой, цветной рамки. Под нижней черной полосой, прямо поверх записанных там дат, было нарисовано две розы. Довольно похоже, кстати, нарисовано. «Лер» – это, надо полагать, та старушка, что недавно умерла, догадалась Арина.
Если бы все это происходило в детективе, усмехнулась она, старушка… как ее… а! Калерия Стефановна Райская, вполне детективное имечко… и смерть ее была бы, разумеется, никоим образом не естественной, а наоборот – подстроенной кем-то из жадных наследников, коих тоже, разумеется, должно было бы обнаружиться не меньше дюжины. Угу, усмехнулась она, причем парочка – неопознанных, не виданных с младенчества из-за каких-то невероятных семейных конфликтов… но тишком пристроившихся к старушке под видом… горничных, к примеру. И папаша Пуаро (или кто-нибудь из его современных коллег) на протяжении десяти серий копался бы в сплетениях мотивов и возможностей. А в финале жадные наследники остались бы ни с чем, потому что хитрая бабуля предусмотрительно отписала все свое движимое и недвижимое, например, собачьему приюту.
* * *
Больницы Арина не любила всю жизнь. Собственно, не именно больницы, а медицинские учреждения вообще: поликлиники, амбулатории и прочие… лаборатории. Везде ей чудился запах смерти. Или не запах. Как будто, пройдя коридором какой-нибудь поликлиники, можно было… увеличить собственную смертность. Не то чтобы приблизить кончину, но – при прочих равных – снизить шансы на выигрыш против какого-нибудь злобного микроба. Или – еще вероятнее – против естественных (как, увы, утверждают ученые, и отнюдь не только британские) механизмов, так сказать, угасания.
Единственным исключением из этой странной идиосинкразии было бюро судебно-медицинской экспертизы – в просторечии морг – то есть именно то место, где смерть как раз таки царила.
Больница, где завершила свой жизненный путь – кажется, так полагается говорить? – Калерия Стефановна Райская, занимала скучное восьмиэтажное здание. Кажется, кирпичное. Или это отделочная плитка была «под кирпич»? Уже метров с десяти грязновато-рыжие прямоугольники сливались, а стоило отойти подальше, весь корпус (сзади к нему прилагались еще два, технических, двухэтажных) выглядел как поставленный на попа кирпич. Даже ряды окошек этого впечатления не ослабляли. Унылое, в общем, строение. И гигантский стеклянный вход (из четырех дверей открыта была одна) радостнее его не делал. И полы «под мрамор» тоже. Вдоль стены тянулась череда слепленных воедино пластиковых «кресел». В большинстве своем – занятых. Люди ждали не то врачей, не то «приема», не то свидания с кем-то, кто уже находился в недрах «кирпича». Подле рыжеволосой бабули в синем байковом халате, усеянном гигантскими ромашками, сидел бритоголовый мужик в едва не лопавшейся на квадратных плечах кожанке. Он все наклонял голову, как будто хотел не только слышать, но и видеть, что говорит ему бабуля. Та улыбалась и время от времени гладила его по бритой голове.
Прямо возле стеклянных дверей выпирала на «мраморные» полы стойка гардероба, за ней – справочное окошко и еще какие-то окошки и двери. Дальше виднелись лифты.
– Куды без бахил? Стой, говорю! – следом за Ариной затопотала неопределенного возраста фигура в синем халате.
Спорить с фигурой Арина не стала, купила в автомате возле гардероба пакетик с бахилами (эх, надзора на вас нет, бахилы в больницах должны быть бесплатно! да и черт с вами!), натянула на сапоги синие чехлы, моментально почувствовав себя очень глупо. Человек, обутый в синие полиэтиленовые чехлы, не может не чувствовать себя глупо.
Напротив лифтов красовалась схема расположения отделений. Сами лифты показались Арине… странными. Табличка возле левых трех предупреждала, что они «до пятого», правые могли – теоретически – доставить на верхние три этажа. Отделение кардиологии – последний, так сказать, приют Калерии, чтоб ее, Стефановны – располагалось на четвертом. Главврач – на восьмом. Она задумалась: ехать к главврачу или к завотделением?
Первым пришел один из левых лифтов. Перст судьбы, не иначе.
Разверзшиеся двери выплюнули Арину прямо к дверям кабинета завотделением кардиологии. Табличка смущенно прикрывалась листом бумаги, приклеенным сразу под «заведующий отделением». Никитенко Лариса Игоревна. Гм. Ио – ну да, понятно, исполняющая обязанности. И, судя по состоянию бумаги, та была приклеена явно не вчера. Вот и отлично, а то как бы не пришлось предыдущего заведующего искать. Впрочем, госпожа Райская умерла совсем недавно.
Внезапно распахнувшаяся дверь едва не шарахнула Арине по лбу, выпустив в коридор маленькую седенькую старушку, беспрерывно кивавшую и махавшую сухонькой ладошкой в сторону кабинета и бормотавшую:
– Ой, спасибо, деточка, дай тебе боженька мужа хорошего и деток здоровеньких…
Хозяйка кабинета походила максимум на участкового терапевта или, быть может, на учительницу младших классов, но никак не на завотделением. Молодое, не старше тридцати, узкое лицо, прозрачно-серые глазищи в рамке пушистых ресниц, толстенная золотая коса, перекинутая через левое плечо. Наверное, если бы через правое, писать мешала бы, подумала Арина. И да, исполняющая обязанности…
Представившись по всей форме и обозначив причину своего появления, она вдруг почувствовала, что уткнулась в стену.
– Вы, надеюсь, в курсе, что действие врачебной тайны не заканчивается со смертью пациента? – довольно холодно произнесла златовласая хозяйка кабинета.
– Лариса Игоревна! – Арина даже руки перед грудью сложила для убедительности. – Если бы дело было в ваших, ну в смысле медицинских секретах, я пришла бы с ордером, изъяла бы, по соответствующему постановлению, историю болезни. Но меня не особенно интересует история болезни Райской, разве что в общих чертах, и к вашему заведению у меня никаких претензий не имеется.
– Что же вы, в таком случае, хотели? – поморщилась златовласка.
– Поговорить, Лариса Игоревна.
– Со мной? – та скептически вздернула каштановую бровь.
– И с вами, и с вашими сотрудниками. С теми, кто госпожу Райскую запомнил.
Златовласка пробормотала что-то, нажав клавишу селектора, и, подняв на Арину свои хрустально-серые глазищи, довольно сурово осведомилась:
– Вы с палатным врачом хотели побеседовать?
Арина пожала плечами: мол, вам виднее.
Явившаяся на зов облаченная в бирюзовый халат дама была мало не вдвое старше и более чем вдвое крупнее своей, хоть и временной, начальницы.
– Галина Леонидовна, – сухо кивнула златовласка, – тут следователь к вам… к нам…
– Опять родственники! – всплеснула руками бирюзовая дама. – Да что же это! Жалуются и жалуются!
– Нет-нет, – успокоила ее Арина. – К вашему лечебному учреждению ни у кого никаких претензий. Просто тут в связи с одним из текущих дел возникли некоторые вопросы. Вы можете мне про Райскую рассказать? Без всяких врачебных тайн, просто по-человечески. Какая она была?
– Приятная дамочка, – сообщила Галина Леонидовна, плюхаясь в кресло слева от стола начальницы. – Ну с фанабериями, а кто без них? В персональной палате лежала, ну а что, если может себе позволить? Вы не подумайте, у нас внимание ко всем…
– Да я не думаю ничего такого, – ободряюще улыбнулась Арина. – Вы рассказывайте.
– Ну санитарок загоняла, да. Плинтуса типа недомытые. Хотя у нас чисто, она просто придиралась.
– Ничего-ничего… Посетители у нее часто бывали?
– Ну… бывали, – согласилась бирюзовая дама. – Племянница чуть не каждый день бегала. Но Калерия ее, по-моему, не больно жаловала. Ну подружки ее какие-то прискакивали, то цветочки, то пироженки таскали. И… дня за три… – в глазах дамы почему-то появилось мечтательное выражение.
– Ну-ну… – поторопила Арина.
– Молодой человек к ней приходил, – сообщила Галина Леонидовна и вдруг вздохнула. – Красивый – умереть не встать! Ну вот как я прям не знаю, даже в кино такого не увидишь, честное слово!
– Я в курсе, – улыбнулась Арина. Значит, незадолго до смерти старой Райской ее посещал ныне покойный Филипп. Важно это? Нет? – посомневавшись секунду-другую по поводу того, что опознание не по форме, она показала Галине Леонидовне одну из позаимствованных в гримерке фотографий, на которой загадочно улыбающийся Филипп сидел у барной стойки с бокалом чего-то полосатого, – Вот этот?.
– Точно, он! – Галина Леонидовна еще раз мечтательно вздохнула. – Ну так я ее потом спросила… нет, не подумайте… но для кардиологической динамики все важно, стрессы там, огорчения, и наоборот тоже… – Галина Леонидовна почему-то стала запинаться. Как, впрочем, почти все дамы, которых угораздило попасть под филиппово обаяние.
Деловитым тоном Арина постаралась вернуть ее в повседневность:
– И что Райская?
– Ну я ее спросила, не внучек ли это ее, а она, знаете, глазом на меня эдак зыркнула. У меня, говорит, деточка, никогда никаких детей не было. В смысле, внучку взяться неоткуда. А это, сказала… такое слово какое-то странное… а! – бирюзовая дама просияла лицом. – Мое утешение, она сказала!
– Понятно, – кивнула Арина, вопреки внутреннему ералашу: ничего ей пока не было понятно. Хотя «утешение»… да, что-то в этом было. – Скажите мне… Калерия Стефановна умерла… внезапно?
– Так любая смерть внезапна, – усмехнулась златовласая завотделением. – Но если у вас возникли какие-то сомнения… нет, ничего криминального в этой смерти, безусловно, не было. У Райской действительно были… проблемы с сердечно-сосудистой системой. Если нужно, и если вы предоставите соответствующий документ, мы сможем вам это объяснить подробно. Еще лет пять назад мы ей предлагали, да что там – настаивали на необходимости поставить кардиостимулятор.
– И что, она отказалась? – довольно скептически перебила Арина.
– Почему отказалась. Согласилась. Сказала, что разберется со всякой бытовой мелочью и ляжет на операцию.
– И?
– И так пять лет. И не потому что она хотела обратиться к другим специалистам – сейчас модно лечиться то в Израиле, то в Австрии, то в Штатах. Я, собственно, и не возражала бы. Но Калерия Стефановна ничего такого не планировала. Просто ей месяц за месяцем что-то мешало. То ей на Ибицу позарез захотелось, то осень мрачная выдалась, то еще что. Ну и дотянула. Ее привезли по «скорой». Мы купировали, конечно, что могли и как могли. И она сказала – давайте уже сейчас, что ли, все сделаем, пока я тут, а то я еще сто лет тянуть буду. Но сразу-то нельзя было. Нужно было подготовить ее к операции… И мы… не успели.
– Да не мы не успели! – вклинилась бирюзовая Галина Леонидовна. – А раньше думать надо было!
– Ну… да, – кивнула златовласка и повернулась к Арине. – Если вам нужно отдельное заключение…
Арина помотала головой – не нужно заключения.
И зачем я сюда ходила, подумала она, оглядывая восьмиэтажный «кирпич», обрамленный снизу стеклянными дверями. Ответственность? Скорее уж самоотверженность. Да, другое имя для профессии следователя – самоотверженность. А всякие там скачко и баклушины, которые вроде бы тоже следователи… ладно, пустое!
Надо было возвращаться в следственный комитет, но… она еще раз окинула взглядом уходящий в низкие тучи «кирпич»…
Ляля так и не позвонила, телефон ее не отвечал – может, секретарша номер перепутала? – да и список клиентуры Филиппа управляющий прислать не удосужился. Пора было ему намекнуть, что это уже тянет на создание помех следствию. Не хотел сам – пусть составляет список прямо в ее присутствии. Ну да оно и к лучшему. Возможно, удастся соотнести этот самый список с разноцветными каракулями в блокноте погибшего.
– Вершина, ты все-таки начальству-то не забывай докладываться, а? – укоризненно, но вполне добродушно заметил полковник Пахомов, именуемый за глаза ППШ, как пистолет-пулемет Шпагина.
– Простите, Пал Шайдарович! Забегалась, – Арина молитвенно прижала руки к груди. – Докладывать-то пока нечего.
– Чего там? Я про стриптизера. Убийство из ревности или чаевые не поделили? Или, боже упаси, наркота замешана? Меня больше последнее интересует.
– Чаевые и прочие финансы вряд ли, наркота гарантированно не при делах, а насчет ревности пока не уверена. Не исключено. Или ради сокрытия чего-либо… Клиентура-то у мальчика была непростая. Управляющий тамошний должен подогнать список самых регулярных клиенток. Ну и личные, в смысле рабочие записи покойного надо изучить, вот сейчас как раз собиралась.
– Ладно, иди работай, – он уткнулся в одну из заполнявших его рабочий стол бумаг.
Арина отправилась к себе, намереваясь перед изучением стриптизерова блокнотика наскоро пробежаться по интернету. Не то чтобы рассчитывая найти там что-то ценное, но нынче же время соцсетей, чем не источник информации? Светлана с кроличьими глазами там точно должна быть. А может, и не только она.
К сожалению, Калерия Стефановна Райская – недавно почившая в бозе Филиппова поклонница – в соцсетях отсутствовала. Не то по возрасту, не то из-за отсутствия интереса. Имени ее племянницы (якобы влюбленной в Филиппа как кошка) Арина не знала, так что это «знакомство» пришлось на время отложить.
На Светочкиной же страничке не продохнуть было от портретов Филиппа. Время от времени рядом мелькала и сама хозяйка аккаунта. Парные снимки сопровождались скромно-многозначительными подписями: «мы перед работой» и прочее в этом духе. Ну да, усмехнулась Арина: ключевое слово – «мы». И ведь не придерешься. Приносит ли пользу интернет-общение или вовсе наоборот, можно спорить. Но оно, безусловно – несравненный инструмент по созданию впечатления. Пишешь «мы», в смысле – да вообще без всякого скрытого смысла, просто «я» и «еще кто-то», одновременно оказавшиеся в одной точке пространства – а у читающего создается впечатление некоей общности. Раз двое на фото и подпись «мы», значит, отношения? Нейролингвистическое программирование во всей красе.
Как в том старом анекдоте про старика на приеме у сексопатолога: при чем тут возраст, мой сосед рассказывает, что он, в свои восемьдесят, может каждый день!.. гм?.. покажите язык… горло… не вижу, что мешало бы вам рассказывать то же самое и даже больше. Рассказывать!
Кроме портретов покойного красавца, наличествовали туманные статусы, многозначительные философические как бы афоризмы, бесконечные намеки на непонятно что и прочие элементы игры «смотрите, какая я вся из себя интересная! и жизнь у меня всем на зависть!»
Почти каждая фотография сопровождалась каким-нибудь бессмысленно-вдохновенным призывом вроде: если любишь, жми лайк. Или: сделаем мир прекраснее, репост! Вовсе безответными призывы не оставались, лайки (а кое-где и репосты) наличествовали: то пять, а то аж целых тринадцать!
Имелись на страничке и неизбежные, как ноябрьский дождь, котики, но максимум пространства занимал все же Филипп. Все снимки – Арина усмехнулась – были сделаны в интерьерах клуба. Только один из относительно свежих – на, так сказать, пленэре: Светлана и Филипп фехтовали шашлычными шампурами, за их спинами кудрявилась какая-то невнятная зелень. Не то дубовая роща, не то липовая аллея. Снимок – она вгляделась в дату поста – был сделан чуть больше полугода назад, в конце прошлого лета. Шампуры были простенькие, дешевенькие – совсем не та красотень, что в вип-кабинете – а позы «фехтующих» выглядели нарочитыми, искусственными.
В общем, со Светой все было ясно. Девушка изо всех сил старалась продемонстрировать всему интернет-сообществу, что она – объект внимания «потрясающего парня, ммм, так бы и съела» (по формулировке одной из комментаторш). Демонстрация, в общем, у нее вполне удалась. Особо настырные комментаторши, намекающие (а то и прямо требующие) чего-нибудь «более интимного», получали холодную отповедь в духе «может, вам еще и содержимое унитаза показать?» Многим, как заметила Арина, это внушало уважение, одна девица регулярно сокрушалась: «Как у тебя получается не переходить границу? Я вот удержаться не могу. Научи?» Учись, высокомерно ответствовала Света.
Интересно, подумала Арина, каково это – жить в пространстве между грезой и реальностью. Мечтать о близком – руку протянуть! – красавце, получать завистливые реплики, как если бы красавец и в самом деле был «твоим» и… все время помнить, что красавец – недоступен, как полюс холода. Эдак и до психушки доиграться недолго.
Ай, ладно! Пусть Света сама разгребает созданные собственными наманикюренными ручками проблемы.
Арина решительно щелкнула мышкой, сворачивая окно браузера, и положила перед собой пакет с «главным вещдоком». Ну, главный он или не главный, в процессе выяснится, но пока выглядит перспективно. В смысле потенциального источника информации – уж точно.
Хотя и смешной, правы были и управляющий, и та остроносенькая девица.
Блокнотик был маленький, но пухлый. Обложка мягкая, кожаная, вовсе даже не «розовенькая», как определил управляющий, а бледно-лавандовая, да еще и с искрой. Такой действительно больше подошел бы романтической девочке, а не здоровенному мужику. Хотя черт их, этих танцоров знает. А может, книжка – подарок одной из клиенток. Тогда она отражает вкусы клиентки, а не Филиппа. Почему он им все-таки пользовался? Или клиентка особо почетная – типа память. Либо, что еще вероятнее – а почему, собственно, нет? Вещь, хотя и избыточно гламурная, но сразу видно – весьма недешевая. Даже бумага какая-то особенная, тоже очень красивая: бледно-персиковая, тонкая, чуть не прозрачная – но плотная, так что записи и не просвечивали – и как будто мраморная. Чистого места оставалось не больше трети блокнотика.
Некоей «Лер» было отведено аж три странички. Даты следовали друг за другом плотной чередой, кое-где перемежаясь непонятными значками – то звездочками, то восклицательными. Один из значков был похож на силуэт автомобиля, другой напоминал банный веник. Вокруг «Лер» изначально, видимо была нарисована затейливая рамочка, теперь скрытая под кривоватым черным прямоугольником – кое-где из-под него выглядывали лепестки и завитки первой, цветной рамки. Под нижней черной полосой, прямо поверх записанных там дат, было нарисовано две розы. Довольно похоже, кстати, нарисовано. «Лер» – это, надо полагать, та старушка, что недавно умерла, догадалась Арина.
Если бы все это происходило в детективе, усмехнулась она, старушка… как ее… а! Калерия Стефановна Райская, вполне детективное имечко… и смерть ее была бы, разумеется, никоим образом не естественной, а наоборот – подстроенной кем-то из жадных наследников, коих тоже, разумеется, должно было бы обнаружиться не меньше дюжины. Угу, усмехнулась она, причем парочка – неопознанных, не виданных с младенчества из-за каких-то невероятных семейных конфликтов… но тишком пристроившихся к старушке под видом… горничных, к примеру. И папаша Пуаро (или кто-нибудь из его современных коллег) на протяжении десяти серий копался бы в сплетениях мотивов и возможностей. А в финале жадные наследники остались бы ни с чем, потому что хитрая бабуля предусмотрительно отписала все свое движимое и недвижимое, например, собачьему приюту.
* * *
Больницы Арина не любила всю жизнь. Собственно, не именно больницы, а медицинские учреждения вообще: поликлиники, амбулатории и прочие… лаборатории. Везде ей чудился запах смерти. Или не запах. Как будто, пройдя коридором какой-нибудь поликлиники, можно было… увеличить собственную смертность. Не то чтобы приблизить кончину, но – при прочих равных – снизить шансы на выигрыш против какого-нибудь злобного микроба. Или – еще вероятнее – против естественных (как, увы, утверждают ученые, и отнюдь не только британские) механизмов, так сказать, угасания.
Единственным исключением из этой странной идиосинкразии было бюро судебно-медицинской экспертизы – в просторечии морг – то есть именно то место, где смерть как раз таки царила.
Больница, где завершила свой жизненный путь – кажется, так полагается говорить? – Калерия Стефановна Райская, занимала скучное восьмиэтажное здание. Кажется, кирпичное. Или это отделочная плитка была «под кирпич»? Уже метров с десяти грязновато-рыжие прямоугольники сливались, а стоило отойти подальше, весь корпус (сзади к нему прилагались еще два, технических, двухэтажных) выглядел как поставленный на попа кирпич. Даже ряды окошек этого впечатления не ослабляли. Унылое, в общем, строение. И гигантский стеклянный вход (из четырех дверей открыта была одна) радостнее его не делал. И полы «под мрамор» тоже. Вдоль стены тянулась череда слепленных воедино пластиковых «кресел». В большинстве своем – занятых. Люди ждали не то врачей, не то «приема», не то свидания с кем-то, кто уже находился в недрах «кирпича». Подле рыжеволосой бабули в синем байковом халате, усеянном гигантскими ромашками, сидел бритоголовый мужик в едва не лопавшейся на квадратных плечах кожанке. Он все наклонял голову, как будто хотел не только слышать, но и видеть, что говорит ему бабуля. Та улыбалась и время от времени гладила его по бритой голове.
Прямо возле стеклянных дверей выпирала на «мраморные» полы стойка гардероба, за ней – справочное окошко и еще какие-то окошки и двери. Дальше виднелись лифты.
– Куды без бахил? Стой, говорю! – следом за Ариной затопотала неопределенного возраста фигура в синем халате.
Спорить с фигурой Арина не стала, купила в автомате возле гардероба пакетик с бахилами (эх, надзора на вас нет, бахилы в больницах должны быть бесплатно! да и черт с вами!), натянула на сапоги синие чехлы, моментально почувствовав себя очень глупо. Человек, обутый в синие полиэтиленовые чехлы, не может не чувствовать себя глупо.
Напротив лифтов красовалась схема расположения отделений. Сами лифты показались Арине… странными. Табличка возле левых трех предупреждала, что они «до пятого», правые могли – теоретически – доставить на верхние три этажа. Отделение кардиологии – последний, так сказать, приют Калерии, чтоб ее, Стефановны – располагалось на четвертом. Главврач – на восьмом. Она задумалась: ехать к главврачу или к завотделением?
Первым пришел один из левых лифтов. Перст судьбы, не иначе.
Разверзшиеся двери выплюнули Арину прямо к дверям кабинета завотделением кардиологии. Табличка смущенно прикрывалась листом бумаги, приклеенным сразу под «заведующий отделением». Никитенко Лариса Игоревна. Гм. Ио – ну да, понятно, исполняющая обязанности. И, судя по состоянию бумаги, та была приклеена явно не вчера. Вот и отлично, а то как бы не пришлось предыдущего заведующего искать. Впрочем, госпожа Райская умерла совсем недавно.
Внезапно распахнувшаяся дверь едва не шарахнула Арине по лбу, выпустив в коридор маленькую седенькую старушку, беспрерывно кивавшую и махавшую сухонькой ладошкой в сторону кабинета и бормотавшую:
– Ой, спасибо, деточка, дай тебе боженька мужа хорошего и деток здоровеньких…
Хозяйка кабинета походила максимум на участкового терапевта или, быть может, на учительницу младших классов, но никак не на завотделением. Молодое, не старше тридцати, узкое лицо, прозрачно-серые глазищи в рамке пушистых ресниц, толстенная золотая коса, перекинутая через левое плечо. Наверное, если бы через правое, писать мешала бы, подумала Арина. И да, исполняющая обязанности…
Представившись по всей форме и обозначив причину своего появления, она вдруг почувствовала, что уткнулась в стену.
– Вы, надеюсь, в курсе, что действие врачебной тайны не заканчивается со смертью пациента? – довольно холодно произнесла златовласая хозяйка кабинета.
– Лариса Игоревна! – Арина даже руки перед грудью сложила для убедительности. – Если бы дело было в ваших, ну в смысле медицинских секретах, я пришла бы с ордером, изъяла бы, по соответствующему постановлению, историю болезни. Но меня не особенно интересует история болезни Райской, разве что в общих чертах, и к вашему заведению у меня никаких претензий не имеется.
– Что же вы, в таком случае, хотели? – поморщилась златовласка.
– Поговорить, Лариса Игоревна.
– Со мной? – та скептически вздернула каштановую бровь.
– И с вами, и с вашими сотрудниками. С теми, кто госпожу Райскую запомнил.
Златовласка пробормотала что-то, нажав клавишу селектора, и, подняв на Арину свои хрустально-серые глазищи, довольно сурово осведомилась:
– Вы с палатным врачом хотели побеседовать?
Арина пожала плечами: мол, вам виднее.
Явившаяся на зов облаченная в бирюзовый халат дама была мало не вдвое старше и более чем вдвое крупнее своей, хоть и временной, начальницы.
– Галина Леонидовна, – сухо кивнула златовласка, – тут следователь к вам… к нам…
– Опять родственники! – всплеснула руками бирюзовая дама. – Да что же это! Жалуются и жалуются!
– Нет-нет, – успокоила ее Арина. – К вашему лечебному учреждению ни у кого никаких претензий. Просто тут в связи с одним из текущих дел возникли некоторые вопросы. Вы можете мне про Райскую рассказать? Без всяких врачебных тайн, просто по-человечески. Какая она была?
– Приятная дамочка, – сообщила Галина Леонидовна, плюхаясь в кресло слева от стола начальницы. – Ну с фанабериями, а кто без них? В персональной палате лежала, ну а что, если может себе позволить? Вы не подумайте, у нас внимание ко всем…
– Да я не думаю ничего такого, – ободряюще улыбнулась Арина. – Вы рассказывайте.
– Ну санитарок загоняла, да. Плинтуса типа недомытые. Хотя у нас чисто, она просто придиралась.
– Ничего-ничего… Посетители у нее часто бывали?
– Ну… бывали, – согласилась бирюзовая дама. – Племянница чуть не каждый день бегала. Но Калерия ее, по-моему, не больно жаловала. Ну подружки ее какие-то прискакивали, то цветочки, то пироженки таскали. И… дня за три… – в глазах дамы почему-то появилось мечтательное выражение.
– Ну-ну… – поторопила Арина.
– Молодой человек к ней приходил, – сообщила Галина Леонидовна и вдруг вздохнула. – Красивый – умереть не встать! Ну вот как я прям не знаю, даже в кино такого не увидишь, честное слово!
– Я в курсе, – улыбнулась Арина. Значит, незадолго до смерти старой Райской ее посещал ныне покойный Филипп. Важно это? Нет? – посомневавшись секунду-другую по поводу того, что опознание не по форме, она показала Галине Леонидовне одну из позаимствованных в гримерке фотографий, на которой загадочно улыбающийся Филипп сидел у барной стойки с бокалом чего-то полосатого, – Вот этот?.
– Точно, он! – Галина Леонидовна еще раз мечтательно вздохнула. – Ну так я ее потом спросила… нет, не подумайте… но для кардиологической динамики все важно, стрессы там, огорчения, и наоборот тоже… – Галина Леонидовна почему-то стала запинаться. Как, впрочем, почти все дамы, которых угораздило попасть под филиппово обаяние.
Деловитым тоном Арина постаралась вернуть ее в повседневность:
– И что Райская?
– Ну я ее спросила, не внучек ли это ее, а она, знаете, глазом на меня эдак зыркнула. У меня, говорит, деточка, никогда никаких детей не было. В смысле, внучку взяться неоткуда. А это, сказала… такое слово какое-то странное… а! – бирюзовая дама просияла лицом. – Мое утешение, она сказала!
– Понятно, – кивнула Арина, вопреки внутреннему ералашу: ничего ей пока не было понятно. Хотя «утешение»… да, что-то в этом было. – Скажите мне… Калерия Стефановна умерла… внезапно?
– Так любая смерть внезапна, – усмехнулась златовласая завотделением. – Но если у вас возникли какие-то сомнения… нет, ничего криминального в этой смерти, безусловно, не было. У Райской действительно были… проблемы с сердечно-сосудистой системой. Если нужно, и если вы предоставите соответствующий документ, мы сможем вам это объяснить подробно. Еще лет пять назад мы ей предлагали, да что там – настаивали на необходимости поставить кардиостимулятор.
– И что, она отказалась? – довольно скептически перебила Арина.
– Почему отказалась. Согласилась. Сказала, что разберется со всякой бытовой мелочью и ляжет на операцию.
– И?
– И так пять лет. И не потому что она хотела обратиться к другим специалистам – сейчас модно лечиться то в Израиле, то в Австрии, то в Штатах. Я, собственно, и не возражала бы. Но Калерия Стефановна ничего такого не планировала. Просто ей месяц за месяцем что-то мешало. То ей на Ибицу позарез захотелось, то осень мрачная выдалась, то еще что. Ну и дотянула. Ее привезли по «скорой». Мы купировали, конечно, что могли и как могли. И она сказала – давайте уже сейчас, что ли, все сделаем, пока я тут, а то я еще сто лет тянуть буду. Но сразу-то нельзя было. Нужно было подготовить ее к операции… И мы… не успели.
– Да не мы не успели! – вклинилась бирюзовая Галина Леонидовна. – А раньше думать надо было!
– Ну… да, – кивнула златовласка и повернулась к Арине. – Если вам нужно отдельное заключение…
Арина помотала головой – не нужно заключения.
И зачем я сюда ходила, подумала она, оглядывая восьмиэтажный «кирпич», обрамленный снизу стеклянными дверями. Ответственность? Скорее уж самоотверженность. Да, другое имя для профессии следователя – самоотверженность. А всякие там скачко и баклушины, которые вроде бы тоже следователи… ладно, пустое!
Надо было возвращаться в следственный комитет, но… она еще раз окинула взглядом уходящий в низкие тучи «кирпич»…
Ляля так и не позвонила, телефон ее не отвечал – может, секретарша номер перепутала? – да и список клиентуры Филиппа управляющий прислать не удосужился. Пора было ему намекнуть, что это уже тянет на создание помех следствию. Не хотел сам – пусть составляет список прямо в ее присутствии. Ну да оно и к лучшему. Возможно, удастся соотнести этот самый список с разноцветными каракулями в блокноте погибшего.