Огонь блаженной Серафимы

— Великая ведьма…

— Величайшая была!

— Сами вы были! — наорала я на Бубусика, виляющего хвостом. — А Маняша есть. Она сдюжит, ко мне вернется. Пошли прочь! Оставьте нас! Живо!

Что ж ты, нянюшка, натворила?

Я погладила ее плечи, волосы, сложила на груди холодные руки, подумала, что как у покойницы получилось, еще пуще зарыдала. Слезы быстро кончились или не быстро, времени я не ощущала, я выла протяжно, раскачиваясь на коленях из стороны в сторону.

А потом щеку обожгло пощечиной, от которой голова мотнулась, вторая пощечина вернула ее на место.

— Прости, барышня Абызова, — сказала Геля, — солей не припасла. Ну, соберись!

Сыскарка сызнова занесла руку.

— Только попробуй. — Слова мои вырвались изо рта огненной струйкой.

Попович отшатнулась, и мне на голову полилась вода. Я заморгала, охнула, вытираясь, Геля поставила на стол кувшин и виновато улыбнулась:

— Исключительные обстоятельства требуют исключительных действий. Прости. После, если захочешь, подеремся.

— Я, Евангелина Романовна, барышня приличная, драться не научена, — капризно протянула я, поднимаясь на ноги. — Будем считать, что ты только что за ночные кошмары рассчиталась.

Геля расцеловала меня в обе горящие щеки и набросила полотенце на плечи:

— Давай, блаженная, вытирайся. Совет держать будем.

Пока я приводила себя в порядок, сыскарка подошла к постели, кончиками пальцев прикоснулась к Маняшиной шее, потрогала жилку на руке:

— Пульс слабенький, но он есть, и вполне ритмичный. Погоди еще няньку свою хоронить.

— Она за гранью сейчас блуждает. — Вытряхнув из волос шпильки, я распустила по спине волосы и высвободила чуточку силы. — Любой сновидец ее вывел бы почти без усилий.

Геля пожала плечами:

— В чардействах ваших понимаю не особо, но уверена, что мы что-нибудь придумаем. Кстати, Серафима Карповна, я и не знала, что ты себе дома в столице покупаешь.

— Не дома, а дом. — От меня шел пар, и я помахала руками, его разгоняя. — Я сюрприз тебе сделать хотела, что соседками станем, потому и не рассказывала.

Мы оставили Маняшу и спустились на первый этаж, в столовую, где Марты уже накрыли стол, на котором пыхтел самовар в унисон с пыхтением жующего Гавра.

— Присаживайтесь, — кивнул Семен Аристархович, избавившийся от железных вериг и меховых одежд, по крайней мере, по пояс.

Теперь выглядел он неким мифическим получеловеком, шерстистым снизу, а сверху облаченным в мешковатую грязную сорочку.

Я присела, повернула веточку самовара, принялась на правах хозяйки разливать чай. На белой скатерти красиво смотрелись плошки с разноцветным вареньем и аршинное блюдо, полное ватрушек.

Геля ахнула, Зорин вздохнул и отобрал у меня чашку, кипяток из которой, оказывается, лился мне на пальцы. Я посмотрела на свою руку, на Ивана, всхлипнула, но слезы сдержала.

— Закуска! — сказал Мамаев умильно и стал закусывать. — Если кому-то вдруг любопытно, то я жив, здоров и готов к драке.

Девица Фюллиг пододвинула к руке Эльдара вазочку с вареньем и попыталась исчезнуть за моей спиной.

— Ведьма? — спросила я строго, обернулась, обжигая взглядом Марту Царт. — Обе ведьмы? А кто мне божился, что нет, кто тела свои для осмотра предлагал?

Горничные потупились смущенно.

— Серафима, — сказала Геля, махнув рукой, — посчитай, что удача их при тебе нахождения вранье перекрывает, и прости.

Крестовский кашлянул, собираясь что-то изречь, но я не дала. Это мой дом, я здесь хозяйка, и мне здесь председательствовать.

— Евангелина Романовна, — проговорила я с нажимом. — Для начала мне хотелось бы узнать обо всем, что происходило с того момента, как мы с тобой у Бобыниных расстались.

И лишь потом со значением посмотрела на Семена Аристарховича. Рыжий чародей откинулся в кресле и скрестил на груди руки, но Геле кивнул начальственно, излагай-де.

Она изложила, толково, по пунктам. Когда пункте на восьмом в рассказе возникла Лариса Павловна Шароклякина, я сжала ладонями гудящую голову. Слишком много всего на меня навалилось.

— …и тогда мы составили ведьмин круг, который заперла Мария Анисьевна. Что именно после происходило, судить не берусь, мельтешения всякие и звуки, я сомлела, а, когда в себя пришла, Семен с Иваном были здесь, а дамы, которые «ОБС», напротив, уже разъехались.

Закончив, Геля надкусила ватрушку, а вторую как бы случайно уронила под стол.

— Теперь, — саркастично проговорил Крестовский, — когда любопытство Серафимы Карповны удовлетворено, мы обязаны…


— Что вы делали на Руяне? — перебила я.

— Боюсь, любезнейшая барышня Абызова…

— Искали настоящие тела навов, — вступил Зорин.

— Иван Иванович!

Начальственный окрик заставил меня поморщиться.

— Будьте столь любезны, Семен Аристархович, в доме моем голоса не повышать!

— Серафима Карповна, при всем уважении…

— При всем уважении, ваше превосходительство…

Я искрила, синие глаза Крестовского наливались нехорошим огнем.

— Ванечка, — весело предложила Геля, — давай дуэлянтов сих по углам ринга разведем, чтобы остыли.

Я пищала и лягалась, когда Болван Иванович подхватил меня на руки и вынес из столовой, и укусила его за ухо, когда мы проходили гостиную.

— Бешеная.

— Болван!

Не утруждаясь возражениями, чародей сгрузил меня на укрытый пыльным чехлом диван в малой гостиной, сел рядом и удержал за запястья готовые драться руки.

— Что он с тобой делал?

— Да ничего! — фыркнула я. — Ничегошеньки! Это со стороны могло показаться, что мы страсти предались, на самом деле мы силы объединяли!

— Я не об Эльдаре.

— А о ком? — Удивившись, я расслабила руки, но Иван продолжал держать мои ладони в своих.

— О фальшивом князе Кошкине.

Взглянув в голубые зоринские глаза, я увидела в них такую холодную ярость, такое бешенство, что вздрогнула. Что это с ним?

Истолковав мое молчание превратно, Зорин скрипнул зубами:

— Ты тут посиди пока, мне отлучиться надобно.

— Куда? — теперь я вцепилась в его руки, не отпуская. — Зачем?

— Раскатаю этого… этого…

Я гортанно рассмеялась и быстро взгромоздилась на мужские колени, чтоб уж точно уйти не смог, зашептала на ухо:

— Цела твоя Фима, дурачок, тебя дожидается.

Иван обнял меня за талию, прижал к себе:

— Я не должен был тебя оставлять, но отчего-то решил, что пока опасность тебе не грозит, что я успею…

— Я видела тебя на каких-то чародейских путях, — похвасталась я, прислушиваясь к стуку его сердца. — Испугалась, что ты погиб, и за тобою на тот свет идти собиралась.

— Мы излазили этот чертов Руян чуть не до центра земли, мы нашли то, что искали. Но я не должен был тебя оставлять. Если бы Маняша не смогла нас вовремя вытащить, даже вообразить страшно.

— Что нашли? — отстранившись, я заглянула Зорину в лицо. — Настоящие тела?

— Помнишь, ты сказала как-то, что у Крампуса хозяин быть должен?

Я не помнила, а врать не хотелось. Поэтому я просто прижалась к его груди, побуждая продолжать рассказ.

— Твари, с которыми мы схлестнулись, изгнанники, беглецы из своего навского королевства, поэтому таиться им приходилось ото всех, и от нас, людей, и от своих немногочисленных сородичей, время от времени пятнающих землю берендийскую. Руян стал им лежбищем, схроном, основной базой. Некогда волшебный остров, на котором не обретается ни единого чародея, только проживает с десяток дряхлых ведьм, которые не то что навредить чужакам, защититься толком не способны. Мне следовало насторожиться в первый же день, когда ты разыскала в скалах навье капище. Не должны были они так далеко на севере попадаться. Но я…

— Зорин, — попросила я, — не начинай во всем подряд себя винить, не ты первый чародей, что на руянских курортах прохлаждался. Кстати, а как давно они там обосновались?

— Давненько. То, что мы видим сейчас, не первая и не вторая смена личин. Долго оставаться на острове им не пришлось, и захваченные тела местных жителей сменились, не дожидаясь одряхления. На курорт прибывали люди разные, почтенные, а убывали…

Я поежилась:

— Какой кошмар.