Огненное побережье

По понтонному мосту на Синай пошли танки. Много танков, сотни танков…

Когда Звягинцев добрался до моста, он увидел Короткова, стоящего рядом с броневиком.

– Ну, и как там? – спросил Даня. В его глазах сквозил неподдельный интерес.

– Слишком гладко, прямо как по писаному, – буркнул Борис. – Посмотрим, что в ответ прилетит – а оно непременно прилетит. Ладно, поехали.

На этой войне он душой не поддерживал никакую из сторон противостояния, а просто выполнял свою работу. Несмотря на еврейское происхождение, Звягинцев был воспитан в советской парадигме и с насмешкой воспринимал любые религии, включая иудаизм. Впрочем, как и его предки по матери. А бабушка Бориса вообще была пламенной большевичкой и воевала в конной армии Буденного. Ее похороны даже посетил сам секретарь райкома, прочел прощальную речь. До приезда в Египет Звягинцев знал об Израиле лишь то, что там процветает сионизм. Да и сейчас он не особо интересовался укладом израильской жизни. Кроме ее военной составляющей, естественно.

Броневик вклинился в колонну танков, шедших по мосту. Достигнув противоположного берега и миновав один из проходов, водитель свернул в сторону и поехал параллельным курсом, обгоняя колонну.

По дороге Борис размышлял о том, что операция не без помощи советских специалистов действительно была хорошо спланирована и произведена внезапно. Этот бросок явно ошеломил израильтян – они слегка расслабились после Шестидневной войны. Но это далеко не конец, продолжение последует. Израильская армия по вооружениям ни в чем Египту не уступает, а боевым духом превосходит. И в отличие от арабов они серьезно занимаются своим вооружением: изобретают новые виды оружия, модифицирует имеющиеся в наличии и интенсивно обучают личный состав. Их можно понять: после тысячелетних блужданий по всему свету, эмигрируя из страны в страну, евреи наконец-то получили собственное государство и теперь будут защищать его беззаветно и страстно, невзирая ни на какие трудности. «Только вот какого лешего они полезли в Египет и Сирию? А сейчас вообще начинается война на два фронта, могут и в ситуацию попасть, как многие до них».

Его размышления прервал дальний грохот взрывов, поднявших тучи песка.

Водитель проехал еще немного и остановил броневик, пропуская вперед танки.

– Ты чего? – спросил Борис.

– Там евреи из минометов лупят. Танкам все равно, а вот нам нет. Пехоте, залегшей за танками, тоже не все равно, но они хоть не в чистом поле.

Звягинцев вышел из бронетранспортера, достал бинокль и начал наблюдать за разворачивающейся картиной.

Группа танков расположилась в шахматном порядке, прикрывая залегшую пехоту, и непрерывно лупила по бетонным укреплениям, неумолимо превращая их в руины. Оттуда огрызались минометным огнем и пулеметными очередями. Потери несли обе стороны. Но силы были явно неравны, и остатки защитников мини-крепости не выдержали и побежали. Их никто не преследовал. Вскоре над остатками укреплений подняли египетский флаг.

Лавируя между танками по наводке египетских солдат, броневик добрался до танка командира дивизии. Высокий, худощавый мужчина, полковник с подстриженными усиками и массивным золотым перстнем на пальце стоял в окружении нескольких офицеров. Они представились, предъявили документы, и Коротков спросил:

– Сегодня будет продолжение?

– Приказа не было. Переночуем здесь, а утро покажет. Мы обязаны вернуть Синай. – Полковник говорил акцентированно и пафосно, что неудивительно – сегодня он был победителем.

Борис, поняв, что здесь он ничего полезного не услышит, вернулся к своему броневику и связался с начальством по рации. Получил команду «отбой», броневик отправился в обратный путь. Когда они переехали мост, на небе прорезались звезды, ветер стих – природа погружалась в сон.





Судный день




Разведвзвод Стрельцова был взводом только по названию, а по сути у него в подчинении находились всего пять человек. Но надо сказать, что все они понюхали пороху, поучаствовав в Шестидневной.

Близился праздник Йом-Кипур, поэтому личный состав рвался в увольнение. Кому охота сидеть больше суток без еды и без света? В ЦАХАЛе за соблюдением запретов Судного дня следили строго. Павел решил поиграть в демократию и, собрав бойцов, предложил обсудить вопрос, кто пойдет в увольнение. Из шестерых можно было отпустить только троих. Разгорелась бурная дискуссия, едва не переросшая в драку. Паше скоро надоела пустопорожняя болтовня, и он применил старый метод «вы посовещались, а я решил». Здесь все-таки армия, а не кнессет!

– Я могу просто приказать, но все-таки хочу внести элемент справедливости. Во время Судного дня курить запрещено. А у нас курящих трое: я, Давид и Натан. Вот мы и пойдем в увольнение.

Возражений не последовало.

Павел слегка слукавил – его командир бригады уже отпустил в увольнение, хотя не очень-то и хотел это делать, как будто предчувствуя что-то.

– Ко мне жена приезжает, – напирал Павел.

– Но ведь в праздник запрещено с женщинами баловаться, – возразил Дакан с серьезной миной, но смеющимися глазами.

– У меня еще целых десять часов – успею до праздника, – возразил Павел.

– Ладно, успевай. Впиши еще двоих и оформляй увольнительные. – Дакан не выдержал и захихикал, что случалось крайне редко.

Троицу подбросили до Ашдота, а потом они разъехались по разным направлениям.

Павел направился в Яффу. Вариант празднования предложила Элис – у ее подруги там имелась свободная квартира. Он никогда не был в этом городе, но быстро отыскал нужный дом – благо, городишко невелик.

Квартира располагалась на втором этаже. Элис открыла дверь и уставилась на мужа большущими карими глазищами.

– Да я это, я. – Павел улыбнулся.

Когда он захлопнул входную дверь, Элис бросилась ему на шею и покрыла поцелуями его лицо. Они не виделись больше месяца. Павел подхватил ее на руки, унес в спальню и положил на разобранную кровать. В отличие от мужа Элис была практичной девушкой и подготовилась к встрече серьезно. Паша снял ремень с кобурой, потом быстро избавился от военной формы и юркнул под тонкое одеяло. Элис в постели была то неистовой, то ласковой и нежной.

Когда пришло первое насыщение, они раскинулись на широкой кровати и на некоторое время замолчали.

Первым заговорил Павел:


– А теперь давай кайся, как положено перед Судным днем: с кем ты мне изменяла?

– С солнечным светом, – немного помедлив, отреагировала Элис. – На дурацкие вопросы я даю дурацкие ответы… Нам пора вставать и готовиться к празднику.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты что, собрался сутки поститься? – возмутилась Элис. – Уж не принял ли иудаизм? К вечеру все позакрывают, включая рестораны, поэтому надо запастись едой. Я кое-что уже закупила – приготовим котлеты с картошкой. С водой у нас все в порядке – в некоторых отелях воду перекрывают, придурки. И потом, ты что, в военной форме собираешься по городу разгуливать? Нужна белая одежда, надо купить.

Павел рассмеялся – он представил себе хасида в белом балахоне и в ковбойской шляпе типа «Стетсон» с торчащими из-под полей пейсами.

– Чего ты веселишься? – поинтересовалась Элис.

– Женщины – это прекрасные цветы, источающие аромат желания, но вот умные мысли в их красивые головки забредают редко.

– Ну, так дай их взаймы. – Элис умела дать сдачи в словесных баталиях. – А чего ты все-таки смеялся? – Она потеребила его плечо.

Павел рассказал про хасида в ковбойской шляпе, и женщина тоже расхохоталась.

– И еще с «кольтом» на поясе!..

…Базар кипел от избытка покупателей, многие желали запастись едой впрок. Супруги прошлись по базару и купили продуктов, включая красное сухое вино. Потом заглянули в магазин одежды.

– Может быть, купим тебе белые шорты? – предложила Элис.

– Ну уж нет, – отмахнулся Павел.

Он терпеть не мог шорты, считая, что из них ноги торчат, как суковатые поленья. Купили белый полотняный костюм и почти белые сандалии.

– Где можно покурить? – спросил Павел, когда они вернулись в квартиру.

Элис не курила и плохо переносила табачный дым.

– Лучше на кухне. А вообще, где хочешь, – ответила она.

– Какой либерализм – «где хочешь»! – Павел воздел руки к потолку.

– А чтобы вопреки. Терпеть не могу все эти ограничения, – пояснила Элис.

Они заснули только под утро: занимались любовью, пили терпкое вино и снова занимались любовью. Проснувшись ближе к обеду, они приняли душ и отправились на прогулку по древнему городу.

Осмотрев достопримечательности, они примостились на плетеные стулья за столиком уличного кафе и стали наблюдать за окружающей публикой.

Дама средних лет, покрутив над головой курицей, передала ее полноватому мужчине, одетому в обноски.

– Судя по толстой роже, он не сильно страдает от голода, – прокомментировал Павел. – Хотя, может быть, ему каждый день курицу крутят… А можно я тебя буду звать Алисой, чтобы чудесатее было?

– Удивил! Меня многие так зовут.

Неподалеку что-то вещал раввин, окруженный кучкой прохожих. Паша прислушался.

– Желаю вам, чтобы ваши молитвы были услышаны, чтобы были силы на духовную работу, и она приносила гармонию в сердце! Да пошлет Всевышний вам год, полный благословений! Хорошей вам записи в Книге жизни! Гмар хатима това!

– И ему по тому же месту, – с усмешкой отозвался Павел.

– Почему ты такой злой? – спросила мужа Элис.

– Не злой, а возбужденный, – ответил Павел.

У него действительно было приподнятое настроение, хотелось злословить и по-мелкому хулиганить.

По пути в Яффский порт им навстречу попалась девица – явно иностранка. Она демонстративно курила, не обращая внимания на тыкавшую в нее пальцами публику. «Англичанка? Француженка?»

Павел подскочил к ней с гадкой улыбочкой и воскликнул по-английски:

– О боже! Она курит!

Девица непонимающе замотала головой. Павел продублировал восклицание на французском. Девушка стушевалась, бросила сигарету и затоптала ее шлепанцем.

– И мне не мешало бы покурить, – со вздохом произнес Павел, когда они пришли на пристань.

– В рукав можно, – предложила Элис.

Залив был забит яхтами и другими малотоннажными судами.

– А кораблики тоже не плавают в этот праздник? – спросила Элис.