Огненная земля

От площади Норрмальмсторг они пошли в сторону «Макдоналдса». Свободные такси выстроились вдоль улицы. У входа в ресторан стайка подвыпивших девиц спорила о том, куда пойти. Одна пара, обнимаясь и пошатываясь, прошла мимо, напевая какую-то неизвестную песенку. Мелина покачнулась и схватила Николаса под руку, чтобы не упасть. Николас открыл дверцу такси, стоявшего в голове очереди, и Мелина плюхнулась на сиденье.

– Ты не проводишь меня? – неожиданно спросила она.

Николас обошел машину и сел с другой стороны. Кожаное сиденье заскрипело под тяжестью его веса.

– Риддаргатан, 14, – сказала Мелинда водителю.

Николас удивился, но промолчал. Водитель развернулся и, пересекая трамвайные рельсы и двойную сплошную, поехал в сторону Страндвэген. Чем ближе они подъезжали к Риддаргатан, тем сильнее Николаса охватывало беспокойство. Их руки нашли друг друга и сплелись в замок на сиденье в центре. Машина остановилась на красный свет у театра «Драматен». Мелина осторожно сдвинулась в его сторону, сжала его мизинец, но продолжала смотреть прямо перед собой. Николас чувствовал, как все сильнее колотится его сердце. Что это за адрес? Съемная квартира? Машина тронулась с места. Мелина продолжала сжимать его палец в своей руке. А если она пригласит его в гости? Сейчас ночь. Никто никогда об этом не узнает. Но что потом? Сможет ли он встать утром и поехать домой? Или начать с ней встречаться? Он ведь, черт возьми, похитил ее мужа и держит его взаперти, всего в двадцати километрах отсюда. Машина притормозила у дома постройки конца XIX века. Мелина повернулась к нему и посмотрела на него выжидающе, с улыбкой. Николас покачал головой.

– Я не могу, – сказал он.

Она подняла брови, но быстро нашлась. Достала из сумочки бумажник. Он положил свою руку на ее:

– Я поеду дальше.

Она открыла дверь. Он услышал стук каблука об асфальт, но затем она замерла, снова повернулась к нему, медленно наклонилась и нежно поцеловала его в щеку.





8




Консуэло была не слишком умелой наездницей. Ей было далеко до Рамоны, которая, пуская лошадь галопом, могла соперничать даже с Карлосом. А может быть, это только в его тоскующей памяти она была самой красивой, самой умной и самой быстрой? Он сам не мог понять. Но теперь, когда перед ним на гнедом жеребце скакала Консуэло, все это было не важно. Когда он помог ей сесть в седло, она, казалось, светилась от радости, как ребенок. Похлопав коня, она нагнулась к Карлосу и что-то прошептала. Или ему только показалось. Или она притворяется, чтобы не сердить его, пытается отвести беду от себя и от Рауля? Карлос подумал, что и это не имеет значения. Главное, что она тут, рядом с ним. Только это и было важно.

Он пришпорил Рейну. Кобыла поскакала быстрее и вскоре поравнялась с лошадью Консуэло. Она повернула голову, их взгляды встретились.

– Здесь красиво, – прокричала она, заглушая стук копыт о каменистое дно реки. – Это все принадлежит вам?

– Это собственность Колонии.

– То есть ваша?

Они свернули в русло ручья, ведущего к запруде. Карлос достал фляжку с водой и протянул ее Консуэло. Она закинула голову назад и сделала несколько глотков. Ее шляпа съехала на плечи. Консуэло улыбнулась и вернула ее на место.

– Я всего лишь руководитель. Мастерские, фабрики, больница, школа, земля, скот, шахты принадлежат всем здешним немцам через акционерное общество «Алемань».

– Вы по-прежнему считаете себя немцами? Вы ведь родились здесь, в Чили?

Карлос потянул поводья влево, чтобы объехать огромный валун.

– Да, но то, что мы по-прежнему зовем себя немцами, это скорее ваша заслуга, а не наша, – сказал он и взял протянутую ему фляжку с водой. – Я чилиец, родился здесь, говорю по-испански лучше, чем по-немецки, но все равно считаюсь чужаком, ко мне относятся как к иностранцу, и все только потому, что у меня светлые волосы и голубые глаза.

– А вы сами чувствуете себя чужим?

Он взглянул в сторону гор. Солнечные лучи еще только начали пробиваться сквозь утренние сумерки. Облака лежали покрывалом на горных вершинах.

– Не столько чужаком, сколько другим, – ответил он.

– Так же, как и мы, цыгане. Мы живем среди вас, но не с вами.

– Да, мы тоже, как и вы, цыгане. Хотя твои предки, вероятно, оказались здесь, в Южной Америке, задолго до моих. Скорее всего, они были родом с Балкан. В девятнадцатом столетии, лет сто тому назад, они перешли горную цепь Анд со стороны Аргентины и поселились в этих местах.

– Я ничего этого и не знала. А где находятся эти Балканы?

– В Юго-Восточной Европе.

– Получается, что мы оба европейцы.

Консуэло улыбнулась, а Карлос рассмеялся. Он сам не понял почему. То ли его рассмешили ее слова, то ли обрадовала ее улыбка.

– Да, мы оба европейцы. Европейцы на самом краю земли.

Пока Карлос снимал седла с лошадиных спин, Консуэло расстелила одеяло под тополем и достала пакеты с провизией. Солнечные лучи начали пробиваться сквозь прорехи в облаках. Скоро облака совсем исчезнут за горной цепью и засияет голубое небо. Отпустив лошадей пастись, Карлос присел на одеяло рядом с девушкой. Прежняя легкость в их отношениях сменилась тревожным напряжением. Карлос растерялся. Ему хотелось вернуть прежнюю беззаботность. Консуэло тоже почувствовала перемену в настроении. Она не отрываясь смотрела в сторону пруда, где паслись лошади.

– Разденься.

Она беззвучно повиновалась. Сняла трусы и стянула платье через голову. Затем легла на живот и изогнулась так, чтобы ему было удобнее овладеть ею.

– Я не это имел в виду.


Он откашлялся.

– Я хотел, чтобы ты искупалась. Твоя мать… Рамона любила купаться.

Консуэло встала, убрала свои темные волосы в узел и медленно пошла к запруде. Карлос провожал ее взглядом. Она вошла в воду. Ее обнаженные и влажные бедра блестели в лучах восходящего солнца. Карлосу показалось, что перед ним снова живая Рамона. Он лег на спину, положил руки под голову и посмотрел наверх, на тополиную крону. До его слуха доносились шум ветра, шелест листьев, всплески воды в пруду, где купалась Консуэло. Дремота овладела им, и он потерял счет времени. Как будто снова вернулись восьмидесятые, ему снова двадцать, Рамона чуть моложе. Они мечтают о детях, говорят о будущем. Ему так же, как и ей, непозволительно связывать свою жизнь с чужими. Но тогда это их не беспокоило. Тогда не беспокоило.

После смерти отца Карлос мог делать все, что ему заблагорассудится. Но отец упрямо цеплялся за жизнь и не собирался умирать. Время шло. Семья Рамоны втайне от нее решила ее будущее и отправила в Вальдивиа. Рамона успела родить Консуэло до того, как болезнь одолела ее. В другой жизни, при других обстоятельствах Консуэло вполне могла бы быть их с Карлосом дочерью. «У человека всего одна жизнь, надеяться на другое – безумие», – прошептал он самому себе.

Консуэло вышла из воды. Когда она приблизилась, он взял полотенце, развернул его и протянул ей. Пока она вытиралась, он разобрал пакеты с едой. Багет, смазанный оливковым маслом, с помидорами, а сверху ломтики копченой свинины, маленькая миска с оливками и свежий лук. Он протянул ей бутерброд, и она надкусила его. Они молча начали есть, наблюдая за пасущимися лошадьми. Когда они доели бутерброды, Карлос очистил лук и протянул его Консуэло.

– Попробуй.

– Вот так, просто? Как яблоко?

Он кивнул.

– Когда-то давно я читал об этом в книжке. Один бродяга на Ближнем Востоке ел лук таким образом. Единственное, что он любил больше репчатого лука, это родину. Я и Рамона, мы решили попробовать. Ей нравилась книга, но не нравилось есть лук. Я хотел бы посмотреть, понравится ли тебе.

– Так вы ели лук?

– Ели, и много.

Консуэло посмотрела на головку лука. Она была большая и белая, как снежок, в ее загорелых руках.

– Она была первой женщиной среди нашей родни, которая умела читать, – произнесла она задумчиво.

– Я знаю. Я сам учил ее.

– Моему отцу это не нравилось. Когда он видел ее с книгой, он ее бил.

Карлос не ответил.

– А английскому языку тоже вы ее научили? – спросила Консуэло.

– Да. Я хотел, чтобы она выучила немецкий, но она сказала, что ей это ни к чему. Она любила старые черно-белые голливудские фильмы.

– Я знаю. Именно поэтому я тоже выучила английский.

– Как?

– Мой отец один не мог уделять моему воспитанию достаточно времени и отдал меня в школу при монастыре. Одна из сестер была американкой, и, когда она узнала, что моя мать говорила по-английски, она предложила мне учить с ней английский.

Консуэло смущенно улыбнулась и неуверенно поднесла лук ко рту. Откусила небольшой кусок. Задумчиво разжевала и проглотила его.

– Непривычный вкус, – сказала она, – но есть можно.





9




– Рюттарвэген… 47. Это здесь, – сказал шофер и затормозил.

Вдоль улицы стояли окрашенные в белый цвет таунхаусы с гаражами и ухоженными зелеными лужайками. Все было добротным и содержалось в идеальном порядке. Ванесса расплатилась и вышла из машины. Пахло жидкостью для разжигания углей и дымом от гриля. На въезде стояла белая «Вольво ХС60» Юнаса Йенсена. Слева от въезда – мусорный бак и емкость для сбора компоста. Ванесса заглянула в окно около входной двери. Сквозь стекло можно было разглядеть прихожую и лестницу, ведущую вниз, в гостиную. Она позвонила в дверь. Юнас появился на лестнице. Загорелый, в белой футболке, джинсовых шортах и сандалиях на босу ногу. Он открыл дверь.

– Хорошо, что смогла приехать, – радостно сказал он. – Обувь можешь не снимать, мы сядем на террасе за домом. Все готово.

– Я захватила вот это, – Ванесса протянула ему бутылку красного вина.

– Спасибо.

Он повернулся, перешагнул через детскую обувь, разбросанную по полу, и начал спускаться по лестнице. Ванесса последовала за ним. В гостиной кроме дивана и кресел стоял обеденный стол и подставка с телевизором.

– Возьми себе пива, если хочешь. – крикнул он из сада.

Ванесса пошла на кухню, открыла холодильник, взяла одну бутылку «Короны». Вышла на террасу и присела у деревянного садового стола под навесом. Большую часть участка занимал основательный деревянный настил. За ним, на траве, стоял детский батут и желтый детский домик. От соседей участок отделяла живая изгородь из невысокого кустарника. Юнас подошел к грилю в форме глобуса, поднял верхнюю часть и проверил температуру внутри.

– Подождем еще немного с отбивными, пока нагреется как следует, – сказал он.

– Почему мужчинам так нравится возиться с грилем?