Огненная кровь

– Ладно. А третья причина?

Блоха взглянул ей в глаза:

– Если дела обернутся плохо, там трупами все завалит, как осенними листьями.

– Действительно, – медленно кивнула Пирр и улыбнулась ему. – Великое приношение богу.

– А ты? – накинулась на командира крыла Гвенна. – Ты, предупредив ил Торнью, вернешься? Почему затыкаешь бутылочное горлышко нами? То есть я готова, я хочу помочь, но вы, сраные ветераны…

– Нам, сраным ветеранам, – ответил Блоха, – причитается самая трудная работа.

– А именно? – спросила Анник.

– А именно – убить Длинного Кулака и прикормленного им лича, изменника кеттрал, пока они до вас не добрались.





36




Лучшая таверна Аатс-Кила оказалась не больно-то хороша. Солдаты, как могли, приготовили ее для Адер – отскребли полы, повесили на бревенчатые стены светильники, разожгли жаркий огонь в большом камине, – но двухэтажное строение посреди городка осталось той же деревянной халупой, и ее главный зал, хоть и обширный, производил мрачное впечатление. Сквозь щели между бревнами врывался холодный северный ветер. Рогатые головы лосей и оленей смотрели на опасливо ступающую по половицам девушку застывшими глазами.

Едва посыльный отправился за ил Торньей, Фултон тщательно осмотрел зал, заглянул за все двери, проверил под дощатыми столами и стульями и даже в жаркий камин сунул голову, будто опасался, не выскочит ли кто из гудящего пламени. Убедившись в безопасности помещения, он с обнаженным клинком занял место у входной двери.

– Убить его, как войдет, ваше сияние? – спросил эдолиец.

Адер колебалась. Ладони взмокли, холодный пот проступил вдоль хребта. Сердце колотилось о ребра. Можно было покончить со всем разом, едва кенаранг шагнет в дверь. Однако…

Она медленно покачала головой:

– Нет, я еще слишком многого не понимаю. Прежде мне нужно с ним поговорить.

Эдолиец стиснул зубы. Его раны, нанесенные Негасимым Колодцем, почти зажили, и он немного отъелся со времени гонки от Рассветного дворца, но что-то в нем безнадежно переменилось. Фултон всегда был строг и даже суров. Но его суровость смягчалась легкомыслием Бирча и нескрываемой привязанностью к молодому товарищу. Без Бирча он превратился в сухое воплощение воинского долга.

– Я бы попросил вас, ваше сияние, все время держаться так, чтобы между вами и кенарангом был стол. – Он кивнул на широкую сосновую столешницу в пятнах жира и кругах от пивных кружек. – Я буду рядом, но и расстояние не помешает.

– Все еще думаешь, он попытается меня убить? – спросила Адер.

– Думаю, любой может попытаться вас убить, ваше сияние, – ответил Фултон. – Работа у меня такая.

Адер, вдруг обессилев, покачала головой и обернулась к Нире с Оши. Старик не замечал напряжения между людьми; он забился в темный угол и сидел там, ласково поглаживая повешенную на стену голову черного медведя. Минуту Адер разглядывала его, гадая, каково это – так много прожить и так мало запомнить. Собственная короткая жизнь иногда представлялась ей готовым лопнуть мешком с событиями, память переполнялась воспоминаниями, которых ни понять, ни выбросить из головы.

– Он скоро будет, – обратилась она к Нире. – Что посоветуешь?

Старуха нахмурилась:

– Говорят, он большой умник?

– Его, Кент побери, называют гением, – с горечью подтвердила Адер. – В военных делах я ничего не смыслю, но моего отца он точно переиграл.

– С этими умниками такая штука, – покачала головой Нира. – Доверять поганцам нельзя, но, бывает, без них не обойтись.

– Ты предлагаешь мне сохранить жизнь убийце отца? – изумилась Адер.

Старуха вскинула брови:

– Я тебе, капризуля паршивая, предлагаю стать уже правительницей вашей чудной империшки.

– Правосудие – основа власти, – возразила Адер.

– Основа власти, – рявкнула Нира, – делать, что надо, а если ты вообразила, будто это одно и то же, так попроси своего бронированного верзилу ткнуть тебе мечом в грудь, потому что все равно долго не протянешь. Не выживешь, девочка.

Задняя дверь захлопнулась, помешав Адер ответить. Нира развернулась в готовности встретить вошедшего и тут же выругалась. Оши ушел.

– Клятый дурень, не сидится ему! – буркнула старуха, устремляясь в конец зала. – Я мигом. До моего возращения никого не убивай.

Адер хотела возразить, но старуха уже скрылась вслед за братом в глубине дома – слышались только тихая брань да постукивание трости. Фултон покачал головой:

– Не знаю, где вы такую нашли, ваше сияние, а только она – лишняя обуза.


– Такое нынче время, что один ты, Фултон, никому не обуза, – уныло ответила Адер. – А я и сама себе в тягость.

Большего она сказать не успела, потому что отворилась дверь и вошел ил Торнья, от подошв до груди забрызганный грязью. При виде его у Адер свело живот. Мужчина с улыбкой подошел к столу, радушно раскинул руки. Фултон тотчас приставил лезвие меча к шее кенаранга, и все равно Адер невольно попятилась, как пятятся от накатывающей на берег большой волны. По пути на север, от Олона к Аннуру и от Аннура к Аатс-Килу, она тысячу раз воображала это мгновение, повторяла в уме, что скажет, как будет держаться. А сейчас, оказавшись лицом к лицу с любовником, кенарангом, регентом и убийцей отца, она едва устояла на дрожащих ногах и с трудом подняла взгляд.

Если на душе у ил Торньи тоже было неспокойно, он ничем этого не выдал. Даже в запачканной одежде, он выглядел точно таким, каким ей помнился: красавцем, любезником, а пожалуй, и немного повесой. Без доспеха, в голубом шерстяном плаще поверх синей рубахи, которую заправил в узкие кожаные штаны наездника, в начищенных до блеска сапогах. Отказавшись от мундира легионера, от всякой военной формы, он в этом наряде выглядел настолько уместно, что представлялось, будто так следовало бы одеваться всем аннурским генералам; и полдюжины дорогих колец, поблескивающих на его пальцах, тоже казались вполне подходящими для войны и сражений.

Холодный северный ветер взъерошил его темные волосы, но спокойные немигающие глаза изучали Адер с прежним насмешливым любопытством. Она почувствовала себя скотиной, коровой или лошадью, выставленной на торги, и от этого чувства в ней алым огоньком разгорелась ненависть. Еще мгновение – и она бы приказала Фултону покончить с ним ударом меча.

– Твое войско мне нравится, – заговорил он, лениво махнув рукой куда-то за стену. – Хорошо выдержали переход. Не выношу армий, непригодных к переходам.

Он тряхнул головой, отгоняя досадные воспоминания, пожал плечами. Фултона и зависший у горла меч он не замечал.

– Ты, отдыхая на юге, заделалась генералом?

– Командование принял военачальник по имени Вестан Амередад, – сухо возразила Адер.

Ил Торнья вскинул брови:

– Амередад? Да, мне докладывали, но такую историю не враз проглотишь. Я, как видно, упустил пару тактов нашего последнего танца. Не ты ли давеча рвалась втоптать в грязь милых богобоязненных Сынов Пламени? – Он устремил задумчивый взгляд на стропила. – Мне вспоминается некий жрец по имени Уиниан, ныне покойный. И еще Соглашение, с таким энтузиазмом писанное тобой…

– Хватит, – презрительно бросила Адер. – Я знаю, что ты убил отца. Адив передал мне письмо, но я знала и так, давно знала. Я намерена казнить тебя за твои преступления, и если еще тяну с этим, то лишь до выяснения, что происходит здесь, на севере, с ургулами. Желаешь говорить о них, прекрасно. Если же нет, с удовольствием прикажу Фултону снести тебе голову.

– Ах…

Регент уронил между ними этот короткий слог, словно камешек-фишку на доску для ко – тихий загадочный камешек. Он даже не шевельнулся.

– Откуда узнала?

Он, казалось, не злорадствовал и не испытывал чувства вины. Ему было только… любопытно.

– Как ты узнала?

– От отца, – ответила Адер. – Пока ты готовил убийство, он вел на тебя охоту. Ударив, ты захлопнул ловушку.

Объяснение было не из внятных, но ил Торнье, как видно, хватило: он поджал губы, кивнул.

– Понимаю. Санлитун был умен. Умен и предусмотрителен. Как и его дочь.

Этот небрежно отпущенный комплимент вдребезги разбил ее хладнокровие. Сказано было так, будто Адер, даже после признания, могла броситься в его объятия, взглядом молить о похвале. Будто Сыны Пламени и клинок Фултона – который кенаранг так и не удостоил взгляда – столь же невесомы, как и призрак ее отца. Будто их можно развеять взмахом руки или дуновением ветра. Будто убийство императора и покушение на трон ничего не значили.

– Если мой отец был так умен, так осторожен, – повысила голос Адер, – зачем ты его убил?

– Если ты читала мое письмо, то знаешь: он вел к гибели Аннур, – ровным тоном ответил ил Торнья.

Взгляд его оставался прямым и трезвым. Все легкомыслие как ветром сдуло.

Адер мотнула головой. В висках у нее билась кровь.

– Отец был хорошим правителем. Одним из лучших. Он дал людям мир и процветание.

Кенаранг кивнул:

– Беда в том, что хорошим людям случается принимать плохие решения и не всегда возможно сохранить мир. – Он смерил Адер взглядом. – Ты сама быстро выучила этот урок.

– Это ты вынудил меня собрать армию, чтобы…

– Я? Разве я совершал жестокость за жестокостью? Разве я грубо пренебрегал народом Аннура? Где виселицы, на которых болтаются мои политические противники? Где выгоревшие дома? – Кенаранг покачал головой. – Если Аннур сгорит, Адер, не забывай, что это ты его подожгла.

Адер обомлела. Этот человек вонзил нож в живое сердце ее отца, взвалил вину на жреца, а теперь пытается обвинить ее?

– Ты презрел наши законы и узурпировал власть Малкенианов, – звенящим, как струна арфы, голосом проговорила она. – Я защищаю закон и законную власть.

– Очень жаль, – бросил он. – Я надеялся, ты пришла сюда защищать Аннур.

– Хочешь сказать, я для «защиты Аннура» должна сидеть сложа руки, пока ты лезешь на Нетесаный трон?

– Ваш трон – нелепое и неудобное седалище, он меня не интересует. Охотно отдал бы его тебе, только, по слухам, ты уже и сама на него вскарабкалась, ваше сияние.

Она не могла распознать, насмешка в его словах или угроза. Она ожидала от него лжи и уверток, отрицания правды на тысячи ладов. И даже после его письма никак не ожидала вот такого – откровенности и обвинений – и теперь судорожно ловила равновесие, силилась снова завладеть разговором.

– И я должна поверить, что ты не убьешь и меня, как только я стану тебе неудобна? Как убил отца и Кадена…

– К смерти твоего брата я не имею отношения.