Огненная кровь

«Зато, – уныло напомнила она себе, – не придется разыскивать их по тавернам. Вот они все».

Она проверила повязку на глазах, расправила плечи и вместе с одетой в золото толпой двинулась вперед – обычная паломница, возвращающаяся на родину своей веры. Солдаты – большей частью молодые, с кожей то бледной, как луковица, то темной, как уголь, – наблюдали за напирающей процессией. Адер ожидала, что они посторонятся, впустят верных в город, но нет, заслон остался на месте. А когда первые фургоны достигли верхней точки моста, вперед выступил плечистый мужчина с шеей толще причальной сваи. Этому было под пятьдесят, но годы не размягчили его крепких мышц.

– Стой! – громко приказал он, не потрудившись поднять руки.

Паломники смешались, забормотали, выспрашивая друг у друга, что происходит; задние обращались к тем, кто уже вышел на мост. Ладони Адер стали липкими от пота. Она заставила себя стоять, спокойно опустив руки, не вытирать их о юбку. Голова у нее плыла, словно в предчувствии обморока. Только не это. Падение – гибель, ведь паломники кинутся на помощь, снимут повязку, узнают и убьют.

«Стой! – молча твердила она себе. – Держись на ногах, Кент тебя побери!»

Сыны Пламени не двигались, но их командир обвел взглядом первый ряд людей в золотых одеждах и скривил губы.

– Где Малкениан? – наконец спросил он.

В загривок Адер вонзилась ледяная игла. Тело рвалось бежать и драться – все сразу. До перил моста всего два шага. Что внизу, ей не видно, но если спрыгнуть…

– Стой смирно, дурища, – прямо в ухо ей проскрипела Нира. – И рот держи на замке.

Адер смирно стояла на дрожащих ногах, только сердце колотилось о ребра. И скрывающая лицо повязка, и выдуманная история показались вдруг жалким, ненадежным щитом против такого множества пытливых глаз и умов. Конечно же, кто-то ее узнал или заподозрил, что неспроста эта высокая молодая женщина путешествует одна, пряча глаза от людей. Адер, вопреки приказу Ниры, уже готова была кинуться назад или через перила моста, когда стальные пальцы взяли ее за локоть.

– Что? – дернувшись, вскрикнула она и обернулась… к возникшему рядом Лехаву.

Тот угрюмо усмехнулся:

– Пошли.

– Я не…

– Конечно, ты не. – Он подтолкнул ее вперед. – Идем.

Девушка с надеждой оглянулась на Ниру, молясь в душе о помощи, но старуха молча щурилась на нее, а потом чуть заметно покачала головой.

Адер, не успев ни опомниться, ни воспротивиться, оказалась на широкой полосе между Сынами Пламени и паломниками. Лехав все держал ее за руку, так крепко, что она предчувствовала – будут синяки. Мост молчал. Сотни взглядов сверлили ей спину – взглядов большей частью недоуменных, но в иных уже разгоралась злоба. На мимолетное мгновение мелькнула надежда доиграть роль до конца, но Адер тут же отбросила безумную мысль. Лехав каким-то образом вычислил ее, узнал, с кем имеет дело. Оставалось только держаться твердо и довести задуманное до конца.

Свободной рукой Адер стянула с лица повязку.

– Я Адер уй-Малкениан, – произнесла она, – дочь убитого императора, принцесса Аннура, министр финансов. Я пришла, чтобы исправить ошибку и восстановить разорванные узы, связующие мой род с церковью богини Интарры.

Пилигримы опешили. Да и солдаты как будто немного растерялись. Но Лехав только фыркнул:

– Красиво сказано. Ты закончила?

– Нет. – Она расправила плечи, подтянулась. – Не закончила. Я буду говорить с Вестаном Амередадом, а не с его грубияном-подручным.

Мускулистый воин, первым выкликнувший ее имя, презрительно хмыкнул.

Адер, чувствуя, как все трясется внутри, обернулась к нему:

– Ты Амередад?

Этот человек выглядел невежественным и злобным, что сулило мало надежд ее делу. На ее вопрос он расхохотался в голос.

– Хватит, Камгер, – бросил Лехав.

Солдат мгновенно оборвал себя.

Адер в ужасе обернулась, осознав ошибку, но паломник, известный ей под именем Лехав, смотрел не на нее. Он указывал на мужчин и женщин, рядом с которыми шел на юг:

– Эти люди прошли долгий путь. Они устали и проголодались. Не ломай комедию, они не развлечься сюда явились. Они шли поклониться богине, а не ради фарса лживой чиновницы.

Обида изгнала дрожь из ее подгибающихся ног.

– Я не лживая и не чиновница! – обрушилась Адер на обидчика.

Лехав бросил на нее короткий взгляд, хотел что-то сказать, но передумал и вновь обернулся к толпе:

– Мать назвала меня Лехавом, но богиня дала новое имя – Амередад. Я благодарю братьев и сестер, ставших моими спутниками в дороге и в благочестии, за их кроткую и беззаветную преданность Интарре. Вы многим пожертвовали, чтобы попасть сюда: отказались от работы, семьи, безопасности, – и я обещаю, что этот новый город, святой город, примет вас, как вы того заслуживаете. Что до нее, – он, не оборачиваясь, мотнул головой на Адер, – вы своими глазами видите коварство Малкенианов. Не забывайте о нем.

Другой на его месте говорил бы еще, добивался бы рукоплесканий и топота, но Лехав, закончив, отвернулся и передал Адер в руки Камгера, не удостоив ее второго взгляда.

– Отведите ее в Гевенские погреба. Поставьте двойную стражу. Я приду, когда умоюсь, помолюсь и совершу приношение богине.

Камгер отдал честь, но Лехав уже уходил сквозь строй своих воинов, между зданиями Олона, словно Адер для него перестала существовать.


И тут ударили эдолийцы.

Первые звуки атаки она приняла за смятение и ярость толпы – вопли можно было спутать с гневными обвинениями, – потом затопотали подковы. Адер увидела изумленные, испуганные лица окруживших ее солдат, и тут же Сыны Пламени схватились за оружие, готовясь к безнадежной схватке.

Теперь Адер видела двух всадников с мечами длинней ее руки, пробивавшихся сквозь гущу воинов Интарры и яростно обрушивавшихся на пеших. Увидела разрубленную голову, отсеченную по локоть руку, увидела, как заслонившемуся мечом вбивают в лицо его же клинок. Камгер растерялся не меньше других, попытался, не выпуская ее плеча, вытянуть меч из ножен. Обернувшись, Адер успела заметить склонившегося через луку седла Фултона и его двуручник, рассекший мускулистую грудь солдата. Кровь горячее муссонного ливня брызнула Адер в лицо, и вот она свободна.

– Быстрей, госпожа! – Фултон развернул коня, протянул ей свободную руку. – В седло, пока они не опомнились!

Сознание у нее мутилось, но тело помнило свое дело. Ухватившись за руку эдолийца, Адер вскочила в седло перед ним. Сыны Пламени уже перешли в наступление. Той частью рассудка, что не была залита кровью и ужасом, Адер отметила, что Фултон похудел, постарел, глаза и щеки запали. Давно ли они с товарищем шли за ней? И зачем? Пустой вопрос в этом хаосе, глупый, но разум искал, чем отвлечься от пропитавшей ее платье крови, от криков раненых, от распростертых на мостовой трупов. Ей вдруг захотелось петь, и Адер не знала, восторг это или подступающее безумие.

Уже казалось, что они выберутся. Бирч сдерживал Сынов Пламени, а Фултон вскачь гнал коня прямо через толпу паломников.

«Выберемся!» – подумалось Адер.

Эта мысль ворвалась в голову, как свежий холодный воздух врывается в легкие.

«Мы выберемся!»

Но конь вдруг пронзительно заржал и запнулся на скаку, и вот она уже летит, летит по воздуху. Потом полет оборвался.





* * *


Подчиненные Амередада знали свое дело: ее умело и расторопно проволокли через сплетение улочек и переулков древнего города. Адер едва держалась на ногах – боль билась в ссадине на голове, в глазах все расплывалось. Она хотела спросить, живы ли Фултон с Бирчем, но кто-то вбил ей в рот вонючий кляп, так что она с трудом сдерживала рвоту от зловония и головокружения.

Маленький отряд стражи так часто сворачивал и петлял, что Адер скоро утратила чувство направления и перестала следить, где она, замечать приметы города в надежде увидеть что-то, что потом поможет спастись. Кривые переулки пахли рыбой, куркумой, дымом; в окнах и на улицах кипела жизнь, перекликались голоса. И при всем при том город отдавал мертвечиной, будто много лет как вымер.

Здания изяществом состязались с ветхостью, известка и кладка обваливались, благородные очертания стен уродовали рваные дыры. Те, что еще не уступили позору разрухи, выглядели грубыми, бури и небрежение содрали с них краску и побелку. Каждое второе здание просило починки. Олон не был разрушен и, учитывая проходившие через него потоки товаров, мог не опасаться гибели, и все же из сердца города торчал кинжал.

«Этот кинжал вонзили мы, – мрачно призналась себе Адер. – Рану нанесли Малкенианы».

Едва ли Териал уй-Малкениан, основывая собственную империю, ставил себе целью обескровить столицу древнего Креша, но свой престол он отказался в ней разместить. Деньги ушли следом за властью, и с переездом правительства в Аннур город стал ветшать. Жизнь в нем поддерживали канал и озеро – торговые пути, тянувшиеся в прожорливую столицу, но богатые особняки на набережной превратились теперь в таверны, бордели и гостинички для возчиков и утомленных трудным рейсом через озеро Баку лодочников. Несколько упорных потомков древних родов еще держались в своих фамильных домах, ветшавших из-за бедности владельцев, а в остальных хозяйничали воры и сироты, крысы и ветер.

Жалкое место для жизни, зато неприступное. Адер, пока ее волокли по улицам, насчитала не меньше десяти патрулей Амередада: закаленные воины с мечами и луками по двое стояли в тени стен или перекрывали входы в переулки. На них не было ни значков, ни форменных накидок, ничто не указывало на их связь с Сынами Пламени, но короткие кивки, которыми эти люди обменивались с ее тюремщиками, не позволяли принять их за обычных городских бандитов.

«Мерзавец превратил в свою крепость весь этот Кентом тронутый город», – уныло говорила себе Адер, спотыкаясь на неровном булыжнике.

Она попыталась представить, как Олон берут аннурские легионы, – и не сумела. Тактика легионеров не годилась для боя среди шатких стен и наваленных грудами булыжников. Сыны Пламени растворятся среди горожан, попрячутся на чердаках и в подвалах, будут постреливать из окон, на выбор сбивая врагов, чтобы тут же вновь затеряться в какой-нибудь древней кроличьей норе.

Только сейчас Адер пришло в голову, что Амередад не из одного религиозного рвения выбрал для себя Олон. Ил Торнья – блестящий генерал, но этот город не для генералов. В закоулках Олона можно убивать тысячами – никто и не заметит. Не заметит никто и смерти одной очень безрассудной принцессы.





* * *


Низкие потолки, камень, толстые стены без окон – и все же комната, в которую ее привели по бесконечным лестницам, уходившим, как видно, в погреб под погребом и еще под погребом, больше напоминала рабочий кабинет, чем узилище. На широком столе опрятными кипами лежали свернутые в трубку карты, пергаменты, письма и списки поставок. Кто-то аккуратно составил в угол несколько сосудов, на верхнем виднелась крупная надпись: «Чернила». Рваная заплесневевшая карта Олона висела на дальней стене, но рассмотреть на ней Адер сумела только мосты и темные очертания самого острова. Все здесь говорило о предусмотрительности, обдуманности, решимости. Лехав, или Амередад, как его ни называй, сидевший сейчас напротив нее, был не просто жадным до власти выскочкой из солдатских низов.

– Вы понимаете, – говорил он, открыто разглядывая Адер через грубый деревянный стол, – что многие верующие, скорее всего, почти все, хотят видеть вас на костре.

– Я принцесса из рода Малкенианов, – с напряженным спокойствием ответила Адер. – На мосту меня видели сотни людей. Убив меня, вы получите гражданскую войну, которая быстро покончит с вашей церковью.

Лехав пожал плечами:

– Верные сочтут вашу смерть справедливой местью за Уиниана. В остальном – все мы в руках Интарры.

– Уиниану Интарра не слишком помогла.

Лехав нахмурился, но не ответил, предоставив Адер гадать, выиграла она очко или погубила себя. Если этот человек захочет ее убить, тесная каморка без окон послужит ему не хуже другого места. Толстый камень стен заглушит ее крики. Кровь уйдет под грубые железные решетки в полу.

«Он не собирается меня убивать, – твердо сказала она себе, сдерживая дрожь. – Во всяком случае, не здесь».

– Что вы делали в Аннуре? – спросила Адер, пытаясь вернуть себе толику инициативы. – Зачем переоделись, зачем смешались с паломниками?

Лехав поднял бровь:

– Мне казалось, задавать вопросы полагается мне, а вам – на них отвечать.

– Но до сих пор вы не спрашивали, а угрожали.