Одна в пустой комнате

Больше часа мастер возится с моей прической, мусс, гель, лак. После неудачной попытки скопировать прическу с фотографии моем голову и по новой.

Рита внимательно следит, все контролирует.

Затем брови, ногти, увлажняющая маска. Аркадий устает, но все больше походит на Чаплина. Аркадий уже похож, а я нет.

Целый день провозились с моим перевоплощением. Аркадий прошел через весь гламурный ад. Эпиляции, пилинг-шмилинг и другие страшные слова, обозначающие процедуры, с которыми строитель никогда не сталкивался и даже не слышал о таких.

Аркадий молодец. Все выдержал. И спустя пять с лишним часов труда на меня из зеркала смотрел живой Чарли Чаплин.

Моя первая роль двойника.

Задница занемела от неподвижного сидения, поясница ноет, Аркадий проголодался, но результат того стоил. Образ вполне себе готов.

– Как тебе?

Вместо ответа я встаю и разминаю ноги. Иду по комнате, изображаю знаменитую походку Чаплина и делаю легкий неуклюжий поклон затекшей спиной.

– Да-да! Я так и представляла! – Рита взвизгивает и хлопает в ладоши. – Класс, класс, класс!

Подражать Чаплину легко. Поверьте, большинство людей с трудом представляют, как он выглядел на самом деле. Общие размытые образы, навеянные в основном низкоуровневыми двойниками. Аркадию достаточно было слегка переодеться, уложить волосы, улыбаться – и вот он, Чарли перед вами.

Но слегка переодеться, не наш уровень…

Несмотря на все усилия, это, естественно, получилась фальшивка. Жалкое подобие дилетанта-двойника. Но, как говорится, первый блин…

И благодаря этому скомканному блину, Аркадий смог почувствовать то, что я всегда испытывал, прячась за ним. Свободу. Раскрепощение. Жизнь на новом, ином уровне. Жизнь, подальше от общества, от норм и правил, от осуждений и оценок.

И это не могло не понравиться ему.

Теперь образ знаменитости скрывает Аркадия, и он может дышать полной грудью. Теперь окружающие видят не его самого, затюканного, несчастного и вечно недовольного, а лишь образ.

Аркадий с удовольствием погружается в пустоту под маской, а я еще больше отдаляюсь от реальности. Двойная ширма работает.

Удивительно, я могу наблюдать, словно со стороны, как Чаплин улыбается в зеркало, а в ответ из-под маски Аркадий без эмоций наслаждается своей новой свободой. Мне может быть до слез грустно, а за двойным барьером Чарли растягивает улыбку.

Нам предстояла большая работа.

Фразы, акцент, взгляд. Все нужно скопировать до мелочей. Симметричные брови – ошибка, никогда не делай идеально ровные брови. У большинства людей брови асимметричны. Эту асимметричность ищут пограничники на фотографии в паспорте, и именно ее искал тогда я, начинающий профессиональный подражатель.

Мы выступали на центральных улицах города, веселили толпу. Рита пела, я позировал для туристов с селфи-палкой. За сущие гроши. Но денег вполне хватало, чтобы не помереть с голоду.

Удивишься, как мало нужно фантиков для выживания.

Мне не удавалось купить дорогого вина, зато теперь не нужно возвращаться на стройку, и самое главное, я был рядом с Ритой.

Делаю глоток.

Смотрю на лжепсихиатра.

Он обыкновенно что-то помечает в журнале, но на этот раз не спускает с меня глаз. Ему кажется, он наконец что-то нащупал. Ему кажется, что я сказал что-то важное. И это что-то важное его заинтересовало.

Никто не расходится, все следят за рассказом. Ждут, когда я уже перейду к самому главному.

Им не терпится услышать, как я сознаюсь и каюсь. Собравшиеся ждут, что я вот-вот брошу необдуманную фразу, меня подловит поддельный доктор, и откроется тайна.

А я пью воду, смотрю по сторонам и ума не приложу, какую такую тайну мог бы им сообщить. И что так заинтриговало фальшивого психиатра?





⁂


– Можно мне сигарету?

Врач-пустышка приподнимает брови, от чего его узкий лоб покрывается глубокими морщинами.

– Ты же не куришь.

Он тыкает пальцем в папку с документами, мол, смотри, там все написано, все зафиксировано, я не пью и не курю. Он перелистывает ту часть, где это записано, и зачитывает. Его лоб все еще морщится, брови сведены.

Я не отвечаю.


Фальшивка просит кого-то, и передо мной почти мгновенно появляется пепельница, слоненок. Если дернуть за хобот, поднимается крышка и открывается полость для окурков, аккурат под хвостом, прямо в заднице слона. Пепельница грязная, наверное, от частого использования, и сбоку на ней липкий отпечаток.

Лжепсихиатр показывает мне запись, в которой я не курю, убеждает в своей правоте и едва заметно пожимает плечами.

Кто-то со спины передает мне пачку и зажигалку. Этот кто-то настолько незначительный, что ни я, ни лжепсихиатр не обращаем на него никакого внимания. Пустотелый манекен, из дешевого пластика. Мне лень даже обернуться и узнать, кто он. Думаю, ему и самому не хочется, чтобы я оборачивался.

Закуриваю.

Движением опытного курильщика стряхиваю пепел и одной затяжкой превращаю целую сигарету в окурок.

Пустышка угощается сигаретой и повторяет за мной. Я подравниваю пепел и молчу, пустышка тоже. Он все повторяет. Он ищет моего доверия. Наверное, их учат на их вонючих дешевых, недельных курсах, что нужно копировать позу собеседника, его интонацию. Учат, что нужно кивать, одобрительно махать своей пустой головой в такт собеседнику. Учат, что нужно внимательно слушать, нужно стать зеркалом, и только тогда выстроится доверительный мост.

Я выдуваю дым в лицо пустышке, он закашливается и кривится. Он хочет повторить за мной, но ему не хватает наглости или храбрости, чтобы дымить в мою сторону. Наивная трусливая фальшивка.

Все молчат.

Гробовая тишина.

Ждут, я чувствую их нетерпение, хотят слушать дальше.

Я спокойно докуриваю, меня никто не торопит, а самому мне торопиться некуда. Запихиваю обугленный фильтр под хвост липкому слоненку и допиваю воду.

– В то время я и подумать не мог, на что способна Рита, – продолжаю, словно и не прерывался. – Она была обычной девушкой. Вернее, необычной, но только для меня, и только в самом хорошем смысле этого слова.

Хочу отодвинуться от стола, дергаю за подлокотники, но стул намертво закреплен к полу. Лжепсихиатр замечает мои действия, он не хочет, чтобы я нервничал, озирается по сторонам. Он двигает кольцо на пальце. Фальшивка ищет, чем меня отвлечь.

– Продолжайте. Что было дальше?

Фальшивка говорит нежно, его теплый мягкий тембр должен успокаивать, должен расслаблять и усыплять бдительность, но он только раздражает. Тупая, наивная подделка.

Чарли садится на скамейку. Ноги у него гудят.

Это была длинная ночка. Город праздновал. Сотни фото с королем немого кино. Бесконечная толпа, плотный поток выпивших шумных людей.

Аркадий третий день в гриме. Чтобы не испортить прическу, спал на кулаке, сидя, прислонившись к шкафу. Он ел, широко раскрывая рот, чтобы не испортить макияж. Пил через трубочку.

Он ходил, улыбался, играл, позировал, радовал зрителей. И наконец, Чарли сел на скамейку.

Я совершенно не устал, но Аркадию нужна передышка. Как минимум присесть, но я знаю, что это ему не поможет. Нам всем нужно хорошенько выспаться.

Заключительный вечер прошел. Выступления артистов, палатки с шашлыком, салют.

Все закончилось.

Жители отмечали до утра. Чарли до утра их развлекал, и сейчас, когда словно по щелчку все улицы опустели, можно перевести дух и расслабиться.

Чарли садится на скамейку, достает из кармана конфету, ириску. Аркадий любит ириски, любит их запах. А я люблю, когда меня никто не трогает. И нас обоих ситуация устраивает.

Сижу в тишине.

Совсем еще утро. Иногда проезжают машины, дворник с ведром еще только идет на работу, редкие пошатывающиеся тела бредут домой, а я пытаюсь языком отклеить конфету от зуба.

– Рита в тот день не вернулась домой, – говорю, обращаясь к лжепсихиатру.

Подчеркиваю, «не вернулась», и слежу, чтобы он обязательно пометил у себя в записях. Пусть запишет, что я ни в чем не виноват, что я весь день провел в городе, устал, как сволочь, так что я никого не убивал.

Фальшивка пишет, я делаю паузу, жду, пусть он закончит.

Утро после городских праздников всегда холодное, одинокое и грязное. Повсюду разбросаны обертки, окурки. На охоту выбираются шатающиеся санитары улиц в поиске недопитых и брошенных бутылок.

Сижу в тишине, расслабляюсь, и передо мной приземляется жук. Большой такой, откормленный хрущ, или, как его еще называют, майский жук. Падает в метре от меня и начинает ползти к газону. Торопится, усатый, перебирает лапками.

В тот день ему не суждено было добраться до травы. Этого он никак не мог предугадать. Судьба, хотя я и не верю в нее…

Воробей перегораживает хрущу путь. Раз, два, три, шустрый клюв наносит удар за ударом. Птичка подбрасывает жука в воздух, подхватывает на лету и снова клюет. Жук тщетно пытается спастись, для него все кончено. Он переворачивается со спины и пытается взлететь, но проворный клюв треплет его из стороны в сторону, словно пасть собаки, рывками дергает и хирургически точно отделяет крыло от тела. Вслед за первым отлетает в сторону и второе. За крылом на очереди лапки. Жук не сдается, борется до конца. Но…

– Чего и стоило ожидать, в итоге клюв уносит неподвижное тело майского хруща подальше с места преступления. – Я улыбаюсь и смотрю на поддельного психиатра.

Фальшивка отрывается от записей. Смотрит на меня как-то загадочно. Он ищет подсказку.

– Ты же сейчас нам не про жука рассказал? Ведь так?

Я опять закуриваю и предлагаю фальшивке сигарету. Он игнорирует и держит ручку наготове. Напрягся весь, мой лжепсихиатр, готовится записывать признание.