Один и без оружия

— Пока на траве валялся, как будто ужалило что-то. Но точно не пуля. И не от пережитого.

— Как именно ужалило?

— Ну как шмель. Или пчела. Поначалу чувствительно было, а сейчас только немного жжется.

Они дружно переглянулись. Кроме Светланы, которая, пользуясь случаем, задремала. Сидя, прислонившись спиной к стволу дерева.

— Куда ужалило?

— Где-то между лопаток.

И ошалел от их реакции. Они смотрели на меня так, как будто со мной произошло нечто совсем нехорошее.

— Что же ты раньше-то не сказал? — Гудрон едва не кричал.

Что именно? Что меня пчела укусила? Так и раньше всякая гадость цапала. Иной раз куда больнее.

— Снимай быстро!

Что снимать? Зачем снимать? Я воззрился на него в недоумении.

— Разгрузку, лепень, футболку… все снимай, до пояса, — перечислил он все тем же приказным тоном. — Да побыстрей! Если повезет, успеем выжечь. — И добавил уже для других: — Дай бог, чтобы не геламона.

В отличие от «геламоны» значение слова «лепень» мне было знакомо. От него самого. И означало оно на тюремном жаргоне, в данном конкретном случае, мою камуфляжную куртку.

— Быстрее, Игорь, быстрее! — торопил меня Грек, хотя я, по-прежнему ничего не понимая, сбрасывал с себя одежду так быстро, как только мог.

— Как будто бы чисто, — бегло осмотрев мою спину, сказал Гудрон. — Укус есть, но явно не от геламоны. От той дырка бы осталась такая, что мизинец влезет! Может, и вправду какой-нибудь местный шершень.

— Может, мне еще и штаны с трусами скинуть? — Устроили вокруг меня какой-то цирк. Еще и Светлану разбудили.

— Скидывай, — кивнул Гудрон. — На всякий случай не помешает. Шанс небольшой, они всегда чуть ниже шеи метят, но мало ли. Мы как-нибудь переживем, а твоей даме не привыкать. — И ухмыльнулся.

— Игорь, зря ты так! Если бы это действительно была геламона, то дело серьезней некуда, — завидев выражение моей физиономии, сказал Слава Проф. И наконец-то объяснил всю шумиху: — Геламоны умудряются проникать внутрь плоти. И знаешь, что они делают первым делом? Парализуют, внедряясь в спинной мозг. Дальше все куда хуже.

Слава, куда уж хуже? Я нервно повел лопатками.

— Затем они откладывают личинки, — продолжил объяснение он. — В живом теле носителя. Или лежателя, если угодно, поскольку тот уже ни рукой ни ногой. Личинки растут, растут и, когда созреют полностью, прогрызают себе путь наружу. Говорят, на все это уходит лишь несколько дней.

— И что происходит потом?

— Смерть, что же еще?





Глава третья




Либо Грек изначально так планировал, либо недавние обстоятельства заставили его изменить маршрут, но в любом случае я оказался не прав. Вместо того чтобы спуститься к ручью и затем оказаться в укрытии между скал, мы взяли много правее, обходя его далеко стороной. К ручью мы все-таки вышли, но теперь у меня не было никакой уверенности, что он именно тот.

— Привал, — объявил Грек.

Место было не самым удачным, но Светлана выглядела настолько уставшей, что привал стоило сделать только из-за нее. Иначе вскоре придется плестись черепашьим шагом, чтобы она не отставала.

Я помог снять девушке ее рюкзачок из дерюжного мешка и усадил на ствол дерева, после чего уселся рядом.

— Сильно устала? — Как будто без того не было видно.

Самым мудрым решением было бы оставить Светлану в любом подвернувшемся селении. Да, ничего хорошего там может ее и не ждать, одну, без знакомых, которые могли бы за нее заступиться в случае необходимости. Но зато останется живой, а ведь это самое главное. Проблема в том, что до Вокзала мы будем старательно обходить их. Как можно дальше, чтобы не нарваться на неприятности. Да и не так много их, поселений, попадется нам по пути, и все они расположены в стороне. Разве что Грек решит сделать крюк.

— Я привыкну, Игорь, я обязательно втянусь! — заверила она. — Еще день-другой, и вы за мной не угонитесь.

Пришлось кивнуть, мол, нисколько в этом не сомневаюсь. Вопрос только, сколько времени на это тебе понадобится. Сам я за тот срок, что провел здесь, исходил, не осмелюсь утверждать — столько же, сколько за всю свою предыдущую жизнь, но немало. Тем не менее иногда держусь только за счет усилия воли.

— Игорь, а как ты думаешь, Янис мне одно ружье отдаст? Зачем ему два?

— Обязательно отдаст. Не сейчас, позже. — Если Янис соберется его выкидывать, заберу и отдам тебе уже сам. С другой стороны, хотел бы, давно бы уже выкинул: открутить прицел — минутное дело, даже на ходу. — А чем тебя наган не устраивает?

— А что ты сам с ним не ходишь? Вернее, почему у тебя еще и винтовка есть? — резонно поинтересовалась она, и я не нашелся что ответить. Лишь повторил:


— Отдаст. Как только научишься с ним обращаться.

Иначе станет оно для тебя бесполезной железякой весом в четыре кило, а ты и без того уже едва ноги передвигаешь.

— А еще, Света, ты молодец! — искренне сказал я.

— Ты желаешь меня ободрить?

— И это тоже. Но главное в другом.

— В чем именно?

— В том, что держишься молодцом.

Другая на твоем месте совсем иначе могла бы себя повести. Давила бы на жалость, слезами исходила или еще что. А ты просто держишься. Хотя и совсем нелегко тебе приходится, видно издалека.



После получасового привала мы шли до самого вечера, ни разу больше не останавливаясь. Я давно уже нес на себе рюкзачок Светы, который в сравнении с моим собственным казался пушинкой. Светлана терпела, хотя по ней было видно, что дорога дается ей с огромным трудом. Она даже на мои ободряющие улыбки отвечала едва заметным кивком. Наконец показалось то, ради чего мы и совершили марш-бросок такой протяженности, пытаясь успеть к закату, — темный зев входа в пещеру. О ее существовании я даже не подозревал. Но не Гудрон, который нас к ней и вывел. Причем он клятвенно уверял, что о ее существовании знают считаные единицы.

Внутрь мы попали не сразу: некоторое время таились в кустах, в то время как Янис с Греком ее обследовали на предмет притаившейся твари. Или даже целого выводка, выбравшего эту естественную полость своим домом. Мне за время своего пребывания на этой планете довелось побывать уже в довольно многих из них, и все они давали хоть какую-то иллюзию безопасности.

В отличие от некоторых других в этой не пахло ничем. Слава однажды говорил, что существует теория, согласно которой наши предки практически полностью утратили обоняние именно из-за пещерного образа жизни. Еще бы, веками, а то и тысячелетиями проживать в какой-нибудь из них, при условии что о гигиене не могло быть и речи. К тому же им было невдомек, что совсем необязательно устраивать мусорные свалки именно там, где проживаешь. Тут поневоле нюха лишишься. Хотя он же сам в этой теории и усомнился. Еще Слава добавил, что во сне у человека обоняние не работает вообще, и вот уже это факт непреложный.



— Да уж, неважнецкие у нас дела, — сказал Гриша, после того как мы наскоро перекусили и позволили дать себе несколько минут отдыха. — Если уж на охоту на Теоретика вышли даже такие криворукие и косоглазые, как те, что нам встретились, значит, желающих объявилась куча. Но ты не боись, Игореха, мы тебя не бросим!

— Я и не боюсь. Хотели бы, давно бы уже бросили.

— Тут даже не в тебе дело, — признался он.

— А в ком?

— Не в ком, а в чем. Теперь хоть какая-то цель в жизни появилась. Раньше оно как было? Выполнил работу, получил за нее пиксели, славно оттопырился день, другой, третий, неделю, и все по новой. Какой в этом был смысл? Да никакого, если разобраться. Теперь он хоть какой-то, но есть.

— У меня немного другое, — присоединился к разговору Слава. — После заявления Игоря, что он не собирается наживаться на своем даре, куском дерьма себя будешь чувствовать, если не поможешь. И без того в этом гребаном мире много раз через себя переступать приходилось, должен же быть этому конец?

— Я примерно так же думаю, — согласился с ним Янис.

— А я — нет, — заявил Гудрон. — Мне его благородство до фени. Я все жду, когда к Теоретику дар вернется, а сам он образумится. Ох и заживем мы тогда!..

Он едва ли мечтательно глаза не закатывал. Хотя и не было полной уверенности в том, что Борис говорит всерьез. Впрочем, как и обычно, — манера у него такая.

Гриша уже растянул рот в полуулыбке, чтобы сказать ему нечто едкое, когда обратил внимание на Светлану.

— Так, — поднимаясь на ноги, начал он. — Света, без тебя справимся, сам все сделаю. Отдохни лучше.

Девушка, посчитав, что готовка — ее женская обязанность, принялась хлопотать над ужином.

— Я не устала! — горячо заверила она. — И готовить умею. Честное слово!

— Верю, — кивнул Гриша. — И все же лучше отдохни. Завтра нам предстоит не меньше пройти. Так что приляг до ужина. Затем поешь и снова поспи.

Света послушно отошла от очага и присела рядом со мной.

— Может, действительно приляжешь? Сейчас постелю.

Хотя чего там стелить? Выбрал ровную площадку, откинул в сторону камешки, чтобы в бока не впивались, и после такого марш-броска брошенная прямо на землю плащ-палатка покажется пуховой периной. Ну и рюкзак вместо подушки.

Что бы она там ни говорила и в чем ни убеждала, вид ее выдавал усталость. Лицо осунулось, и под глазами тени. Прав был Григорий, когда освободил ее от готовки. Вообще-то мне самому должна была эта мысль в голову прийти. Хотя толку было бы от нее? Повар из меня тот еще, и сейчас не самое подходящее время прокачивать этот навык. И приказать тому же Грише не получилось бы.

Теоретически — без проблем. Если разобраться, в нашей компании главный не Грек — я. И именно вокруг меня все должно крутиться. Конечно же в связи с моим даром эмоционала. И все же приказать не смогу. Возможно, лидерских качеств нет, характера не хватает, чего-то еще… нет, не смогу.

Существует всего два стиля руководства — авторитарный и демократический. Примером авторитарного прекрасно может послужить армия. В ней все устроено просто: выше по званию или должности, значит, и авторитета у тебя больше. А следовательно, будь добр, исполни приказ, каким бы нелепым или даже глупым он тебе ни показался. Для армии — стиль самый правильный.

При демократическом все строится на убеждении. Доводы должны быть такими, что никаких приказов и не понадобится: сам проникнешься и исполнишь.

Кое-кто утверждает, что существует и третий — либеральный. В котором все пущено на самотек. Недаром еще он называется попустительским. Ну и как его после всего этого назвать стилем? На мой взгляд, самоустранение это, а не стиль.

Но я не об этом. Проблемы начинаются тогда, когда не имеющий достаточного авторитета человек, при условии что вы не в армии, пытается отдавать приказы. Или наоборот, когда его достаточно отдать, а людей пытаются в чем-то убедить. Что, несомненно, сочтут за слабость.

Так вот, сам я убежден: нет у меня такого авторитета, чтобы приказывать. А убеждать будет и вовсе глупо. «Сноуден, девушка устала, будь добр, замени ее!» И что ему помешает сказать в ответ: «И верно, устала. Ну так сам и замени!» И он будет прав.