Один и без оружия

Я кивнул: говорю.

— А эмоционалом может стать любой?

— Нет. Стать можно музыкантом, спортсменом и так далее. Если есть талант, то великим. В случае с эмоционалами что-то другое. Как сказал единственный мне известный, Федор Отшельник, — это либо есть, либо никогда уже не будет. Да, Валерия, вот еще что. Никогда и ни при каких обстоятельствах, не говори, из-за чего сюда попала.

— Почему?

— Здесь не принято. Такое, знаешь ли, правило, о котором мне сказали еще в самом начале моего пребывания здесь.

— А другие правила есть?

— Несомненно. Например, жить сегодняшним днем, потому что следующего может и не быть. Ну и всякие там никому не верь и никого не бойся. Что-то у нас разговор затянулся, пошли пообедаем? А по дороге еще в лавку завернем, кое-что купить нужно. Переодевайся, я за дверью подожду.

Из вежливости и еще из-за того, что вдвоем здесь не протолкнуться, настолько комнатенка невелика.



За прилавком на этот раз стоял не Яков, а другой продавец. Мелкий и невзрачный, он чем-то походил на Гришу Сноудена. Или на болезненно похудевшего Гудрона. Только этот был белобрысый, а у тех волосы темные. Вернее, продавцов оказалось два, и второй была женщина. К ней-то я Валерию и направил, вложив в ладонь несколько пикселей. Подозревал, что у Леры под халатом белья нет вообще. По крайней мере, верхняя его часть отсутствовала точно. Выдернула девушку какая-то неведомая сила прямо из дома. Может, она как раз своего парня ждала. Или даже он успел прийти. Эта мысль почему-то вызвала у меня ревность. Наверное, она на лице отразилась, потому что продавец с сочувствием спросил:

— Зубы болят?

В очередной раз убедился, что артист из меня бесталанный: никак не удается держать лицо невозмутимым.

— Нет.

И улыбнулся. Нет, не продавцу. Вспомнив Славу Профа. Вернее, его слова о том, что наш мозг обрабатывает цены теми же своими участками, что и болезненные ощущения, а сейчас предстояли немалые траты. Продавец улыбнулся в ответ, и я поспешно придал лицу деловитое выражение.

— Патронов бы мне.

Тот вздохнул:

— В последнее время с ними не очень. Привозят мало, запрашивают дорого. Ну и нам, в свою очередь, свой интерес нужно иметь. Так что выбор небогат, и цены соответствующие.

«Сейчас моему мозгу точно будет больно». — Но улыбаться я благоразумно не стал.

Меж тем словоохотливый продавец разговорился не на шутку:

— Слышал я, на Вокзале производство дымного пороха наладили и лепят патроны уже из него. Правда, пока только ружейные — винтовочные или другие кустарным способом изготавливать, сам понимаешь, те еще проблемы. Но обещают со временем и их. А пока есть только то, что имеется. С оружием куда проще — практически на выбор.

— На наган найдется хотя бы десяток? — без всякой надежды поинтересовался я.

— Примерно столько и есть.

— Все заберу.

Как любил говаривать Гриша Сноуден, наган для меня — оружие последнего шанса. А для него много и не требуется. С теми пятью, что уже есть, на два полных барабана.

— Еще бы ружейных, двенадцатого калибра. Нормальные найдутся?

Пока есть возможность, не хотелось бы собой мушкетера с его мушкетом и облаком дыма изображать.

— Сколько надо?

— Хотя бы с полсотни.

— Отыщем, — не задумываясь кивнул мой собеседник. — Есть и больше, если что.

— Пока и этого хватит.

Мне бы только до Вокзала добраться. А там, глядишь, они и вовсе станут без надобности. Если внутри его периметра занятие себе найду. Плотником, например, уж больно мне с деревом дело иметь понравилось. Дерево здесь — основной материал для чего угодно, так что без работы не останусь.

— Что-то еще?

— Нож, флягу, рюкзак, чашку, миску, ложку, по возможности плащ-палатку. На этом все.

На прилавке передо мной по очереди появилось практически все требуемое. За исключением ножа.

— Ни за что не поверю, что их нет.

— Есть. И много. Какой именно нужен? Клинок длинный? Марку стали? Серейтор?

— Клинок — с ладонь. Главное требование — чтобы мой вес выдержал, если, например, в качестве ступеньки его использую. Все остальное — без разницы.


Мне хорошо запомнилась история одного охотника, как он, обходя на тропе капканы, провалился в ручей. По грудь, зимой.

— Прибегаю к зимовью, — рассказывал он, — ручку дерг!.. А она отламывается. Дверь приморозило по всему периметру: когда уходил, внутри было жарко, снаружи мороз, льдом и схватило. Окна в зимовьях всегда маленькие — чтобы зверь не пролез. И давай я дверь ножом открывать. Поломался бы он у меня — возле порога бы и остался.

Здесь морозов нет, но если нож сломается в самый неподходящий момент, — грош ему цена. Продавец, мгновение подумав, добавил ко всему лежавшему на прилавке довольно неказистый с виду нож с обшарпанной деревянной ручкой на двух клепках. Но, судя по толщине обуха, он должен быть крепким, а большего мне и не требуется.

— Сколько?

— Давай считать вместе. Только предупреждаю сразу. Как говорил Киса Воробьянинов, торг здесь неуместен: не базар, цены фиксированные.

Не сказать, чтобы общая сумма меня устроила, но особой боли все же не почувствовал. Оставалось только навести справки.

— На Вокзал часто отсюда люди ходят?

Хотелось бы отправиться вместе с толпой, желательно помногочисленней.

— Дня через три отправятся. Туда надумал?

— Не без того.

Ждать всего три дня — это замечательно. Не у костра в шалаше их прожить придется, к тому же в приятной компании. Глядишь, и Валерию уговорю. Вокзал — он и есть Вокзал, можно сказать, областной центр. По сравнению с районным, что представляет собой Станица. И действительно, что ей здесь делать?

«А там, глядишь, и стану ей близким другом, чтобы с полным правом Лерой называть», — в очередной раз улыбнулся я. В мыслях, чтобы продавец снова не принял на свой счет.

— А что, Яков сегодня не работает? — поинтересовался я с таким видом, как будто был с ним давно и хорошо знаком.

— А когда это он за прилавком стоял?! — не на шутку удивился продавец. — Он наверху, у себя в кабинете. К нему с побережья прибыли: весь товар оттуда только через него.

— В последний раз — вчера вечером.

— Хм, удивил ты меня. Я пораньше вчера отпросился — ребенок приболел. Думал, он лавку закроет.

— А кто он вообще, Яков?

— В этих местах, пожалуй, самый значимый человек.

Положим, и без твоих слов догадаться легко. Валерия все еще о чем-то шушукалась с продавщицей, и потому я поинтересовался тем, о чем только что услышал:

— Ты говорил, с побережья товар приходит. Что за побережье и что за товар?

— Ты точно не местный или недавно сюда попал, — резюмировал он. — Побережье морское. А товар самый разнообразный.

— Порт, что ли, там расположен?

— При чем здесь порт? Откуда они здесь возьмутся? Островов там чертова уйма, на них и находят. Случается, и на само побережье волной всякую шнягу выносит, хотя изредка попадаются и достойные вещи.

Мне сразу вспомнились утонувшие в болоте многоэтажные дома, от которых едва торчали крыши, когда мы его пересекали. И сожаление Гриши Сноудена о том, что сколько же в них добра пропало.

— А как там с хищниками?

— Где их тут нет?

Резонно. Но мне интересны не просто хищники, всяческие мегалодонты, о которых успел наслушаться. Поинтересоваться не получилось: Лера, закончив покупки, шла ко мне с такой милой улыбкой, что все эти чудовища мигом вылетели из головы.



— Что такая довольная?

— Да так, поболтали, — туманно ответила Лера и, в свою очередь, спросила: — А что это вы с Егором все время друг другу улыбались? — Посмотрела на мое вытянувшееся лицо и добавила: — Даже Инна заметила. Ладно-ладно, шучу. — А когда я уже совсем успокоился, подытожила: — Хотя, конечно, это ваши дела.

Лера явно меня дразнила.

— Отшлепаю ведь!

— Сюда? — Идущая на шаг впереди Валерия выразительно покрутила попкой.

— Именно!

— Знаешь, Дима, с самого детства мечтала о том, чтобы оказаться непонятно где и чтобы там меня отшлепал симпатичный парень. Который улыбается другим парням. — И без всякого перехода поинтересовалась: — Сначала покупки отнесем или все же пообедаем? Вот, кстати, сдача.

— Себе оставь.

Мало ли как все повернется? Случись что со мной, и останется без гроша.

— Вау, жизнь-то у меня налаживается! Собственные… как их там?.. Пиксели появились, а мне за них даже отрабатывать не нужно.