Очень храбрый человек
Часть 29 из 107 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Я возьму Габри, – сказал Оливье.
– Я возьму кофемашину, – сказал Габри. – И немного круассанов.
Они остановились на мосту спиной к ветру, вобрав голову в плечи и накинув капюшоны. Рейн-Мари включила фонарик и навела луч на Белла-Беллу.
– Продолжает подниматься, – прокричала она.
– Oui.
– Я возьму мою «Канадскую кулинарную книгу Жанны Бенуа», – сказала Мирна. – Альбом с фотографиями. Вазу «Лалик». Индийский ковер ручной вязки…
– Постой, – перебил ее Габри. – У тебя что, есть фургон? Нам нужно немного места. Я возьму викторианский диван моего дедушки.
– Ничего ты не возьмешь, – возразил Оливье. – Если наводнение, которое уносит все наши жизни, прихватит и твой диван-чудовище, то от него будет хоть какая-то польза.
Арман и Рейн-Мари прошли по каменному мосту. Вернулись. Снова перешли на другую сторону. Туда и обратно. Останавливаясь каждые несколько минут, чтобы проверить уровень воды в реке Белла-Белла.
Потом они шли дальше.
Как стражники на безлюдной границе.
Туда и обратно. Туда и обратно.
Арман почти не слышал собственных мыслей за ревом воды внизу и стуком ледяных капель по их плащам.
Расхаживая туда-сюда по мосту, он думал только об одном – о Вивьен, которая была где-то там. И об отце Вивьен. И об Анни.
Он пытался исключить дочь из происходящего, зная о том, как опасно персонифицировать расследование. Но вероятно, его сопротивляемость понизилась от холода, от постоянных стрессов, от наступившей усталости, и ему никак не удавалось прекратить ставить себя на место месье Годена.
Что, если бы Анни пропала? А все, к кому он обратился бы за помощью, при всем их сочувствии ничего толком не делали? Если бы он умолял их, просил, а они в ответ только улыбались бы и предлагали ему бульон?
Это было бы кошмаром. Он бы с ума сошел от беспокойства.
В очередной раз остановившись на мосту, Арман взял Рейн-Мари за руку, внезапно ощутив потребность в утешении.
Вода в свете луча фонарика бурлила и пенилась, будто бешеная. Она неслась вровень с кромкой берега. Поднималась быстрее, чем они рассчитывали. Вероятно, затор внизу по течению, за пределами Трех Сосен, становился все непроходимее.
А потом…
Арман услышал низкий звук, почти стон, сорвавшийся с уст Рейн-Мари. На их глазах Белла-Белла вырвалась из берегов.
И теперь она несла свои воды вдоль нижних мешков в стене.
– Они выдержат, – сказала Рейн-Мари. – Прежде чем река до нас доберется, ей придется еще здорово подняться.
– Да.
Впрочем, они оба знали, что дело тут не только в высоте воды, но и в силе потока. Опасность состояла не в том, что вода перевалит через стену, а в том, что обрушит ее.
Стена в ширину была два мешка. Так что должна выдержать.
Но Белла-Белла не должна была подниматься так высоко.
Происходило много такого, что не должно было происходить.
Достаточно спросить Омера Годена, переживающего самое немыслимое из того, что не должно было происходить.
Рейн-Мари подняла голову и за пеленой дождя увидела огни в церкви Святого Томаса на холме. Там волонтеры присматривали за детьми, которые крепко спали и ничего не боялись. Волонтеры устанавливали новые койки, организовывали доставку еды, свежей воды, генераторов и компостных туалетов. На всякий случай.
Потом она перевела взгляд на лес:
– Где Вивьен, Арман?
– Не знаю.
– Ее…
– Не знаю.
– Но ты подозреваешь. Ты говорил с мужем?
– Сегодня днем. Тот еще мерзавец. Сотрудники полиции не раз приезжали в их дом. Алкоголик. Может, наркоман.
– Склонный к насилию?
– Oui.
Накопление проблем, которые в конце концов вышли из берегов, подумала Рейн-Мари. И молодую женщину унес поток.
– Она беременна?
– Oui.
– Но как кто-то мог…
Бесполезно было заканчивать вопрос. И ответа на него не существовало.
Они продолжили ходьбу. Туда-сюда. Туда-сюда.
Этот вопрос не давал покоя.
Но как кто-то мог?..
– Ты можешь заставить его сказать тебе? – прокричала Рейн-Мари, чтобы он услышал ее за ревом воды.
– Разве что приставить ему пистолет к голове или выбить из него признание кулаками.
Она замолчала, и он понял, что она чувствует, даже если не думает.
Может быть, всего один раз…
Может быть, в некоторых случаях это оправданно. Пытка. Избиение. Может, даже убийство бывает оправданным. Иногда.
– Ситуативная этика? – спросил Гамаш.
– Оставь свою надменность, – отрезала Рейн-Мари. – Нам всем это свойственно. Даже мне. Даже тебе.
Она, конечно, была права.
Жила такая гадюка в груди каждого порядочного копа. И полководца. И политика.
Любой матери, любого отца.
Любого человека.
Может быть, всего один раз…
– Я возьму Рут, – сказал Оливье.
– Спасибо, – буркнула старая поэтесса.
– Потому что она ведьма и не тонет? – спросила Клара.
– Конечно, – ответил Оливье. – Мы будем за нее цепляться.
– Я лучше утону, – усмехнулся Габри.
Все посмотрели на Билли.
– Я думаю, вы знаете, что бы я взял, – сказал он.
– Твой трактор? – спросила Мирна.
– Значит, вот как ты это делаешь, – пробормотала Лизетт Клутье, глядя на ай-пи-адрес. – Ах ты, говнюк.
Она более пятнадцати лет проработала в бухгалтерии Квебекской полиции и редко допускала непотребства в языке. И редко их слышала.
Но в отделе по расследованию убийств ей пришлось их слушать, и она открыла в себе целый новый словарь. Она рассматривала это как форму вербального насилия в противовес тем ужасам, которые они видели каждый день.
– Я возьму кофемашину, – сказал Габри. – И немного круассанов.
Они остановились на мосту спиной к ветру, вобрав голову в плечи и накинув капюшоны. Рейн-Мари включила фонарик и навела луч на Белла-Беллу.
– Продолжает подниматься, – прокричала она.
– Oui.
– Я возьму мою «Канадскую кулинарную книгу Жанны Бенуа», – сказала Мирна. – Альбом с фотографиями. Вазу «Лалик». Индийский ковер ручной вязки…
– Постой, – перебил ее Габри. – У тебя что, есть фургон? Нам нужно немного места. Я возьму викторианский диван моего дедушки.
– Ничего ты не возьмешь, – возразил Оливье. – Если наводнение, которое уносит все наши жизни, прихватит и твой диван-чудовище, то от него будет хоть какая-то польза.
Арман и Рейн-Мари прошли по каменному мосту. Вернулись. Снова перешли на другую сторону. Туда и обратно. Останавливаясь каждые несколько минут, чтобы проверить уровень воды в реке Белла-Белла.
Потом они шли дальше.
Как стражники на безлюдной границе.
Туда и обратно. Туда и обратно.
Арман почти не слышал собственных мыслей за ревом воды внизу и стуком ледяных капель по их плащам.
Расхаживая туда-сюда по мосту, он думал только об одном – о Вивьен, которая была где-то там. И об отце Вивьен. И об Анни.
Он пытался исключить дочь из происходящего, зная о том, как опасно персонифицировать расследование. Но вероятно, его сопротивляемость понизилась от холода, от постоянных стрессов, от наступившей усталости, и ему никак не удавалось прекратить ставить себя на место месье Годена.
Что, если бы Анни пропала? А все, к кому он обратился бы за помощью, при всем их сочувствии ничего толком не делали? Если бы он умолял их, просил, а они в ответ только улыбались бы и предлагали ему бульон?
Это было бы кошмаром. Он бы с ума сошел от беспокойства.
В очередной раз остановившись на мосту, Арман взял Рейн-Мари за руку, внезапно ощутив потребность в утешении.
Вода в свете луча фонарика бурлила и пенилась, будто бешеная. Она неслась вровень с кромкой берега. Поднималась быстрее, чем они рассчитывали. Вероятно, затор внизу по течению, за пределами Трех Сосен, становился все непроходимее.
А потом…
Арман услышал низкий звук, почти стон, сорвавшийся с уст Рейн-Мари. На их глазах Белла-Белла вырвалась из берегов.
И теперь она несла свои воды вдоль нижних мешков в стене.
– Они выдержат, – сказала Рейн-Мари. – Прежде чем река до нас доберется, ей придется еще здорово подняться.
– Да.
Впрочем, они оба знали, что дело тут не только в высоте воды, но и в силе потока. Опасность состояла не в том, что вода перевалит через стену, а в том, что обрушит ее.
Стена в ширину была два мешка. Так что должна выдержать.
Но Белла-Белла не должна была подниматься так высоко.
Происходило много такого, что не должно было происходить.
Достаточно спросить Омера Годена, переживающего самое немыслимое из того, что не должно было происходить.
Рейн-Мари подняла голову и за пеленой дождя увидела огни в церкви Святого Томаса на холме. Там волонтеры присматривали за детьми, которые крепко спали и ничего не боялись. Волонтеры устанавливали новые койки, организовывали доставку еды, свежей воды, генераторов и компостных туалетов. На всякий случай.
Потом она перевела взгляд на лес:
– Где Вивьен, Арман?
– Не знаю.
– Ее…
– Не знаю.
– Но ты подозреваешь. Ты говорил с мужем?
– Сегодня днем. Тот еще мерзавец. Сотрудники полиции не раз приезжали в их дом. Алкоголик. Может, наркоман.
– Склонный к насилию?
– Oui.
Накопление проблем, которые в конце концов вышли из берегов, подумала Рейн-Мари. И молодую женщину унес поток.
– Она беременна?
– Oui.
– Но как кто-то мог…
Бесполезно было заканчивать вопрос. И ответа на него не существовало.
Они продолжили ходьбу. Туда-сюда. Туда-сюда.
Этот вопрос не давал покоя.
Но как кто-то мог?..
– Ты можешь заставить его сказать тебе? – прокричала Рейн-Мари, чтобы он услышал ее за ревом воды.
– Разве что приставить ему пистолет к голове или выбить из него признание кулаками.
Она замолчала, и он понял, что она чувствует, даже если не думает.
Может быть, всего один раз…
Может быть, в некоторых случаях это оправданно. Пытка. Избиение. Может, даже убийство бывает оправданным. Иногда.
– Ситуативная этика? – спросил Гамаш.
– Оставь свою надменность, – отрезала Рейн-Мари. – Нам всем это свойственно. Даже мне. Даже тебе.
Она, конечно, была права.
Жила такая гадюка в груди каждого порядочного копа. И полководца. И политика.
Любой матери, любого отца.
Любого человека.
Может быть, всего один раз…
– Я возьму Рут, – сказал Оливье.
– Спасибо, – буркнула старая поэтесса.
– Потому что она ведьма и не тонет? – спросила Клара.
– Конечно, – ответил Оливье. – Мы будем за нее цепляться.
– Я лучше утону, – усмехнулся Габри.
Все посмотрели на Билли.
– Я думаю, вы знаете, что бы я взял, – сказал он.
– Твой трактор? – спросила Мирна.
– Значит, вот как ты это делаешь, – пробормотала Лизетт Клутье, глядя на ай-пи-адрес. – Ах ты, говнюк.
Она более пятнадцати лет проработала в бухгалтерии Квебекской полиции и редко допускала непотребства в языке. И редко их слышала.
Но в отделе по расследованию убийств ей пришлось их слушать, и она открыла в себе целый новый словарь. Она рассматривала это как форму вербального насилия в противовес тем ужасам, которые они видели каждый день.