Очень храбрый человек
Часть 24 из 107 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Нет, он молил помочь ему. Помочь сказать то, что нужно сказать. Признать неизвиняемое. Немыслимое.
Признать, что он предал ее.
– У вас есть дети? – спросил он Гамаша.
– Двое. Сын и дочь.
– Она, наверное, такого же возраста, что и Вивьен.
– Oui. Ее зовут Анни.
– А у вас? – спросил Омер у Лакост.
– Тоже двое. Сын и дочь.
Омер кивнул.
Лакост наблюдала за ним. Можно ли представить себя на его месте? В этом кошмаре?
– Он прятал ее от меня, – сказал Омер, обращаясь теперь к Лакост. – Когда я видел ее, всего несколько раз за последний год, она была такая худая. И в синяках. – Он поднял руки, словно взывая к небесам. – Я умолял ее бросить его. Переехать ко мне, но она отказывалась.
– Почему? – спросила Изабель Лакост.
– Не знаю. – Он посмотрел на Фреда, опустил руку и погладил спящую собаку.
– Ты пытался, – сказала Лизетт. – А больше ты ничего и не мог.
– Ну, кое-что очень даже мог. – Он взглянул на Гамаша. – Что бы сделали вы, если бы вашу Анни…
– Когда вы в последний раз видели Вивьен? – спросил Гамаш, уклоняясь от ответа.
Годен слабо улыбнулся:
– Не хотите отвечать, да? Наверное, это умно. Но иногда лучше быть глупым, верно? Если бы я убил подонка, то сегодня здесь сидела бы она, а не вы.
– Зато вас здесь не было бы, – заметил Гамаш.
– Вы думаете, для меня это важно? – сказал Годен. – Я бы отдал за нее жизнь вот так. – Он щелкнул пальцами.
– Когда, месье Годен? – повторил вопрос Гамаш.
– Я видел ее перед Рождеством. Повез к ней подарки. Даже для него купил. О боже. – Он недоуменно уставился на Гамаша. – Я так боялся ее потерять, что был готов… – ему снова пришлось взять себя в руки, – заискивать перед ним. О чем только я думал? Боже мой. Она не пригласила меня в дом. Я думаю, он там был. И я просто уехал. Вот такой последний раз…
Лизетт Клутье протянула руку, и на этот раз Гамаш не стал ее останавливать. Она положила руку на запястье Омера.
– Но потом вы разговаривали с ней по телефону, – сказал Гамаш.
– Да. Она позвонила в субботу утром.
У Годена был озадаченный вид. Неужели так недавно? Всего два дня назад? Время больше не имело значения. Дни, даты – они стали бессмысленными и останутся такими до конца дней. Будет только «до» исчезновения Вивьен и «после».
Жирная линия, от которой будет измеряться все остальное. Пока он не умрет.
– И что она сказала?
– Она сказала, что беременна и в конечном счете уходит от него. Я так обрадовался, говорить почти не мог. Сказал, что приеду за ней, но она ответила, чтобы я не приезжал. Ей нужно было выбрать время, когда это будет безопасно. Когда он уедет или вырубится. Она сказала, что приедет позже вечером или в воскресенье утром. Она заставила меня пообещать, что я не приеду. И я просто ждал. – Он сделал долгий, долгий выдох. – Нужно было поехать за ней. Почему я не поехал?
Ответа не последовало, и Гамаш не собирался говорить бессмыслицу, поддакивая этому достойному человеку.
Они сидели молча и смотрели друг на друга. Отец Вивьен и отец Анни.
– Это моя вина, – прошептал Омер.
– Non, monsieur. Вы здесь ни при чем.
Но Гамаш знал: что бы он ни говорил, Годен проведет остаток жизни в этой бесконечной петле. Постоянно возвращаясь в одно и то же место. Снова, и снова, и снова – к их последнему разговору. К тому, что он сделал и чего не сделал. Что мог сделать, что ему следовало делать.
«Я тоже вел бы себя так», – подумал Гамаш.
– Вы сказали, что звонили всем ее бывшим друзьям, – продолжил Гамаш, – а вы не знаете, не появилось ли у нее недавно какого-нибудь друга? Кого-то особенного?
Если Годен и понял смысл его слов, то предпочел его проигнорировать:
– Нет, никого.
И Гамашу пришлось притвориться тупым.
– Карл Трейси говорит, что у нее были…
– Я знаю, что говорит Трейси, – взорвался отец Вивьен. – Он пытается выставить ее… выставить ее… – Он так и не сумел произнести это слово. – Вивьен была не такая. Она бы никогда, ведь правда?
Он взывал к Клутье, но той удалось промолчать.
Годен посмотрел на свои руки, так крепко вцепившиеся в край стола, что вся столешница задрожала. Словно явился призрак из потустороннего мира.
Годен ослабил хватку, хотя костяшки пальцев так и остались белыми.
– К тому же, – произнес он напряженным голосом, – как она могла с кем-то встречаться? Ведь он ее никуда не выпускал.
– Мы должны были спросить, – сказал Гамаш. – Если у нее был любовник, то она могла уехать к нему. Или же он мог быть тем, кто…
– У нее не было любовника.
– Однако вы говорите, что не видели ее какое-то время. Она ведь могла…
– Ничего подобного! – почти прокричал Годен. – Я ее знаю. Слушайте, зачем вы тратите время зря? Если что-то случилось с Вивьен, то мы все знаем, кто это сделал. Если вы не можете заставить его признаться, я сам его заставлю.
– Это не было бы мудрым поступком, месье Годен, – сказал Гамаш, вставая.
– Неужели? Неужели? – Годен тоже вскочил, и теперь они стояли лицом друг к другу. – А что такое, по-вашему, мудрость? Было ли мудрым то, что я ничего не сделал в субботу? Может быть, уже пришло время совершить какую-нибудь глупость.
Несколько секунд в кухне стояла тишина.
– Представьте, что ваша Анни беременна. Я хочу, чтобы вы представили это.
– Месье Годен…
– А теперь представьте, что она пропала. Что они пропали.
Гамаш почувствовал, что его против воли затягивает в мир, который рисует Годен. Он на мгновение пересек линию. Оказался там, где происходит немыслимое. Где обитают монстры. Где живет сейчас отец Вивьен.
– Вы правы, месье. Теперь вы должны действовать. Но бодание с Карлом Трейси ничего не даст. Он ничего вам не скажет, просто вызовет полицию, чтобы вас арестовали. Все станет только хуже.
Годен чуть не рассмеялся:
– Хуже уже некуда. И чтобы вы меня правильно поняли, старший инспектор, я не собираюсь бодаться с ним. Я собираюсь бить его, пока он не скажет мне, где Вивьен. А потом я его убью.
Гамаш внимательно посмотрел на Годена – тот говорил то, что думал. И Гамаш принял решение:
– Поехали с нами. Я живу в том районе. Вы сможете остановиться в моем доме, у меня и моей жены. Мы организуем поиски Вивьен. Вы нам поможете. Согласны?
– Остановиться у вас? – переспросил Омер. – Вы серьезно?
Точно такой же вопрос хотела задать Лакост, что и неудивительно. Он серьезно?
– Да, серьезно.
– Дайте мне две минуты. Я соберу сумку.
Омер выбежал из кухни и помчался по коридору. Маленький дом практически сотрясался под его ногами.
– Это разумно? – спросила Лакост, глядя в опустевший коридор. – Вы везете его почти в то самое место, где живет человек, которого он хочет убить.
– Он бы сам туда поехал. И вероятно, сразу же после нашего отъезда. А так у нас будет возможность контролировать его действия. Я буду за ним присматривать.
– Я его знаю, – сказала Клутье. – Если он говорит, что убьет Трейси, то он не шутит. Вы не сможете присматривать за ним двадцать четыре часа в сутки.
– И что вы предлагаете, агент Клутье? Предоставить его самому себе?
Она задумалась, потом отрицательно покачала головой.
– Non, – сказал Гамаш. – Это не лучшее решение, я согласен, но другого мне сейчас не приходит в голову. И времени в обрез. – Он посмотрел в окно: по стеклу молотили ледяные горошины. – Возможно, месье Годен прав. Иногда нам приходится делать что-нибудь глупое.
Это не показалось Изабель Лакост удачным дополнением к девизу Квебекской полиции.
«Служба, неподкупность, справедливость и иногда глупость».
Признать, что он предал ее.
– У вас есть дети? – спросил он Гамаша.
– Двое. Сын и дочь.
– Она, наверное, такого же возраста, что и Вивьен.
– Oui. Ее зовут Анни.
– А у вас? – спросил Омер у Лакост.
– Тоже двое. Сын и дочь.
Омер кивнул.
Лакост наблюдала за ним. Можно ли представить себя на его месте? В этом кошмаре?
– Он прятал ее от меня, – сказал Омер, обращаясь теперь к Лакост. – Когда я видел ее, всего несколько раз за последний год, она была такая худая. И в синяках. – Он поднял руки, словно взывая к небесам. – Я умолял ее бросить его. Переехать ко мне, но она отказывалась.
– Почему? – спросила Изабель Лакост.
– Не знаю. – Он посмотрел на Фреда, опустил руку и погладил спящую собаку.
– Ты пытался, – сказала Лизетт. – А больше ты ничего и не мог.
– Ну, кое-что очень даже мог. – Он взглянул на Гамаша. – Что бы сделали вы, если бы вашу Анни…
– Когда вы в последний раз видели Вивьен? – спросил Гамаш, уклоняясь от ответа.
Годен слабо улыбнулся:
– Не хотите отвечать, да? Наверное, это умно. Но иногда лучше быть глупым, верно? Если бы я убил подонка, то сегодня здесь сидела бы она, а не вы.
– Зато вас здесь не было бы, – заметил Гамаш.
– Вы думаете, для меня это важно? – сказал Годен. – Я бы отдал за нее жизнь вот так. – Он щелкнул пальцами.
– Когда, месье Годен? – повторил вопрос Гамаш.
– Я видел ее перед Рождеством. Повез к ней подарки. Даже для него купил. О боже. – Он недоуменно уставился на Гамаша. – Я так боялся ее потерять, что был готов… – ему снова пришлось взять себя в руки, – заискивать перед ним. О чем только я думал? Боже мой. Она не пригласила меня в дом. Я думаю, он там был. И я просто уехал. Вот такой последний раз…
Лизетт Клутье протянула руку, и на этот раз Гамаш не стал ее останавливать. Она положила руку на запястье Омера.
– Но потом вы разговаривали с ней по телефону, – сказал Гамаш.
– Да. Она позвонила в субботу утром.
У Годена был озадаченный вид. Неужели так недавно? Всего два дня назад? Время больше не имело значения. Дни, даты – они стали бессмысленными и останутся такими до конца дней. Будет только «до» исчезновения Вивьен и «после».
Жирная линия, от которой будет измеряться все остальное. Пока он не умрет.
– И что она сказала?
– Она сказала, что беременна и в конечном счете уходит от него. Я так обрадовался, говорить почти не мог. Сказал, что приеду за ней, но она ответила, чтобы я не приезжал. Ей нужно было выбрать время, когда это будет безопасно. Когда он уедет или вырубится. Она сказала, что приедет позже вечером или в воскресенье утром. Она заставила меня пообещать, что я не приеду. И я просто ждал. – Он сделал долгий, долгий выдох. – Нужно было поехать за ней. Почему я не поехал?
Ответа не последовало, и Гамаш не собирался говорить бессмыслицу, поддакивая этому достойному человеку.
Они сидели молча и смотрели друг на друга. Отец Вивьен и отец Анни.
– Это моя вина, – прошептал Омер.
– Non, monsieur. Вы здесь ни при чем.
Но Гамаш знал: что бы он ни говорил, Годен проведет остаток жизни в этой бесконечной петле. Постоянно возвращаясь в одно и то же место. Снова, и снова, и снова – к их последнему разговору. К тому, что он сделал и чего не сделал. Что мог сделать, что ему следовало делать.
«Я тоже вел бы себя так», – подумал Гамаш.
– Вы сказали, что звонили всем ее бывшим друзьям, – продолжил Гамаш, – а вы не знаете, не появилось ли у нее недавно какого-нибудь друга? Кого-то особенного?
Если Годен и понял смысл его слов, то предпочел его проигнорировать:
– Нет, никого.
И Гамашу пришлось притвориться тупым.
– Карл Трейси говорит, что у нее были…
– Я знаю, что говорит Трейси, – взорвался отец Вивьен. – Он пытается выставить ее… выставить ее… – Он так и не сумел произнести это слово. – Вивьен была не такая. Она бы никогда, ведь правда?
Он взывал к Клутье, но той удалось промолчать.
Годен посмотрел на свои руки, так крепко вцепившиеся в край стола, что вся столешница задрожала. Словно явился призрак из потустороннего мира.
Годен ослабил хватку, хотя костяшки пальцев так и остались белыми.
– К тому же, – произнес он напряженным голосом, – как она могла с кем-то встречаться? Ведь он ее никуда не выпускал.
– Мы должны были спросить, – сказал Гамаш. – Если у нее был любовник, то она могла уехать к нему. Или же он мог быть тем, кто…
– У нее не было любовника.
– Однако вы говорите, что не видели ее какое-то время. Она ведь могла…
– Ничего подобного! – почти прокричал Годен. – Я ее знаю. Слушайте, зачем вы тратите время зря? Если что-то случилось с Вивьен, то мы все знаем, кто это сделал. Если вы не можете заставить его признаться, я сам его заставлю.
– Это не было бы мудрым поступком, месье Годен, – сказал Гамаш, вставая.
– Неужели? Неужели? – Годен тоже вскочил, и теперь они стояли лицом друг к другу. – А что такое, по-вашему, мудрость? Было ли мудрым то, что я ничего не сделал в субботу? Может быть, уже пришло время совершить какую-нибудь глупость.
Несколько секунд в кухне стояла тишина.
– Представьте, что ваша Анни беременна. Я хочу, чтобы вы представили это.
– Месье Годен…
– А теперь представьте, что она пропала. Что они пропали.
Гамаш почувствовал, что его против воли затягивает в мир, который рисует Годен. Он на мгновение пересек линию. Оказался там, где происходит немыслимое. Где обитают монстры. Где живет сейчас отец Вивьен.
– Вы правы, месье. Теперь вы должны действовать. Но бодание с Карлом Трейси ничего не даст. Он ничего вам не скажет, просто вызовет полицию, чтобы вас арестовали. Все станет только хуже.
Годен чуть не рассмеялся:
– Хуже уже некуда. И чтобы вы меня правильно поняли, старший инспектор, я не собираюсь бодаться с ним. Я собираюсь бить его, пока он не скажет мне, где Вивьен. А потом я его убью.
Гамаш внимательно посмотрел на Годена – тот говорил то, что думал. И Гамаш принял решение:
– Поехали с нами. Я живу в том районе. Вы сможете остановиться в моем доме, у меня и моей жены. Мы организуем поиски Вивьен. Вы нам поможете. Согласны?
– Остановиться у вас? – переспросил Омер. – Вы серьезно?
Точно такой же вопрос хотела задать Лакост, что и неудивительно. Он серьезно?
– Да, серьезно.
– Дайте мне две минуты. Я соберу сумку.
Омер выбежал из кухни и помчался по коридору. Маленький дом практически сотрясался под его ногами.
– Это разумно? – спросила Лакост, глядя в опустевший коридор. – Вы везете его почти в то самое место, где живет человек, которого он хочет убить.
– Он бы сам туда поехал. И вероятно, сразу же после нашего отъезда. А так у нас будет возможность контролировать его действия. Я буду за ним присматривать.
– Я его знаю, – сказала Клутье. – Если он говорит, что убьет Трейси, то он не шутит. Вы не сможете присматривать за ним двадцать четыре часа в сутки.
– И что вы предлагаете, агент Клутье? Предоставить его самому себе?
Она задумалась, потом отрицательно покачала головой.
– Non, – сказал Гамаш. – Это не лучшее решение, я согласен, но другого мне сейчас не приходит в голову. И времени в обрез. – Он посмотрел в окно: по стеклу молотили ледяные горошины. – Возможно, месье Годен прав. Иногда нам приходится делать что-нибудь глупое.
Это не показалось Изабель Лакост удачным дополнением к девизу Квебекской полиции.
«Служба, неподкупность, справедливость и иногда глупость».