Очень храбрый человек
Часть 18 из 107 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Монреаль, – повторил Гамаш.
– Я пытался до вас дозвониться. Здесь назначено совещание. Начало через полчаса. Когда вы сможете вернуться?
Гамаш посмотрел на часы:
– Через сорок минут.
– Поспешите.
– Жан Ги…
– Oui?
– Белла-Белла?
– Все еще поднимается.
Гамаш посмотрел на юг. В сторону деревни. Он мог бы добраться туда за несколько минут. Потом посмотрел на север. В сторону Монреаля.
– Merci, – сказал Гамаш. – Буду, как только смогу.
Он вернул микрофон агенту и двинулся к пассажирскому сиденью. Но остановился.
– Сэр? – спросила агент.
Двигатель машины был включен. Все ждали.
– Un moment[17], – сказал Гамаш.
На глазах у остальных старший инспектор подошел к крыльцу, вытащил бумажник и бросил несколько купюр к ногам Трейси. Потом быстрым шагом пошел к машине. Со старой собакой на руках.
Забравшись в машину, он сказал:
– Его зовут Фред.
Глава десятая
Патрульную машину начало заносить на дороге, но агенту удалось выровнять машину и остановиться в том месте, где на обочине стояли два автомобиля, на которых приехали Гамаш, Клутье и Камерон. Агент высадила их и поехала дальше, открыв окна, чтобы проветрить свой прежде идеально чистый автомобиль, в котором теперь пахло старой мокрой собакой, дорожной жижей и осликами.
– Что нам делать, patron? – спросил Камерон.
– Возвращайтесь в свое отделение. Вы можете понадобиться для борьбы с наводнением и для возможной эвакуации. А мы едем в Монреаль.
В машине агент Клутье спросила:
– А что с Вивьен? Что мне сказать Омеру?
– Я позвоню ему, когда мы выедем с нагорья и поймаем сигнал.
Дождь лупил по лобовому стеклу. Тучи висели низко, смешиваясь с туманом, цепляющимся за лес.
– Но я хотя бы могу остаться на этом деле? Продолжить ее поиски?
– Вы будете действовать в соответствии с приказом, агент Клутье, – сказал Гамаш. – Как и я.
Он посмотрел в сторону леса, где невидимая Белла-Белла несла свои воды в долину. И в деревню Три Сосны.
Рут стояла на каменном мосту, наблюдая за работой, кипевшей вокруг.
Жители деревни, все как один, наполняли мешки песком. Они занимались этим почти каждую весну, но до сих пор это была лишь мера предосторожности, превратившаяся в традицию, которая переросла в застолье. В празднество. Так они отмечали окончание долгой зимы.
Весеннее половодье совпадало со временем сбора кленового сока.
Они заполняли мешки песком и устраивали по случаю варки кленового сиропа вечеринку с печеными бобами и блинчиками. В котлах бурлил сок, выкипая до состояния сиропа. Играл скрипач, а дети и Габри стояли вокруг котлов и ждали, когда сладкую жидкость выльют на снег, где она превратится в подобие мягкой карамели, называвшейся tire d’erable.
Пока матери и отцы, друзья и соседи наполняли мешки для строительства стены вдоль Белла-Беллы, дети и Габри накручивали tire d’erable на прутики и лизали кленовые конфетки, наблюдая за тем, как возвращаются из леса лошади с новыми ведерками, полными сока.
Таким было праздничное окончание зимы. В конце концов, река никогда не выходила из берегов. И причин для беспокойства не возникало.
Но нынешний день мало походил на праздничный. Скрипач держал в руках лопату. Дети сидели в безопасности в церкви Святого Томаса – здешнем эвакуационном центре. Никакой tire d’erable. Только усталые и вспотевшие жители деревни.
Рут стояла под дождем со снегом и смотрела, как они наклоняются, распрямляются и снова наклоняются, наполняя мешки, словно в каком-то языческом ритуале.
– «Я сижу, где посажена, созданная из камня и желания, выданного за действительное», – зашептала Рут строки из своего стихотворения, глядя, как наклоняются и распрямляются ее соседи и друзья. Сгибаются и орудуют лопатами. – «Будто божество, убивающее ради удовольствия, может и исцелять».
По указанию Рут жители деревни выстроились в две цепочки, по которым передавали мешки к берегу, где их укладывали один на другой. Стену строили по обоим берегам Белла-Беллы.
Старая поэтесса отвернулась от созерцания потных и грязных соседей и посмотрела вверх по течению реки.
Рут старалась, чтобы на ее лице не отражались чувства, владевшие ею. Жевала щеки, чтобы скрыть страх. До недавнего времени река была бежевой от пены, а теперь она стала почти черной. Бурление становилось все более и более яростным. Вода подхватывала с самого дна грязь, осадочные отложения и бог знает что еще. То, что лежало без движения десятилетиями, а то и столетиями, теперь было поднято на поверхность. Сгнившее. Разложившееся.
Рут наблюдала за тем, как вспухшая река несет с гор обломки льда, ветки деревьев. Набрасывается на них. Захватывает, а потом дробит.
Но рано или поздно затор станет слишком плотным. Обломки скопятся в непреодолимую преграду. Преграда перестанет пропускать воду. И тогда?..
До сего дня жители деревни считали Белла-Беллу дружелюбным, мягким существом. Она никогда не обижала их.
Но теперь казалось, будто кто-то, кого они хорошо знали, кто-то, кого они любили и кому верили, обратился против них. Только одна вещь могла бы потрясти их сильнее: если бы три громадные сосны в центре деревни сорвались со своих корней и напали на деревню.
Габри и Оливье раздавали горячие напитки. Чай, кофе, горячий шоколад, бульон. Месье Беливо, владелец магазина, и Сара, хозяйка пекарни, разносили на подносах сэндвичи. Сыр бри, толстые куски ветчины под кленовым соусом и руккола на багетах, круассанах и pain ménage[18].
Но наибольшей популярностью пользовались сэндвичи, которые приготовила Рейн-Мари, прежде чем занять место среди тех, кто наполнял мешки.
– Боже мой, – сказала Клара, вгрызаясь в сэндвич. – Пальчики оближешь!
Ее перчатки промокли насквозь, большие руки дрожали от холода.
– У тебя что? – спросила Мирна, откусывая громадный кусок багета.
– Арахисовое масло и мед на тостовом хлебе, – неразборчиво произнесла Клара, завязнув языком в арахисовом масле.
– Мамочка-мама! – вскрикнула Мирна, выскочила из своего ряда и принялась искать глазами Сару. – Я тоже хочу такой.
– Вот, – сказал Билли Уильямс. – Возьми мой.
Умирая с голоду, он предложил ей половинку своего сэндвича.
Мирна улыбнулась и покачала головой:
– Ничего. Я найду для себя. Но спасибо.
Билли посмотрел ей вслед, потом опустил глаза на свой промокший сэндвич. И понял, что у него нет ничего такого, чего хотела бы Мирна.
Она была недостижима, и он боялся, что будет томиться по ней до второго пришествия.
Габри подошел к мосту и предложил Рут кофе:
– Я плеснул туда бренди.
– Не надо, – ответила старая поэтесса, перекрикивая рев реки. Она потянулась к кружке, над которой поднимался парок. – Я выпью бульона.
Габри побледнел. Он понял: это знак конца света. Рут никогда не отказывалась от выпивки.
Он посмотрел вниз и увидел, что река не просто злится, она сходит с ума. Словно все унижения, происходившие на всех водных путях в Новом Свете на протяжении многих поколений переселенцев, всплывали на поверхность.
Подъем воды был не протестом, а отмщением.
Габри едва слышал собственные мысли за ревом реки.
Наверное, думал он, спускаясь с моста, такой звук издает душа, которую тащат в ад.
Гамаш лихорадочно обдумывал ситуацию. Догадались ли они открыть водоотводы по всей провинции?
Больницы нужно перевести на режим чрезвычайного положения. Нужно связаться с другими провинциями, сообщить, что может понадобиться помощь. Необходимо защитить водофильтровальные станции. Держать наготове команды гидроэнергетиков, если потребуется восстанавливать подачу энергии. Задействовать армейские резервы и группы быстрого реагирования. Ввести режим чрезвычайного положения.
Неожиданное катастрофическое явление, природное или нет, несло с собой хаос. Места пасторальные и столь любезные глазу мгновенно превращались в зону военных действий.
Население, непривычное к чрезвычайным ситуациям подобного рода, нуждалось в объединении и руководстве. И в сохранении спокойствия.
– Я пытался до вас дозвониться. Здесь назначено совещание. Начало через полчаса. Когда вы сможете вернуться?
Гамаш посмотрел на часы:
– Через сорок минут.
– Поспешите.
– Жан Ги…
– Oui?
– Белла-Белла?
– Все еще поднимается.
Гамаш посмотрел на юг. В сторону деревни. Он мог бы добраться туда за несколько минут. Потом посмотрел на север. В сторону Монреаля.
– Merci, – сказал Гамаш. – Буду, как только смогу.
Он вернул микрофон агенту и двинулся к пассажирскому сиденью. Но остановился.
– Сэр? – спросила агент.
Двигатель машины был включен. Все ждали.
– Un moment[17], – сказал Гамаш.
На глазах у остальных старший инспектор подошел к крыльцу, вытащил бумажник и бросил несколько купюр к ногам Трейси. Потом быстрым шагом пошел к машине. Со старой собакой на руках.
Забравшись в машину, он сказал:
– Его зовут Фред.
Глава десятая
Патрульную машину начало заносить на дороге, но агенту удалось выровнять машину и остановиться в том месте, где на обочине стояли два автомобиля, на которых приехали Гамаш, Клутье и Камерон. Агент высадила их и поехала дальше, открыв окна, чтобы проветрить свой прежде идеально чистый автомобиль, в котором теперь пахло старой мокрой собакой, дорожной жижей и осликами.
– Что нам делать, patron? – спросил Камерон.
– Возвращайтесь в свое отделение. Вы можете понадобиться для борьбы с наводнением и для возможной эвакуации. А мы едем в Монреаль.
В машине агент Клутье спросила:
– А что с Вивьен? Что мне сказать Омеру?
– Я позвоню ему, когда мы выедем с нагорья и поймаем сигнал.
Дождь лупил по лобовому стеклу. Тучи висели низко, смешиваясь с туманом, цепляющимся за лес.
– Но я хотя бы могу остаться на этом деле? Продолжить ее поиски?
– Вы будете действовать в соответствии с приказом, агент Клутье, – сказал Гамаш. – Как и я.
Он посмотрел в сторону леса, где невидимая Белла-Белла несла свои воды в долину. И в деревню Три Сосны.
Рут стояла на каменном мосту, наблюдая за работой, кипевшей вокруг.
Жители деревни, все как один, наполняли мешки песком. Они занимались этим почти каждую весну, но до сих пор это была лишь мера предосторожности, превратившаяся в традицию, которая переросла в застолье. В празднество. Так они отмечали окончание долгой зимы.
Весеннее половодье совпадало со временем сбора кленового сока.
Они заполняли мешки песком и устраивали по случаю варки кленового сиропа вечеринку с печеными бобами и блинчиками. В котлах бурлил сок, выкипая до состояния сиропа. Играл скрипач, а дети и Габри стояли вокруг котлов и ждали, когда сладкую жидкость выльют на снег, где она превратится в подобие мягкой карамели, называвшейся tire d’erable.
Пока матери и отцы, друзья и соседи наполняли мешки для строительства стены вдоль Белла-Беллы, дети и Габри накручивали tire d’erable на прутики и лизали кленовые конфетки, наблюдая за тем, как возвращаются из леса лошади с новыми ведерками, полными сока.
Таким было праздничное окончание зимы. В конце концов, река никогда не выходила из берегов. И причин для беспокойства не возникало.
Но нынешний день мало походил на праздничный. Скрипач держал в руках лопату. Дети сидели в безопасности в церкви Святого Томаса – здешнем эвакуационном центре. Никакой tire d’erable. Только усталые и вспотевшие жители деревни.
Рут стояла под дождем со снегом и смотрела, как они наклоняются, распрямляются и снова наклоняются, наполняя мешки, словно в каком-то языческом ритуале.
– «Я сижу, где посажена, созданная из камня и желания, выданного за действительное», – зашептала Рут строки из своего стихотворения, глядя, как наклоняются и распрямляются ее соседи и друзья. Сгибаются и орудуют лопатами. – «Будто божество, убивающее ради удовольствия, может и исцелять».
По указанию Рут жители деревни выстроились в две цепочки, по которым передавали мешки к берегу, где их укладывали один на другой. Стену строили по обоим берегам Белла-Беллы.
Старая поэтесса отвернулась от созерцания потных и грязных соседей и посмотрела вверх по течению реки.
Рут старалась, чтобы на ее лице не отражались чувства, владевшие ею. Жевала щеки, чтобы скрыть страх. До недавнего времени река была бежевой от пены, а теперь она стала почти черной. Бурление становилось все более и более яростным. Вода подхватывала с самого дна грязь, осадочные отложения и бог знает что еще. То, что лежало без движения десятилетиями, а то и столетиями, теперь было поднято на поверхность. Сгнившее. Разложившееся.
Рут наблюдала за тем, как вспухшая река несет с гор обломки льда, ветки деревьев. Набрасывается на них. Захватывает, а потом дробит.
Но рано или поздно затор станет слишком плотным. Обломки скопятся в непреодолимую преграду. Преграда перестанет пропускать воду. И тогда?..
До сего дня жители деревни считали Белла-Беллу дружелюбным, мягким существом. Она никогда не обижала их.
Но теперь казалось, будто кто-то, кого они хорошо знали, кто-то, кого они любили и кому верили, обратился против них. Только одна вещь могла бы потрясти их сильнее: если бы три громадные сосны в центре деревни сорвались со своих корней и напали на деревню.
Габри и Оливье раздавали горячие напитки. Чай, кофе, горячий шоколад, бульон. Месье Беливо, владелец магазина, и Сара, хозяйка пекарни, разносили на подносах сэндвичи. Сыр бри, толстые куски ветчины под кленовым соусом и руккола на багетах, круассанах и pain ménage[18].
Но наибольшей популярностью пользовались сэндвичи, которые приготовила Рейн-Мари, прежде чем занять место среди тех, кто наполнял мешки.
– Боже мой, – сказала Клара, вгрызаясь в сэндвич. – Пальчики оближешь!
Ее перчатки промокли насквозь, большие руки дрожали от холода.
– У тебя что? – спросила Мирна, откусывая громадный кусок багета.
– Арахисовое масло и мед на тостовом хлебе, – неразборчиво произнесла Клара, завязнув языком в арахисовом масле.
– Мамочка-мама! – вскрикнула Мирна, выскочила из своего ряда и принялась искать глазами Сару. – Я тоже хочу такой.
– Вот, – сказал Билли Уильямс. – Возьми мой.
Умирая с голоду, он предложил ей половинку своего сэндвича.
Мирна улыбнулась и покачала головой:
– Ничего. Я найду для себя. Но спасибо.
Билли посмотрел ей вслед, потом опустил глаза на свой промокший сэндвич. И понял, что у него нет ничего такого, чего хотела бы Мирна.
Она была недостижима, и он боялся, что будет томиться по ней до второго пришествия.
Габри подошел к мосту и предложил Рут кофе:
– Я плеснул туда бренди.
– Не надо, – ответила старая поэтесса, перекрикивая рев реки. Она потянулась к кружке, над которой поднимался парок. – Я выпью бульона.
Габри побледнел. Он понял: это знак конца света. Рут никогда не отказывалась от выпивки.
Он посмотрел вниз и увидел, что река не просто злится, она сходит с ума. Словно все унижения, происходившие на всех водных путях в Новом Свете на протяжении многих поколений переселенцев, всплывали на поверхность.
Подъем воды был не протестом, а отмщением.
Габри едва слышал собственные мысли за ревом реки.
Наверное, думал он, спускаясь с моста, такой звук издает душа, которую тащат в ад.
Гамаш лихорадочно обдумывал ситуацию. Догадались ли они открыть водоотводы по всей провинции?
Больницы нужно перевести на режим чрезвычайного положения. Нужно связаться с другими провинциями, сообщить, что может понадобиться помощь. Необходимо защитить водофильтровальные станции. Держать наготове команды гидроэнергетиков, если потребуется восстанавливать подачу энергии. Задействовать армейские резервы и группы быстрого реагирования. Ввести режим чрезвычайного положения.
Неожиданное катастрофическое явление, природное или нет, несло с собой хаос. Места пасторальные и столь любезные глазу мгновенно превращались в зону военных действий.
Население, непривычное к чрезвычайным ситуациям подобного рода, нуждалось в объединении и руководстве. И в сохранении спокойствия.