Облака из кетчупа
Часть 9 из 39 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Родители еще не вернулись, а мы уже проголодались. Я разогрела макароны, и мы поели за кухонным столом. Пока Соф возилась с остатками оливок у себя на тарелке, я стянула ее телефон и галопом помчалась наверх. Соф гналась за мной по пятам. Влетев в ванную, я мигом захлопнула дверь, заперлась и позвонила Лорен. Соф подсунула под дверь листок бумаги, где изобразила меня с ножом в затылке. Рядом печатными буквами было написано: «ТЫ ТРУП! P. S. Можно взять твой транспортир?» Когда пришли мама и папа, я, устроившись в пустой ванне, болтала по телефону, задрав ноги на золотые краны.
– Зои, иди сюда! – позвала мама.
– Обещаешь взять меня жить к себе, если мы станем бездомными? – спросила я Лорен.
– А то как же! И мы с тобой начнем собственное дело. Типа… собак выгуливать. И называться это будет «Чушь собачья»…
– Зои! – снова крикнула мама.
– Меня зовут. Увидимся завтра на празднике.
– Ну-ка, гавкни.
– Да говорю же, зовут меня!
– А я говорю, гавкни!
– Гав!
Лорен захохотала, и я повесила трубку. А на лестничной площадке чуть дуба не дала. Представляете, мистер Харрис, вижу серебряную вспышку, будто молния сверкнула, и на меня налетает какая-то светящаяся фигура! Я охнула, а это Дот с головы до ног обмоталась мишурой.
– Ты что творишь?
– А я в мамино-папиной комнате нашла елочные украшения.
Я опустилась рядом с ней на колени:
– Скорей снимай все это! Я же должна была следить за тобой!
Дот крутилась на месте, размахивая руками.
– Я не могу ждать до Рождества. Пока придет Санта. Правда, что он приносит все, что только пожелаешь?
– Правда, – кивнула я. – А пока надо…
– Все-все, что есть на всем белом свете? – Дот не спускала с меня внимательных глаз.
– Да. Только ты должна переодеться.
Дот показала на два елочных шарика, которые нацепила на уши:
– Нравится?
Я скрипнула зубами:
– Очень. А теперь, прошу тебя, пойди и все сними. Мама уже дома.
Дот вытаращила глаза и, сорвавшись с места, пулей скрылась в своей комнате, захлопнув за собой дверь.
– Грязную посуду ты мне оставила? – с укором поинтересовалась мама.
Я подошла к раковине и закатала рукава.
– Прости.
– А за уроки ты хотя бы взялась?
– Еще нет.
– Зои!
– У меня же все выходные впереди! – возразила я, наполняя раковину водой. – А задали всего ответить на десять вопросов по математике и написать вступление к курсовой работе по английскому.
– Курсовая работа? Ты про это ничего не говорила!
– Всего лишь вступительный абзац.
– И все равно нельзя делать это впопыхах.
– Я и не собиралась впопыхах, – пробурчала я, отскребая с тарелки томатно-чесночный соус. – Я люблю английский и знаю, что мне делать.
– Я тебе помогу.
– Да нет, мам, не надо. У меня все конспекты есть. Целая тетрадка.
Я поставила чистую тарелку в сушку, мама тем временем шарила в холодильнике – чего бы такого съесть.
– Ну, тогда я проверю, когда ты все напишешь. Язык для юриста – это важно.
– И для писателя тоже, – тихонько, чтобы она не услыхала, добавила я.
Мама вытащила из холодильника салат и помидор, слегка сдавила его пальцами – спелый ли?
– Сойдет. Хотя есть особо не хочется.
– Вы с папой хотите устроить патио? – вдруг сорвалось у меня с языка.
– Патио? Нет. С чего ты взяла?
Я принялась за другую тарелку.
– Так просто.
На следующий день у нас был праздник – Ночь костров. Я, может быть, ошибаюсь, мистер Харрис, но, по-моему, вы, американцы, не отмечаете этот праздник, поэтому я прямо сейчас все вам про него расскажу. Четыреста лет тому назад – 5 ноября 1605 года, если точно, Гай Фокс и его друзья решили взорвать здание парламента, чтобы убить короля. Сам Гай Фокс должен был запалить порох в погребе, да только ничего не вышло, покушение провалилось, и все до того обрадовались, что принялись жечь костры и устраивать вечеринки, чтобы отпраздновать это дело. С тех пор так и повелось – 5 ноября все делают чучела Гая Фокса (берут старую одежду и набивают газетами, The Sun, например, или The Times, если хотите, чтоб руки-ноги у него получше выглядели), а потом швыряют чучело в огонь. По мне, так это не очень хорошо – все едят яблоки в карамели, а Гай Фокс горит в огне за преступление, которое он даже не совершил. А вообще-то весело – костры повсюду, бенгальские огни сыплют искры, дым кругом. Волосы потом еще долго дымом пахнут.
Наш местный праздник устраивали в парке за пределами центральных городских кварталов. Представьте себе: зеленые лужайки, велосипедные дорожки, тропинки, рощи и бурная река. Папа высадил меня у входа, у высоких железных ворот. Воздух благоухал свободой. Ну, и еще, если вам угодно, хот-догами, дымом и сахарной ватой. Однако свобода перекрывала все.
В самой середине парка пылал костер, оранжевый, и красный, и с желтыми переливами. К нему тянулись толпы людей, словно мошки на свет. И одной из мошек была я. И я, впервые за долгие недели расправив крылья, летела на пламя костра. Лорен сидела на скамейке. Я подкралась сзади и как ткну пальцами ей в бока! А она как заорет: ББББББББББ!.. Вот именно так, во весь голос. Аж эхо раскатилось по всему парку и окрестностям, огромным, как вселенная, открытая для исследования. Я шлепнулась рядом с Лорен на скамейку, и мы болтали, болтали без конца, уплетая сахарную вату, а костер превращал ночь в текучее золото.
От этой ваты – ужасно она сладкая – мне захотелось пить. Я оставила Лорен сторожить скамейку, а сама отправилась на поиски какой-нибудь воды. Вдоль реки растянулся длинный ряд ларьков, палаток, прилавков с футболками, украшениями, дурацкими игрушками. Струилась река, клубился дым, кричали, зазывая, продавцы, а я все разыскивала, где бы чего-нибудь попить. Какой-то бородач сунул мне под нос красную машинку Ferrari. О такой, только настоящей, давно мечтал папа. Я остановилась и купила машинку, а то он так переживает из-за дедушки.
Расплачиваясь, я увидела Кареглазого. Он стоял возле самой кромки полыхающего костра. Знаю-знаю, здесь надо бы создать напряжение, тем более что мы проходили на английском, как это делается с помощью «рубленых фраз» и пауз, и намеков, нагнетающих тревогу. Но дело в том, мистер Харрис, что это живая жизнь, не беллетристика, и я хочу описать, как все было в действительности. В жизни события не идут чинно-благородно от завязки к кульминации, они происходят с бухты-барахты, без всякого предупреждения. Как в тот раз, когда папа сбил собаку. В книжке, несомненно, сначала была бы пара случаев, про которые говорят: еще бы чуть-чуть и… Предзнаменования то есть. Быть может, даже папа, круто заворачивая за угол, услыхал бы собачий лай, и читатель догадался бы – сейчас произойдет нечто скверное. А в жизни папа возвращался из супермаркета, светило солнце, радио пело про «Танцующую королеву»; машина подскочила на «лежачем полицейском», а оказалось – это немецкая овчарка. Вот и на костре было так же. Никакой подготовки. Никаких предупреждений. Только я отвернулась от прилавка и раз – вижу его, Кареглазого парня. Вот так просто.
– Твоя машина.
– Что?
Бородач протянул Ferrari:
– Твоя машина.
Я сунула машинку в карман, не спуская глаз с парня. Он стоял в футболке с белой надписью на груди, уставившись на пламя и глубоко задумавшись о чем-то, без сомнения, важном. Я представила себе облако мыслей над его головой и как я рыбкой ныряю в самую его середину. Я забыла про собственную жажду. Забыла про Лорен. С бьющимся сердцем я торопливо двинулась к костру, проталкиваясь вперед мимо папаши с дочкой на плечах, мимо женщины с пуделем в клетчатом пальтишке.
Пылающими кусочками янтаря взлетали искры и, поднявшись высоко над языками пламени, чернели.
– Бросать? – крикнул кто-то. Толпа одобрительно загудела. Какой-то дядька поднял чучело Гая Фокса с маской вместо лица, в черных штанах и вязаной кофте. – Бросать его? – заорал дядька еще громче. Девочка на плечах у отца радостно захлопала в ладоши. Даже пудель завилял хвостом.
Кареглазый зевнул и отвернулся. Я протиснулась еще немного вперед, чтобы меня заметили. Дядька, ухватив Гая Фокса за ногу и за руку, раскачивал его туда-сюда, туда-сюда. Голова чучела скользнула над огнем. Толпа взревела, я даже вздрогнула.
– Раз…
Все вытянули шеи, чтобы лучше видеть.
– Два…
Теперь считали все хором:
– Три!
Огонь фыркнул. Гай Фокс взлетел вверх, и в тот миг, когда он исчез в пламени костра, парень отвернулся от толпы и взглянул прямо на меня.
Надпись у него на груди гласила: «Спасите Гая Фокса». Секунд пять мы взирали друг на друга, потом парень улыбнулся:
– Привет.
Всего одно слово, а я уже на седьмом небе! Костер исчез. Люди тоже. Были только мы с Кареглазым и наши взгляды, летящие навстречу друг другу в самом центре вселенной.
– Симпатичная футболка, – вымолвила я наконец. – Мне всегда его жалко, Гая Фокса.
– Хотя он и злодей?
– У Гая Фокса имелись свои причины. Кто знает, может, они были уважительными.
Глаза у парня озорно блеснули.
– Уважительные причины совершить плохой поступок… Интересно.
– Очень интересно. – Тот провод, что соединял нас с ним, раскалился добела. Я покраснела и отвернулась. Где-то далеко-далеко, на краю земли, плавилась маска чучела.
– Зои, иди сюда! – позвала мама.
– Обещаешь взять меня жить к себе, если мы станем бездомными? – спросила я Лорен.
– А то как же! И мы с тобой начнем собственное дело. Типа… собак выгуливать. И называться это будет «Чушь собачья»…
– Зои! – снова крикнула мама.
– Меня зовут. Увидимся завтра на празднике.
– Ну-ка, гавкни.
– Да говорю же, зовут меня!
– А я говорю, гавкни!
– Гав!
Лорен захохотала, и я повесила трубку. А на лестничной площадке чуть дуба не дала. Представляете, мистер Харрис, вижу серебряную вспышку, будто молния сверкнула, и на меня налетает какая-то светящаяся фигура! Я охнула, а это Дот с головы до ног обмоталась мишурой.
– Ты что творишь?
– А я в мамино-папиной комнате нашла елочные украшения.
Я опустилась рядом с ней на колени:
– Скорей снимай все это! Я же должна была следить за тобой!
Дот крутилась на месте, размахивая руками.
– Я не могу ждать до Рождества. Пока придет Санта. Правда, что он приносит все, что только пожелаешь?
– Правда, – кивнула я. – А пока надо…
– Все-все, что есть на всем белом свете? – Дот не спускала с меня внимательных глаз.
– Да. Только ты должна переодеться.
Дот показала на два елочных шарика, которые нацепила на уши:
– Нравится?
Я скрипнула зубами:
– Очень. А теперь, прошу тебя, пойди и все сними. Мама уже дома.
Дот вытаращила глаза и, сорвавшись с места, пулей скрылась в своей комнате, захлопнув за собой дверь.
– Грязную посуду ты мне оставила? – с укором поинтересовалась мама.
Я подошла к раковине и закатала рукава.
– Прости.
– А за уроки ты хотя бы взялась?
– Еще нет.
– Зои!
– У меня же все выходные впереди! – возразила я, наполняя раковину водой. – А задали всего ответить на десять вопросов по математике и написать вступление к курсовой работе по английскому.
– Курсовая работа? Ты про это ничего не говорила!
– Всего лишь вступительный абзац.
– И все равно нельзя делать это впопыхах.
– Я и не собиралась впопыхах, – пробурчала я, отскребая с тарелки томатно-чесночный соус. – Я люблю английский и знаю, что мне делать.
– Я тебе помогу.
– Да нет, мам, не надо. У меня все конспекты есть. Целая тетрадка.
Я поставила чистую тарелку в сушку, мама тем временем шарила в холодильнике – чего бы такого съесть.
– Ну, тогда я проверю, когда ты все напишешь. Язык для юриста – это важно.
– И для писателя тоже, – тихонько, чтобы она не услыхала, добавила я.
Мама вытащила из холодильника салат и помидор, слегка сдавила его пальцами – спелый ли?
– Сойдет. Хотя есть особо не хочется.
– Вы с папой хотите устроить патио? – вдруг сорвалось у меня с языка.
– Патио? Нет. С чего ты взяла?
Я принялась за другую тарелку.
– Так просто.
На следующий день у нас был праздник – Ночь костров. Я, может быть, ошибаюсь, мистер Харрис, но, по-моему, вы, американцы, не отмечаете этот праздник, поэтому я прямо сейчас все вам про него расскажу. Четыреста лет тому назад – 5 ноября 1605 года, если точно, Гай Фокс и его друзья решили взорвать здание парламента, чтобы убить короля. Сам Гай Фокс должен был запалить порох в погребе, да только ничего не вышло, покушение провалилось, и все до того обрадовались, что принялись жечь костры и устраивать вечеринки, чтобы отпраздновать это дело. С тех пор так и повелось – 5 ноября все делают чучела Гая Фокса (берут старую одежду и набивают газетами, The Sun, например, или The Times, если хотите, чтоб руки-ноги у него получше выглядели), а потом швыряют чучело в огонь. По мне, так это не очень хорошо – все едят яблоки в карамели, а Гай Фокс горит в огне за преступление, которое он даже не совершил. А вообще-то весело – костры повсюду, бенгальские огни сыплют искры, дым кругом. Волосы потом еще долго дымом пахнут.
Наш местный праздник устраивали в парке за пределами центральных городских кварталов. Представьте себе: зеленые лужайки, велосипедные дорожки, тропинки, рощи и бурная река. Папа высадил меня у входа, у высоких железных ворот. Воздух благоухал свободой. Ну, и еще, если вам угодно, хот-догами, дымом и сахарной ватой. Однако свобода перекрывала все.
В самой середине парка пылал костер, оранжевый, и красный, и с желтыми переливами. К нему тянулись толпы людей, словно мошки на свет. И одной из мошек была я. И я, впервые за долгие недели расправив крылья, летела на пламя костра. Лорен сидела на скамейке. Я подкралась сзади и как ткну пальцами ей в бока! А она как заорет: ББББББББББ!.. Вот именно так, во весь голос. Аж эхо раскатилось по всему парку и окрестностям, огромным, как вселенная, открытая для исследования. Я шлепнулась рядом с Лорен на скамейку, и мы болтали, болтали без конца, уплетая сахарную вату, а костер превращал ночь в текучее золото.
От этой ваты – ужасно она сладкая – мне захотелось пить. Я оставила Лорен сторожить скамейку, а сама отправилась на поиски какой-нибудь воды. Вдоль реки растянулся длинный ряд ларьков, палаток, прилавков с футболками, украшениями, дурацкими игрушками. Струилась река, клубился дым, кричали, зазывая, продавцы, а я все разыскивала, где бы чего-нибудь попить. Какой-то бородач сунул мне под нос красную машинку Ferrari. О такой, только настоящей, давно мечтал папа. Я остановилась и купила машинку, а то он так переживает из-за дедушки.
Расплачиваясь, я увидела Кареглазого. Он стоял возле самой кромки полыхающего костра. Знаю-знаю, здесь надо бы создать напряжение, тем более что мы проходили на английском, как это делается с помощью «рубленых фраз» и пауз, и намеков, нагнетающих тревогу. Но дело в том, мистер Харрис, что это живая жизнь, не беллетристика, и я хочу описать, как все было в действительности. В жизни события не идут чинно-благородно от завязки к кульминации, они происходят с бухты-барахты, без всякого предупреждения. Как в тот раз, когда папа сбил собаку. В книжке, несомненно, сначала была бы пара случаев, про которые говорят: еще бы чуть-чуть и… Предзнаменования то есть. Быть может, даже папа, круто заворачивая за угол, услыхал бы собачий лай, и читатель догадался бы – сейчас произойдет нечто скверное. А в жизни папа возвращался из супермаркета, светило солнце, радио пело про «Танцующую королеву»; машина подскочила на «лежачем полицейском», а оказалось – это немецкая овчарка. Вот и на костре было так же. Никакой подготовки. Никаких предупреждений. Только я отвернулась от прилавка и раз – вижу его, Кареглазого парня. Вот так просто.
– Твоя машина.
– Что?
Бородач протянул Ferrari:
– Твоя машина.
Я сунула машинку в карман, не спуская глаз с парня. Он стоял в футболке с белой надписью на груди, уставившись на пламя и глубоко задумавшись о чем-то, без сомнения, важном. Я представила себе облако мыслей над его головой и как я рыбкой ныряю в самую его середину. Я забыла про собственную жажду. Забыла про Лорен. С бьющимся сердцем я торопливо двинулась к костру, проталкиваясь вперед мимо папаши с дочкой на плечах, мимо женщины с пуделем в клетчатом пальтишке.
Пылающими кусочками янтаря взлетали искры и, поднявшись высоко над языками пламени, чернели.
– Бросать? – крикнул кто-то. Толпа одобрительно загудела. Какой-то дядька поднял чучело Гая Фокса с маской вместо лица, в черных штанах и вязаной кофте. – Бросать его? – заорал дядька еще громче. Девочка на плечах у отца радостно захлопала в ладоши. Даже пудель завилял хвостом.
Кареглазый зевнул и отвернулся. Я протиснулась еще немного вперед, чтобы меня заметили. Дядька, ухватив Гая Фокса за ногу и за руку, раскачивал его туда-сюда, туда-сюда. Голова чучела скользнула над огнем. Толпа взревела, я даже вздрогнула.
– Раз…
Все вытянули шеи, чтобы лучше видеть.
– Два…
Теперь считали все хором:
– Три!
Огонь фыркнул. Гай Фокс взлетел вверх, и в тот миг, когда он исчез в пламени костра, парень отвернулся от толпы и взглянул прямо на меня.
Надпись у него на груди гласила: «Спасите Гая Фокса». Секунд пять мы взирали друг на друга, потом парень улыбнулся:
– Привет.
Всего одно слово, а я уже на седьмом небе! Костер исчез. Люди тоже. Были только мы с Кареглазым и наши взгляды, летящие навстречу друг другу в самом центре вселенной.
– Симпатичная футболка, – вымолвила я наконец. – Мне всегда его жалко, Гая Фокса.
– Хотя он и злодей?
– У Гая Фокса имелись свои причины. Кто знает, может, они были уважительными.
Глаза у парня озорно блеснули.
– Уважительные причины совершить плохой поступок… Интересно.
– Очень интересно. – Тот провод, что соединял нас с ним, раскалился добела. Я покраснела и отвернулась. Где-то далеко-далеко, на краю земли, плавилась маска чучела.