Обитель Апельсинового Дерева
Часть 11 из 153 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Кто же ему поверит?
Суза глубоко вздохнула и опустила плечи. С головы до ног оглядела подругу:
– Вижу, мы не зря так рисковали. – В ее глазах засветилась улыбка. – День Выбора прошел, как тебе мечталось?
Рассказ давно уже рвался у Тани с языка.
– Даже лучше. Драконы такие прекрасные, – сказала она. – Ты их видела?
– Нет. Проспала, – вздохнула Суза. – Сколько в этом году будет всадников?
– Двенадцать. Достойный Вечный император прислал в помощь нашим двух могучих воинов.
– Никогда не видела лакустринских драконов. Они не похожи на наших?
– Тела у них тяжелее, и пальцев на один больше. Счастливчик тот, кто станет всадником одного из них. – Тани забилась дальше под зонт подруги. – Я должна стать всадницей, Суза. Мне стыдно, что я так этого хочу, ведь мне и так посчастливилось в жизни, но…
– Ты ведь мечтала об этом еще ребенком. Ты честолюбива, Тани. Незачем этого стыдиться. – Суза помолчала. – Тебе страшно?
– Конечно.
– Это хорошо. Страх заставит тебя драться. Туроза, кем бы ни была его мать, – мелкий паршивец. Не позволяй ему взять над тобой верх. – Тани сердито глянула на подругу, но тут же улыбнулась. – А теперь тебе надо спешить. Помни, как бы далеко от мыса Хайсан ты ни залетела, я всегда буду тебе подругой.
– И я тебе.
Обе вздрогнули, когда ворота гостиницы отворились.
– Суза, – позвала девочка. – Заходи уже.
Та бросила взгляд на дом:
– Мне надо идти. – Она снова взглянула на Тани, помедлила. – Тебе позволят мне писать?
– Должны. – Тани не слышала, чтобы кто-то из простых горожан поддерживал дружбу с морскими стражниками, но молилась, чтобы им позволили стать исключением. – Прошу тебя, Суза, будь осторожна.
– Как же иначе. – Ее улыбка дрогнула. – Ты не будешь слишком обо мне скучать. Когда взовьешься за облака, мы тут внизу все покажемся тебе очень маленькими.
– Где бы я ни была, – сказала Тани, – я с тобой.
Суза рискнула всем ради чужой мечты. Таких друзей встречаешь раз в жизни. Иным такие и вовсе не встречаются.
Между ними теснились воспоминания, и лица девушек были влажны не только от дождя. Быть может, Тани доведется вернуться на мыс Хайсан, чтобы охранять восточное побережье, или Суза сумеет ее навестить, но сейчас они ничего не знали наверняка. Их пути расходились и, если дракон не пожелает иного, – навсегда.
– Если что случится – если кто-то назовет твое имя в связи с чужестранцем, – поспеши в Гинуру, – тихо сказала Тани. – Найди меня, Суза. Я всегда за тебя заступлюсь.
Никлайс Рооз в своей тесной орисимской мастерской поднес сосуд к мерцающей лампе. Грязный ярлычок на нем гласил: «Почковидная руда». Лучшим способом выбросить Сульярда из головы было обратиться к великому деланию.
Нельзя сказать, что он многого достиг в нем или в других делах. Ему вечно недоставало ингредиентов, и алхимическая посуда была не моложе его возрастом, но Никлайс решил сделать еще одну попытку, прежде чем выписывать новые припасы. Правитель мыса Хайсан был доброжелателен к нему, но эта щедрость сдерживалась волей государя, казалось знавшего обо всем, что творилось в Сейки.
Государь был существом почти мифическим. Его род пришел к власти после гибели императорской семьи Нойзикен во время Великой Скорби. Никлайс только и знал о нем, что этот человек живет в Гинурском замке. Орисимская наместница ежегодно отправлялась туда в закрытом паланкине, чтобы выплатить дань, принести дары от Ментендона и получить ответные подарки.
Никлайса – единственного на торговом посту – никогда не приглашали ее сопровождать. Ментские друзья держались с ним вежливо, но все же, в отличие от других, Никлайс был здесь в изгнании. А тот факт, что причины изгнания никто не знал, не добавлял любви к нему.
Бывало, ему хотелось сорвать с себя маску – просто чтобы посмотреть на их лица. Признаться, что он – алхимик, обещавший юной королеве Иниса эликсир жизни, который сделает для нее ненужными брак и рождение наследницы. Что это он промотал деньги Беретнетов за годы безнадежных опытов и разгул.
Как бы они ужаснулись! Как возмутились бы его презрением к добродетели. Разве могли они знать, что девять лет назад, в Инисе, пылая болью и гневом, он в тайнике души хранил верность алхимии. Очищение, растворение, возгонка – единственные его божества в прошлом и будущем. Никто не догадывался, что, потея над тиглем в упрямой надежде отыскать средство хранить вечную молодость тела, он пытался также расплавить клинок горя, застрявший в его боку. Тот же клинок в конце концов увел его от реторт искать забвения и утешения в вине.
Ни в том ни в другом он не достиг успеха. И Сабран Беретнет заставила его за это поплатиться.
Не жизнью. Леоварт говорил, что он должен быть благодарен за «милость» ее великозлобности. Нет, Сабран не лишила его головы – но остального лишила. И вот он заперт на краю света, среди общего презрения.
Пусть себе соседи шепчутся. Если опыт удастся, все они потянутся к его дверям за эликсиром. Прикусив зубами язык, Никлайс вылил обедненную руду в тигель.
С тем же успехом он мог сыпануть туда пушечного пороха. Жидкость мигом вскипела, выплеснулась на стол, изрыгая тучи зловонного дыма.
Обескураженный алхимик заглянул в тигель. Ничего, кроме черного как смола осадка. Он со вздохом протер очки от копоти. То, что у него получилось, больше походило не на эликсир жизни, а на содержимое ночного горшка.
Итак, почковидная руда не годится. Впрочем, этот красно-бурый порошок мог и не быть почковидной рудой. Паная закупила его для Никлайса у торговца, а торговцы не славятся честностью.
Безымянный побери все это! Он бы отступился от создания эликсира, да вот не было у него другого способа бежать с этого острова на Запад.
Конечно, он не собирался отдавать эликсир Сабран Беретнет. Чтоб ей повеситься! Но любой другой правитель, узнав, что Никлайс добился успеха, постарался бы вернуть его в Ментендон и на всю жизнь обеспечил бы богатством и роскошью. А уж Никлайс бы позаботился, чтобы Сабран узнала, на что он способен, а когда явилась бы к нему, умоляя о глотке вечности, не было бы для него ничего слаще, чем отказать ей.
Однако до этого счастливого дня было еще далеко. Добыть бы дорогостоящие субстанции, с помощью которых пытались продлить себе жизнь давно скончавшиеся лакустринские правители: золото, аурипигмент, редкие растения. Правда, большинство тех правителей в стремлении к вечной жизни только травили себя, но была надежда, что их рецепты эликсира для него станут искрой вдохновения.
Пора писать Леоварту и просить, чтобы снова задобрил государя лестными письмами. Только князь способен уговорить властителя отдать свое золото в переплавку.
Никлайс допил холодный чай, мечтая о чем-нибудь покрепче. Наместница Орисимы отлучила его от пивных и ограничила двумя чашами вина в неделю. У него который месяц дрожали руки.
Они тряслись и сейчас, но не от тяги к забвению. Никлайс так и не нашел ни следа Триама Сульярда.
В городе снова зазвонили. Должно быть, морская стража отбывает в столицу. Остальных учеников сплавили на Пуховый остров – гористый клочок земли в море Солнечных Бликов, где хранилась вся мудрость и знания о племени драконов. Никлайс несколько раз писал правителю Хайсана с просьбой о допуске на этот остров и все время получал отказ. Пуховый остров был не для иноземцев.
А ведь в драконах мог таиться ответ к его задаче. Они жили тысячелетиями. Наверняка нечто в их телах дает возможность обновления. Эти существа не всегда были такими, как теперь. В легендах Востока драконы обладали мистическими способностями – могли менять облик, порождать сновидения. Этих способностей они не проявляли с окончания Великой Скорби. В ту ночь небо пересекла комета, и огнедышащие всего мира впали в непробудный сон, а восточные драконы стали сильнее, чем были в прошлые века.
Теперь их сила снова убывала. И все же они жили и жили – эликсир во плоти.
Не то чтобы эта теория много сулила Никлайсу. Скорее наоборот, заводила его в тупик. Для островитян их драконы были святы. И потому торговля любой субстанцией из их тел каралась особенно медленной и мучительной смертью. На такое решались только пираты.
Скрипя зубами от бившейся в висках боли, Никлайс захромал из мастерской. Шагнул на циновки и ахнул.
У огня сидел Триам Сульярд. Мокрый насквозь.
– Клянусь гульфиком Святого… – опешил Никлайс. – Сульярд!
Юнец с болью взглянул на него:
– Не следует всуе поминать интимные части Святого.
– Придержи язык! – рявкнул Никлайс. Сердце у него колотилось. – Скажу тебе, ты везунчик. Если нашел способ выбраться отсюда – говори сразу.
– Я пробовал выбраться, – сказал Сульярд. – Сумел обойти стражников и выскользнуть из дома, но у ворот стояли другие. Я влез в воду и прятался под мостом, пока не ушли восточные рыцари.
– Здешний начальник – не рыцарь, дурачок, – с досадой буркнул Никлайс. – Святой, зачем ты только вернулся! Чем я провинился, что ты ставишь под угрозу то, что осталось от моей жизни? – Он помолчал. – На этот вопрос, собственно, можешь не отвечать.
Сульярд молчал. Никлайс, чуть не оттолкнув его, принялся разводить огонь.
– Доктор Рооз, – помолчав, заговорил Сульярд, – почему Орисиму так строго охраняют?
– Потому что чужестранцам под страхом смерти запрещено ступать на землю Сейки. А сейкинцам, в свой черед, запрещено ее покидать. – Никлайс подвесил чайник над очагом. – Здесь нас терпят ради торговли и клочков ментской науки, и еще чтобы государь хотя бы смутно представлял себе жизнь по ту сторону Бездны, но нам нельзя ни выйти за пределы Орисимы, ни обсуждать нашу ересь с сейкинцами.
– Ересь – это Шесть Добродетелей?
– Именно так. И еще они, что вполне понятно, подозревают иноземцев в распространении драконьей чумы – здесь ее называют красной болезнью. Если бы ты потрудился что-нибудь узнать, прежде чем сюда заявиться…
– Но должны же они выслушать нашу просьбу о помощи, – убежденно ответил Сульярд. – На самом деле, пока прятался, я подумал, что мог бы позволить им меня найти и пусть доставят в столицу.
Он как будто не заметил, с каким ужасом воззрился на него Никлайс.
– Я должен переговорить с их государем, доктор Рооз. Когда ты услышишь, с чем я…
– Я уже сказал, – бросил ему Никлайс, – мне твое дело не интересно, мастер Сульярд.
– Но Добродетелям грозит опасность! Миру грозит опасность! – упорствовал Сульярд. – Королева Сабран нуждается в нашей помощи.
– Что, она в ужасной опасности? – с тайной надеждой спросил Никлайс. – Ее жизнь под угрозой?
– Да, доктор Рооз. И я знаю способ ее спасти.
Богатейшая женщина Запада, почитаемая в трех государствах, нуждается в помощи оруженосца!
– Очаровательно, – протяжно вздохнул Никлайс. – Так и быть, Сульярд, я тебя выслушаю. Посвяти меня в свой замысел спасения королевы Сабран от этой загадочной напасти.
– Надо заключить договор с Востоком, – решительно заговорил Сульярд. – Пусть государь Сейки пришлет на помощь ее величеству своих драконов. Я намерен склонить его к этому. Он должен помочь Добродетелям прикончить драконье племя, пока они еще не проснулись до конца. Пока не…
– Постой, – перебил Никлайс. – Ты хочешь сказать, что задумал… союз между Инисом и Сейки?
– Не только между Инисом и Сейки, доктор Рооз. Между странами Добродетели и Востоком.
Никлайс дал его словам время кристаллизоваться. У него дергался уголок рта. И, видя, что Сульярд остается серьезным, как священнослужитель, Никлайс, запрокинув голову, расхохотался.
– О, это чудесно. Великолепно! – объявил он. Сульярд вытаращил глаза. – Ох, Сульярд. Мне здесь так не хватает веселья. Благодарю тебя.
– Это не шутка, доктор Рооз, – вознегодовал Сульярд.
– Как же не шутка, милый мальчик? Ты решил, что для отмены Великого эдикта, действовавшего пять столетий закона, достаточно будет хорошенько попросить? Как же ты молод, в самом деле! – Никлайс снова захихикал. – И кто же способствует тебе в этом славном предприятии?
Суза глубоко вздохнула и опустила плечи. С головы до ног оглядела подругу:
– Вижу, мы не зря так рисковали. – В ее глазах засветилась улыбка. – День Выбора прошел, как тебе мечталось?
Рассказ давно уже рвался у Тани с языка.
– Даже лучше. Драконы такие прекрасные, – сказала она. – Ты их видела?
– Нет. Проспала, – вздохнула Суза. – Сколько в этом году будет всадников?
– Двенадцать. Достойный Вечный император прислал в помощь нашим двух могучих воинов.
– Никогда не видела лакустринских драконов. Они не похожи на наших?
– Тела у них тяжелее, и пальцев на один больше. Счастливчик тот, кто станет всадником одного из них. – Тани забилась дальше под зонт подруги. – Я должна стать всадницей, Суза. Мне стыдно, что я так этого хочу, ведь мне и так посчастливилось в жизни, но…
– Ты ведь мечтала об этом еще ребенком. Ты честолюбива, Тани. Незачем этого стыдиться. – Суза помолчала. – Тебе страшно?
– Конечно.
– Это хорошо. Страх заставит тебя драться. Туроза, кем бы ни была его мать, – мелкий паршивец. Не позволяй ему взять над тобой верх. – Тани сердито глянула на подругу, но тут же улыбнулась. – А теперь тебе надо спешить. Помни, как бы далеко от мыса Хайсан ты ни залетела, я всегда буду тебе подругой.
– И я тебе.
Обе вздрогнули, когда ворота гостиницы отворились.
– Суза, – позвала девочка. – Заходи уже.
Та бросила взгляд на дом:
– Мне надо идти. – Она снова взглянула на Тани, помедлила. – Тебе позволят мне писать?
– Должны. – Тани не слышала, чтобы кто-то из простых горожан поддерживал дружбу с морскими стражниками, но молилась, чтобы им позволили стать исключением. – Прошу тебя, Суза, будь осторожна.
– Как же иначе. – Ее улыбка дрогнула. – Ты не будешь слишком обо мне скучать. Когда взовьешься за облака, мы тут внизу все покажемся тебе очень маленькими.
– Где бы я ни была, – сказала Тани, – я с тобой.
Суза рискнула всем ради чужой мечты. Таких друзей встречаешь раз в жизни. Иным такие и вовсе не встречаются.
Между ними теснились воспоминания, и лица девушек были влажны не только от дождя. Быть может, Тани доведется вернуться на мыс Хайсан, чтобы охранять восточное побережье, или Суза сумеет ее навестить, но сейчас они ничего не знали наверняка. Их пути расходились и, если дракон не пожелает иного, – навсегда.
– Если что случится – если кто-то назовет твое имя в связи с чужестранцем, – поспеши в Гинуру, – тихо сказала Тани. – Найди меня, Суза. Я всегда за тебя заступлюсь.
Никлайс Рооз в своей тесной орисимской мастерской поднес сосуд к мерцающей лампе. Грязный ярлычок на нем гласил: «Почковидная руда». Лучшим способом выбросить Сульярда из головы было обратиться к великому деланию.
Нельзя сказать, что он многого достиг в нем или в других делах. Ему вечно недоставало ингредиентов, и алхимическая посуда была не моложе его возрастом, но Никлайс решил сделать еще одну попытку, прежде чем выписывать новые припасы. Правитель мыса Хайсан был доброжелателен к нему, но эта щедрость сдерживалась волей государя, казалось знавшего обо всем, что творилось в Сейки.
Государь был существом почти мифическим. Его род пришел к власти после гибели императорской семьи Нойзикен во время Великой Скорби. Никлайс только и знал о нем, что этот человек живет в Гинурском замке. Орисимская наместница ежегодно отправлялась туда в закрытом паланкине, чтобы выплатить дань, принести дары от Ментендона и получить ответные подарки.
Никлайса – единственного на торговом посту – никогда не приглашали ее сопровождать. Ментские друзья держались с ним вежливо, но все же, в отличие от других, Никлайс был здесь в изгнании. А тот факт, что причины изгнания никто не знал, не добавлял любви к нему.
Бывало, ему хотелось сорвать с себя маску – просто чтобы посмотреть на их лица. Признаться, что он – алхимик, обещавший юной королеве Иниса эликсир жизни, который сделает для нее ненужными брак и рождение наследницы. Что это он промотал деньги Беретнетов за годы безнадежных опытов и разгул.
Как бы они ужаснулись! Как возмутились бы его презрением к добродетели. Разве могли они знать, что девять лет назад, в Инисе, пылая болью и гневом, он в тайнике души хранил верность алхимии. Очищение, растворение, возгонка – единственные его божества в прошлом и будущем. Никто не догадывался, что, потея над тиглем в упрямой надежде отыскать средство хранить вечную молодость тела, он пытался также расплавить клинок горя, застрявший в его боку. Тот же клинок в конце концов увел его от реторт искать забвения и утешения в вине.
Ни в том ни в другом он не достиг успеха. И Сабран Беретнет заставила его за это поплатиться.
Не жизнью. Леоварт говорил, что он должен быть благодарен за «милость» ее великозлобности. Нет, Сабран не лишила его головы – но остального лишила. И вот он заперт на краю света, среди общего презрения.
Пусть себе соседи шепчутся. Если опыт удастся, все они потянутся к его дверям за эликсиром. Прикусив зубами язык, Никлайс вылил обедненную руду в тигель.
С тем же успехом он мог сыпануть туда пушечного пороха. Жидкость мигом вскипела, выплеснулась на стол, изрыгая тучи зловонного дыма.
Обескураженный алхимик заглянул в тигель. Ничего, кроме черного как смола осадка. Он со вздохом протер очки от копоти. То, что у него получилось, больше походило не на эликсир жизни, а на содержимое ночного горшка.
Итак, почковидная руда не годится. Впрочем, этот красно-бурый порошок мог и не быть почковидной рудой. Паная закупила его для Никлайса у торговца, а торговцы не славятся честностью.
Безымянный побери все это! Он бы отступился от создания эликсира, да вот не было у него другого способа бежать с этого острова на Запад.
Конечно, он не собирался отдавать эликсир Сабран Беретнет. Чтоб ей повеситься! Но любой другой правитель, узнав, что Никлайс добился успеха, постарался бы вернуть его в Ментендон и на всю жизнь обеспечил бы богатством и роскошью. А уж Никлайс бы позаботился, чтобы Сабран узнала, на что он способен, а когда явилась бы к нему, умоляя о глотке вечности, не было бы для него ничего слаще, чем отказать ей.
Однако до этого счастливого дня было еще далеко. Добыть бы дорогостоящие субстанции, с помощью которых пытались продлить себе жизнь давно скончавшиеся лакустринские правители: золото, аурипигмент, редкие растения. Правда, большинство тех правителей в стремлении к вечной жизни только травили себя, но была надежда, что их рецепты эликсира для него станут искрой вдохновения.
Пора писать Леоварту и просить, чтобы снова задобрил государя лестными письмами. Только князь способен уговорить властителя отдать свое золото в переплавку.
Никлайс допил холодный чай, мечтая о чем-нибудь покрепче. Наместница Орисимы отлучила его от пивных и ограничила двумя чашами вина в неделю. У него который месяц дрожали руки.
Они тряслись и сейчас, но не от тяги к забвению. Никлайс так и не нашел ни следа Триама Сульярда.
В городе снова зазвонили. Должно быть, морская стража отбывает в столицу. Остальных учеников сплавили на Пуховый остров – гористый клочок земли в море Солнечных Бликов, где хранилась вся мудрость и знания о племени драконов. Никлайс несколько раз писал правителю Хайсана с просьбой о допуске на этот остров и все время получал отказ. Пуховый остров был не для иноземцев.
А ведь в драконах мог таиться ответ к его задаче. Они жили тысячелетиями. Наверняка нечто в их телах дает возможность обновления. Эти существа не всегда были такими, как теперь. В легендах Востока драконы обладали мистическими способностями – могли менять облик, порождать сновидения. Этих способностей они не проявляли с окончания Великой Скорби. В ту ночь небо пересекла комета, и огнедышащие всего мира впали в непробудный сон, а восточные драконы стали сильнее, чем были в прошлые века.
Теперь их сила снова убывала. И все же они жили и жили – эликсир во плоти.
Не то чтобы эта теория много сулила Никлайсу. Скорее наоборот, заводила его в тупик. Для островитян их драконы были святы. И потому торговля любой субстанцией из их тел каралась особенно медленной и мучительной смертью. На такое решались только пираты.
Скрипя зубами от бившейся в висках боли, Никлайс захромал из мастерской. Шагнул на циновки и ахнул.
У огня сидел Триам Сульярд. Мокрый насквозь.
– Клянусь гульфиком Святого… – опешил Никлайс. – Сульярд!
Юнец с болью взглянул на него:
– Не следует всуе поминать интимные части Святого.
– Придержи язык! – рявкнул Никлайс. Сердце у него колотилось. – Скажу тебе, ты везунчик. Если нашел способ выбраться отсюда – говори сразу.
– Я пробовал выбраться, – сказал Сульярд. – Сумел обойти стражников и выскользнуть из дома, но у ворот стояли другие. Я влез в воду и прятался под мостом, пока не ушли восточные рыцари.
– Здешний начальник – не рыцарь, дурачок, – с досадой буркнул Никлайс. – Святой, зачем ты только вернулся! Чем я провинился, что ты ставишь под угрозу то, что осталось от моей жизни? – Он помолчал. – На этот вопрос, собственно, можешь не отвечать.
Сульярд молчал. Никлайс, чуть не оттолкнув его, принялся разводить огонь.
– Доктор Рооз, – помолчав, заговорил Сульярд, – почему Орисиму так строго охраняют?
– Потому что чужестранцам под страхом смерти запрещено ступать на землю Сейки. А сейкинцам, в свой черед, запрещено ее покидать. – Никлайс подвесил чайник над очагом. – Здесь нас терпят ради торговли и клочков ментской науки, и еще чтобы государь хотя бы смутно представлял себе жизнь по ту сторону Бездны, но нам нельзя ни выйти за пределы Орисимы, ни обсуждать нашу ересь с сейкинцами.
– Ересь – это Шесть Добродетелей?
– Именно так. И еще они, что вполне понятно, подозревают иноземцев в распространении драконьей чумы – здесь ее называют красной болезнью. Если бы ты потрудился что-нибудь узнать, прежде чем сюда заявиться…
– Но должны же они выслушать нашу просьбу о помощи, – убежденно ответил Сульярд. – На самом деле, пока прятался, я подумал, что мог бы позволить им меня найти и пусть доставят в столицу.
Он как будто не заметил, с каким ужасом воззрился на него Никлайс.
– Я должен переговорить с их государем, доктор Рооз. Когда ты услышишь, с чем я…
– Я уже сказал, – бросил ему Никлайс, – мне твое дело не интересно, мастер Сульярд.
– Но Добродетелям грозит опасность! Миру грозит опасность! – упорствовал Сульярд. – Королева Сабран нуждается в нашей помощи.
– Что, она в ужасной опасности? – с тайной надеждой спросил Никлайс. – Ее жизнь под угрозой?
– Да, доктор Рооз. И я знаю способ ее спасти.
Богатейшая женщина Запада, почитаемая в трех государствах, нуждается в помощи оруженосца!
– Очаровательно, – протяжно вздохнул Никлайс. – Так и быть, Сульярд, я тебя выслушаю. Посвяти меня в свой замысел спасения королевы Сабран от этой загадочной напасти.
– Надо заключить договор с Востоком, – решительно заговорил Сульярд. – Пусть государь Сейки пришлет на помощь ее величеству своих драконов. Я намерен склонить его к этому. Он должен помочь Добродетелям прикончить драконье племя, пока они еще не проснулись до конца. Пока не…
– Постой, – перебил Никлайс. – Ты хочешь сказать, что задумал… союз между Инисом и Сейки?
– Не только между Инисом и Сейки, доктор Рооз. Между странами Добродетели и Востоком.
Никлайс дал его словам время кристаллизоваться. У него дергался уголок рта. И, видя, что Сульярд остается серьезным, как священнослужитель, Никлайс, запрокинув голову, расхохотался.
– О, это чудесно. Великолепно! – объявил он. Сульярд вытаращил глаза. – Ох, Сульярд. Мне здесь так не хватает веселья. Благодарю тебя.
– Это не шутка, доктор Рооз, – вознегодовал Сульярд.
– Как же не шутка, милый мальчик? Ты решил, что для отмены Великого эдикта, действовавшего пять столетий закона, достаточно будет хорошенько попросить? Как же ты молод, в самом деле! – Никлайс снова захихикал. – И кто же способствует тебе в этом славном предприятии?