О, я от призраков больна
Часть 10 из 13 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Я поднялась с пола, протерла лицо ладонью, поправила одежду и подошла к лестнице так, что отец бы мной гордился.
— Мистер Лампман, — произнесла я с лестничной площадки. — Я Флавия де Люс, из де Люсов из Букшоу. Моей сестре Офелии семнадцать лет. Она надеется, вы сможете дать ей маленькую роль. — Я сделала указывающий жест. — Это она смотрит сквозь перила.
Вэл Лампман заслонил глаза рукой и всмотрелся в темное дерево.
— Пожалуйста, покажитесь, мисс де Люс, — сказал он.
Наверху Фели встала на колени, потом поднялась на ноги, отряхнулась и с глупым видом посмотрела поверх перил.
— Вы сгодитесь, — сказал он наконец. — Подойдите к мисс Тродд утром.
В закутке под лестницей зазвонил телефон, и, хотя я не могла видеть, я услышала размеренные шаги Доггера, приблизившегося из кухни снять трубку. После приглушенного разговора он показался в поле зрения и увидел меня на ступеньках.
— Это викарий, — сказал он. — Мисс Фелисити позвонила ему, чтобы сообщить, что полковник де Люс останется на ночь в Лондоне.
Должно быть, снег валит как черт знает что, довольно жестоко подумала я.
— Странно, что тетушка Фелисити не позвонила сюда, — заметила я.
— Она пыталась больше часа, но линия была занята. Поэтому она позвонила викарию. Так получилось, что утром он поедет в Доддингсли забрать еще несколько падубов для украшения церкви. Он любезно предложил встретить полковника де Люса и мисс Фелисити на вокзале и привезти в Букшоу.
* * *
— Падуб и плющ, — громко пропела я, не беспокоясь, что немного фальшивлю. — Когда они о-о-о-ба в по-о-олном цвету-у-у! Из всех ядов, что есть в лесу, падуб — король!
Вероятно, подумала я, это потому, что он содержит теобромин, горький алкалоид, который можно также обнаружить в кофе, чае и какао и который был впервые синтезирован незабвенным немецким химиком Германом Эмилем Фишером из человеческих выделений. Теобромин в ягодах и листьях падуба — это один из цианогенных гликозидов, которые при проглатывании выделяют цианид водорода. В каких количествах — мне еще предстоит определить, но от одной только мысли о столь сладостном эксперименте я затрепетала!
— Вы думаете об илицине, — сказал Доггер.
— Да, я думаю об илицине. Это алкалоид в листьях падуба, он вызывает понос.
— Полагаю, я где-то читал об этом, — сказал Доггер.
Я могу использовать ту же охапку веток падуба, которую притащила домой для изготовления птичьего клея!
— Будь начеку! — пропела я, прыгая вверх по лестнице с мыслями не только о захвате Деда Мороза.
Влажные тяжелые хлопья падали прямо на землю, проносясь мимо освещенных окон моей лаборатории, и среди них не было двоих похожих, однако все они — члены одной семьи.
В случае со снежными хлопьями семья зовется Н2О, известная непосвященным как вода.
Как вся материя, вода может находиться в трех состояниях: при нормальной температуре это жидкость; нагретая до 212 градусов по Фаренгейту[15], она превращается в газ; охлажденная ниже 32 градусов[16], кристаллизуется и становится льдом.
Из трех состояний лед — мое любимое: вода, будучи замороженной, классифицируется как минерал — минерал, чья кристаллическая форма, например в айсберге, может копировать бриллиант величиной с «Королеву Елизавету»[17].
Однако добавьте немного тепла — и пф! Это снова жидкость, способная легко проникать с помощью одной лишь силы гравитации в самые потаенные места. Одна только мысль о подземных местечках, куда попадает вода, вызывает у меня щекотку в животе!
Потом поднимите температуру еще выше — и опля! — это газ, и неожиданно он может летать.
Если это не волшебство, я не знаю, что это такое!
Азотноватистая кислота, например, совершенно очаровывает: при температуре −4 она принимает форму бесцветных кристаллов в форме призмы; подогрейте ее до 7 градусов — и она станет прозрачной жидкостью. При 30 градусах жидкость желтеет, потом становится оранжевой, а при 82[18] — закипает и превращается в коричнево-красный дым: все в пределах разницы температур в 82 градуса!
Потрясающе, когда об этом задумываешься.
Но вернемся к старой подруге воде, в данном случае суть заключается в следующем: не важно, горячая или холодная, в каком она состоянии, какие у нее качества или цвет, каждая молекула воды состоит всего лишь из одного атома кислорода, связанного с двумя сестринскими атомами водорода. Нужны они трое, чтобы возникли ослепляющая снежная буря, или гром, или пухлое белое облачко в летнем небе.
О Боже, как многообразны твои труды!
Позже, в кровати, я, выключив свет, некоторое время прислушивалась к отдаленным звукам, производимым людьми, совершающими последние приготовления к завтрашнему утру. Где-то в западном крыле они продолжат настраивать свет; где-то Филлис Уиверн будет зубрить сценарий.
Но наконец, спустя целую вечность, дневные труды были закончены, и после нескольких неохотных похрустываний и стонов Букшоу уснул в молчании падающего снега.
6
Я проснулась от ширканья лопаты. Гадство! Должно быть, я проспала!
Выпрыгнув из-под стеганого одеяла, я поскорей натянула одежду, пока не замерзла.
Мир за пределами окон моей спальни виднелся болезненной тенью не до конца проявленного снимка: пятнисто-черный и белый, под которыми виднелся едва заметный угрожающий оттенок пурпурного, как будто небо шептало: «Ну, погоди!»
Несколько дразнящих снежинок продолжали медленно дрейфовать, словно предупреждающие записки от богов, и потряхивать крошечными замерзшими кулачками, падая за окнами.
Примерно половина съемочной группы трудилась, расчищая проходы между фургоном и грузовиками.
Я быстро покопалась в куче пластинок для граммофона (Даффи говорила, что я называла его «грампафоном», когда была меньше) и, выбрав искомую, вытерла ее своей юбкой.
Это было «Утро» Эдварда Грига из сюиты «Пер Гюнт»: тот же музыкальный отрывок, который Руперт Порсон (покойный) ставил в приходском зале на открытии своего кукольного представления «Джек и бобовое зернышко».
Это не самое мое любимое утреннее музыкальное произведение, но это бесконечно лучше, чем песенка «Давайте петь, как птицы». Кроме того, на пластинке есть красивая картинка с собакой, склонившей голову, прислушиваясь к голосу хозяина, доносящемуся из трубы, и не осознавая, что хозяин позади, рисует ее портрет.
Я хорошенько завела граммофон и поставила иголку на поверхность крутящейся пластинки.
— Ла-ла-ла-ла-а, ла-ла, ла-ла, ла-а-ла-ла-ла, — подпевала я, даже ставя паузы в правильных местах, до самого конца мелодии.
Потом, поскольку мне показалось, что это будет соответствовать унылости дня, я уменьшила скорость воспроизведения, и музыка зазвучала так, будто весь оркестр внезапно одолела тошнота: словно музыкантов отравили.
О, как я обожаю музыку!
Я неуклюже зашлепала по комнате в такт замедленной музыке, как кукла, из которой вываливаются опилки, пока игла граммофона не одолела всю дорожку до конца, и упала на пол бесформенной кучкой.
* * *
— Надеюсь, ты не болталась под ногами, — сказала Фели. — Помни, что приказал нам отец.
Мой язык медленно выполз изо рта, как земляной червяк после дождя, но усилия оказались тщетными. Фели не подняла глаз от листа бумаги, который изучала.
— Это твоя роль? — поинтересовалась я.
— Собственно говоря, да.
— Дай глянуть.
— Нет. Это не твое дело.
— Ну давай, Фели! Я это устроила. Если тебе заплатят, я хочу половину.
— На ЗП, ВФ горничная кладет письмо на стол, — сухо ответила она.
— И это все? — спросила я.
— Все.
— Но что это значит?
— Это значит, что на заднем плане, вне фокуса горничная кладет на стол письмо. Так, как тут написано.
Фели делала вид, что занята, но по ее краснеющей шее я определила, что она прислушивается. Моя сестра Офелия похожа на экзотическую жабу, непроизвольно меняющую цвет кожи в целях предупреждения. Жаба пытается заставить вас подумать, что она ядовита. С Фели примерно то же самое.
— Карамба! — сказала я. — Ты прославишься, Фели.
— Не говори «карамба», — резко ответила она. — Ты знаешь, что отец это не любит.
— Он вернется домой сегодня утром, — напомнила я. — С тетушкой Фелисити.
При этих словах стол охватила всеобщая угрюмость, и мы доели завтрак в каменном молчании.
Поезд из Лондона приходит в Доддингсли в пять минут одиннадцатого. Если бы отца и тетушку Фелисити вез Кларенс Мунди на такси, они бы доехали до Букшоу за полчаса. Но сегодня, с учетом снегопада и отработанной похоронной манеры водить, свойственной викарию, вероятнее всего, до их приезда солидно перевалит за одиннадцать.
— Мистер Лампман, — произнесла я с лестничной площадки. — Я Флавия де Люс, из де Люсов из Букшоу. Моей сестре Офелии семнадцать лет. Она надеется, вы сможете дать ей маленькую роль. — Я сделала указывающий жест. — Это она смотрит сквозь перила.
Вэл Лампман заслонил глаза рукой и всмотрелся в темное дерево.
— Пожалуйста, покажитесь, мисс де Люс, — сказал он.
Наверху Фели встала на колени, потом поднялась на ноги, отряхнулась и с глупым видом посмотрела поверх перил.
— Вы сгодитесь, — сказал он наконец. — Подойдите к мисс Тродд утром.
В закутке под лестницей зазвонил телефон, и, хотя я не могла видеть, я услышала размеренные шаги Доггера, приблизившегося из кухни снять трубку. После приглушенного разговора он показался в поле зрения и увидел меня на ступеньках.
— Это викарий, — сказал он. — Мисс Фелисити позвонила ему, чтобы сообщить, что полковник де Люс останется на ночь в Лондоне.
Должно быть, снег валит как черт знает что, довольно жестоко подумала я.
— Странно, что тетушка Фелисити не позвонила сюда, — заметила я.
— Она пыталась больше часа, но линия была занята. Поэтому она позвонила викарию. Так получилось, что утром он поедет в Доддингсли забрать еще несколько падубов для украшения церкви. Он любезно предложил встретить полковника де Люса и мисс Фелисити на вокзале и привезти в Букшоу.
* * *
— Падуб и плющ, — громко пропела я, не беспокоясь, что немного фальшивлю. — Когда они о-о-о-ба в по-о-олном цвету-у-у! Из всех ядов, что есть в лесу, падуб — король!
Вероятно, подумала я, это потому, что он содержит теобромин, горький алкалоид, который можно также обнаружить в кофе, чае и какао и который был впервые синтезирован незабвенным немецким химиком Германом Эмилем Фишером из человеческих выделений. Теобромин в ягодах и листьях падуба — это один из цианогенных гликозидов, которые при проглатывании выделяют цианид водорода. В каких количествах — мне еще предстоит определить, но от одной только мысли о столь сладостном эксперименте я затрепетала!
— Вы думаете об илицине, — сказал Доггер.
— Да, я думаю об илицине. Это алкалоид в листьях падуба, он вызывает понос.
— Полагаю, я где-то читал об этом, — сказал Доггер.
Я могу использовать ту же охапку веток падуба, которую притащила домой для изготовления птичьего клея!
— Будь начеку! — пропела я, прыгая вверх по лестнице с мыслями не только о захвате Деда Мороза.
Влажные тяжелые хлопья падали прямо на землю, проносясь мимо освещенных окон моей лаборатории, и среди них не было двоих похожих, однако все они — члены одной семьи.
В случае со снежными хлопьями семья зовется Н2О, известная непосвященным как вода.
Как вся материя, вода может находиться в трех состояниях: при нормальной температуре это жидкость; нагретая до 212 градусов по Фаренгейту[15], она превращается в газ; охлажденная ниже 32 градусов[16], кристаллизуется и становится льдом.
Из трех состояний лед — мое любимое: вода, будучи замороженной, классифицируется как минерал — минерал, чья кристаллическая форма, например в айсберге, может копировать бриллиант величиной с «Королеву Елизавету»[17].
Однако добавьте немного тепла — и пф! Это снова жидкость, способная легко проникать с помощью одной лишь силы гравитации в самые потаенные места. Одна только мысль о подземных местечках, куда попадает вода, вызывает у меня щекотку в животе!
Потом поднимите температуру еще выше — и опля! — это газ, и неожиданно он может летать.
Если это не волшебство, я не знаю, что это такое!
Азотноватистая кислота, например, совершенно очаровывает: при температуре −4 она принимает форму бесцветных кристаллов в форме призмы; подогрейте ее до 7 градусов — и она станет прозрачной жидкостью. При 30 градусах жидкость желтеет, потом становится оранжевой, а при 82[18] — закипает и превращается в коричнево-красный дым: все в пределах разницы температур в 82 градуса!
Потрясающе, когда об этом задумываешься.
Но вернемся к старой подруге воде, в данном случае суть заключается в следующем: не важно, горячая или холодная, в каком она состоянии, какие у нее качества или цвет, каждая молекула воды состоит всего лишь из одного атома кислорода, связанного с двумя сестринскими атомами водорода. Нужны они трое, чтобы возникли ослепляющая снежная буря, или гром, или пухлое белое облачко в летнем небе.
О Боже, как многообразны твои труды!
Позже, в кровати, я, выключив свет, некоторое время прислушивалась к отдаленным звукам, производимым людьми, совершающими последние приготовления к завтрашнему утру. Где-то в западном крыле они продолжат настраивать свет; где-то Филлис Уиверн будет зубрить сценарий.
Но наконец, спустя целую вечность, дневные труды были закончены, и после нескольких неохотных похрустываний и стонов Букшоу уснул в молчании падающего снега.
6
Я проснулась от ширканья лопаты. Гадство! Должно быть, я проспала!
Выпрыгнув из-под стеганого одеяла, я поскорей натянула одежду, пока не замерзла.
Мир за пределами окон моей спальни виднелся болезненной тенью не до конца проявленного снимка: пятнисто-черный и белый, под которыми виднелся едва заметный угрожающий оттенок пурпурного, как будто небо шептало: «Ну, погоди!»
Несколько дразнящих снежинок продолжали медленно дрейфовать, словно предупреждающие записки от богов, и потряхивать крошечными замерзшими кулачками, падая за окнами.
Примерно половина съемочной группы трудилась, расчищая проходы между фургоном и грузовиками.
Я быстро покопалась в куче пластинок для граммофона (Даффи говорила, что я называла его «грампафоном», когда была меньше) и, выбрав искомую, вытерла ее своей юбкой.
Это было «Утро» Эдварда Грига из сюиты «Пер Гюнт»: тот же музыкальный отрывок, который Руперт Порсон (покойный) ставил в приходском зале на открытии своего кукольного представления «Джек и бобовое зернышко».
Это не самое мое любимое утреннее музыкальное произведение, но это бесконечно лучше, чем песенка «Давайте петь, как птицы». Кроме того, на пластинке есть красивая картинка с собакой, склонившей голову, прислушиваясь к голосу хозяина, доносящемуся из трубы, и не осознавая, что хозяин позади, рисует ее портрет.
Я хорошенько завела граммофон и поставила иголку на поверхность крутящейся пластинки.
— Ла-ла-ла-ла-а, ла-ла, ла-ла, ла-а-ла-ла-ла, — подпевала я, даже ставя паузы в правильных местах, до самого конца мелодии.
Потом, поскольку мне показалось, что это будет соответствовать унылости дня, я уменьшила скорость воспроизведения, и музыка зазвучала так, будто весь оркестр внезапно одолела тошнота: словно музыкантов отравили.
О, как я обожаю музыку!
Я неуклюже зашлепала по комнате в такт замедленной музыке, как кукла, из которой вываливаются опилки, пока игла граммофона не одолела всю дорожку до конца, и упала на пол бесформенной кучкой.
* * *
— Надеюсь, ты не болталась под ногами, — сказала Фели. — Помни, что приказал нам отец.
Мой язык медленно выполз изо рта, как земляной червяк после дождя, но усилия оказались тщетными. Фели не подняла глаз от листа бумаги, который изучала.
— Это твоя роль? — поинтересовалась я.
— Собственно говоря, да.
— Дай глянуть.
— Нет. Это не твое дело.
— Ну давай, Фели! Я это устроила. Если тебе заплатят, я хочу половину.
— На ЗП, ВФ горничная кладет письмо на стол, — сухо ответила она.
— И это все? — спросила я.
— Все.
— Но что это значит?
— Это значит, что на заднем плане, вне фокуса горничная кладет на стол письмо. Так, как тут написано.
Фели делала вид, что занята, но по ее краснеющей шее я определила, что она прислушивается. Моя сестра Офелия похожа на экзотическую жабу, непроизвольно меняющую цвет кожи в целях предупреждения. Жаба пытается заставить вас подумать, что она ядовита. С Фели примерно то же самое.
— Карамба! — сказала я. — Ты прославишься, Фели.
— Не говори «карамба», — резко ответила она. — Ты знаешь, что отец это не любит.
— Он вернется домой сегодня утром, — напомнила я. — С тетушкой Фелисити.
При этих словах стол охватила всеобщая угрюмость, и мы доели завтрак в каменном молчании.
Поезд из Лондона приходит в Доддингсли в пять минут одиннадцатого. Если бы отца и тетушку Фелисити вез Кларенс Мунди на такси, они бы доехали до Букшоу за полчаса. Но сегодня, с учетом снегопада и отработанной похоронной манеры водить, свойственной викарию, вероятнее всего, до их приезда солидно перевалит за одиннадцать.