Новые соседи

– Только… – задумался Ойкон, прижимая послание к груди, – Горах велел не показывать и не говорить про письмо имперцам… – Лицо мальчика прояснилось, и он вновь доверчиво улыбнулся. Протянув свиток, он добавил: – Но ты же не имперец, верно?

Мерех выхватил тубус и раскрыл. Уставившись в коротенькое – всего-то пара строк – послание, он прочел и нахмурился. Нахмурившись сильнее, он отвел свиток в сторону и ничего не видящим взглядом смотрел перед собой. Ойкон достал воробышка и стал тетешкаться с птенчиком. Внук старейшины потер белый шрам на загорелом лбу и зло посмотрел на дурачка.

– Ме-э-эрех! Ме-э-эрех! – протяжно позвали со стороны площади. – Ме-э-эрех, иди домой!

Мерех вздрогнул, торопливо засунул послание в тубус и протянул обратно.

– Ты никому!.. слышишь – никому!.. – прошипел он, уставившись в безмятежные голубые глаза дурачка из Ойдетты, – кроме танаса Гимтара, не отдашь это послание!

Бесхитростные глаза моргнули, и Ойкон упавшим голосом спросил:

– А то Ули плохо будет, да?

Мерех отпрянул и яростно потер белеющий шрам.

– Да! А то Ули твоему плохо будет. И нам всем!

– Ме-э-эрех! Ме-э-эрех! – вновь поплыло по безлюдным улицам. Внук старейшины топнул ногой и повернулся.

– Нашим, горцам, на все вопросы отвечай: «Я гонец к танасу», – быстро проговорил Мерех, и юный всадник кивнул. – А коли уж совсем допечет, кричи: «Декурион в огне!» – и рви поводья, Сильный вынесет, – выпалив это, мальчик побежал прочь, крикнув напоследок:

– Скачи, скачи быстрей, Ойкон из Ойдетты!

Подбежав к дому, Мерех увидел раскрытые ворота и старого слугу Маттха рядом. Это он и голосил на все село.

– Чегось так долго-то? – проворчал старик. – Гости у нас. Ждут. Ждут тебя…

Мерех пронесся мимо ворчуна, запрыгнув на крыльцо. Он увидел во дворе имперцев в коротких плащах и понял, что за гость дожидается в доме.

Мерех угадал верно. Противный Сплетник вновь шушукался с дедом. Посмотрев на отца, Мерех отвернулся, сглатывая горький комок в горле.

– Завтра! Я уезжаю завтра! – наседал Сплетник. – И мне нужен ответ.

– Я сам поеду! – набычился Мадлл, но имперец лишь отмахнулся.

– Не то. Не то. Согласны с предложением или нет? Едет мальчик за солью? – надавил голосом Сплетник.

– Да, – тяжело вздохнул дед. – Но я дам верных слуг…

– Сколько угодно, – отмахнулся Сплетник и встал. – Не провожайте…

Взмахнув плащом, он удалился.

Ночь опустилась на притихший дом старейшины Архоги. Слуги, которые оставались в доме, перестали носиться по двору, собирая припасы в дорогу. Тем, кому суждено было сопровождать мальчика, – угомонились после жадной любви и уснули, обняв жен. Забылся пьяный Мадлл, уронив голову на стол. Задремал старейшина Мадр, погрузившись в короткий стариковский сон.

Только Мереху не спалось. Дедовы нравоучения о том, как держаться с имперцами, и пьяные бессвязные крики отца разбередили мальчика, отпугнув сон.

На цыпочках он вышел во внутренний дворик и огляделся. Никого. Ловко вскарабкавшись по каменному боку уличной печи, Мерех спрятался на ней, прислонившись спиной к еще теплому дымоходу. Он покосился на лавку у стены и потер шрам. Шрам давно не чесался, но привычка осталась. Про шрамы Мереху теперь многое известно… Танас Гимтар рассказал… Мальчик легонько пристукнул по дымоходу.

Когда-то гадкий Ултер в этом самом дворе ударил Мереха головой о печь с такой силой, что кожа лопнула и шрам остался… Мерех не ожидал, что сын дана так озвереет – вот и получилось Ултеру застать врасплох. Иначе он бы показал… Мерех поднял глаза и посмотрел на звезды. Те перемигивались и внимательно слушали безмолвный рассказ мальчика.

Наследника Ултера тогда здорово наказали – отправили прочь, в горы, вместе со старым Хродвигом. А дан с танасом на следующий день приехали извиняться за драку…

«Не решились ссориться со старейшиной Архоги…» – хвалился отец.

Дан Рокон с дедом пили мировую чашу в гостевых покоях, а танас Гимтар сидел на той самой лавочке, на которую сейчас смотрел Мерех. Старик поймал проходящего мимо внука старейшины.

– Ну-ка подь сюды, – подозвал танас мальчика и усадил рядом, разглядывая рану на лбу, затянутую лечебной смолой. – Да уж… Шрам-то, пожалуй, останется. – Гимтар вдруг закатал рукав и показал багровый продольный шрам на предплечье. – Видишь?

Мальчишка кивнул. Сидеть рядом с танасом было неуютно.

– Знаешь, откуда?

Мальчишка мотнул головой.

– От Эндира-Законника гостинец, на память, – ответил Гимтар и закивал, когда Мерех вскинулся. – Да-да. Так бывает: малые были совсем, дурни… Вроде вас с Ултером. Брат бросился с ножом – горячий он тогда был. – Старик улыбнулся своим воспоминаниям. – Эх, столько лет-то прошло, а шрам остался… Как подпись, от живого. – Старик дернул себя за бороду. – Видишь, и между братами такое случается, а вы ж мальцы совсем… Ты на Ули злобу-то не таи. Коли война с имперцами случится – ведь вместе с наследником встанете плечом к плечу биться. Ты ж ведь не гворча какой?

Мерех тогда вскинулся; сказал, что он не гворча… Хоть и не верил, что война с имперцами случится. Дома об имперцах говорили только хорошее, а Империю привечали…

– Что же делать?.. – прошептал мальчик звездам. Говорят, когда подлые гворча напали на Старую виллу, танас лично зарубил нескольких нападавших. Его даже ранили в ногу!

– Что же делать?.. – вновь прошептал мальчик и подумал о дедушке, об отце…


«Но ты же не имперец, верно?» – подмигнула голубоватая звезда, повторяя слова доверчивого дурачка Ойкона.

«Ты ж ведь не гворча какой?» – мигнула вторая звездочка, вторя танасу Гимтару.

– Я не имперец… и не гворча, – упрямо прошептал Мерех. – Я потомок гордого Домархи!

«Ага, и по приказу деда поведешь имперское войско к Матери Предков…» – хихикнул подленький голос внутри Мереха.

– Я потомок гордого Домархи! – вновь повторил мальчик, а любопытные звезды перемигнулись, спрашивая: «А кто такой этот Домарха?»

Мальчик вспомнил знакомые с младых лет слова родового предания.

«И крикнул тогда Домарха клич во все горы: «Декурион в огне!» – Отослал он жен и детей к родовым горам, а некоторых отправил в Декурион, чтобы ожесточились сердца их мужей и братьев. Чтобы встали они несокрушимой стеной на пути врага. Воевал Домарха хитростью – заманивал врагов в ущелья, скатывал на них камни».

«Заманивал врагов и скатывал на них камни… – пораженно повторил Мерех и спрыгнул с печи, едва не угодив ногой в кадку. – Заманивал врагов и скатывал на них камни!»

Мерех понял, что должен сделать. Он погладил Волчка у ворот, чтоб не гавкал попусту, и выскользнул в ночь. Шумел огромный имперский лагерь, мимо которого пробрался юный горец. Журчала в темноте Джура, ухала в перелеске огромная страшная птица. Каменные дорожные плиты белели в лунном свете, указывая путь, и вскоре Мерех увидел вдали очертания Голубиной башни на звездном небе. Новая вилла! Туда-то ему и надо… Нужно срочно поговорить со старым голубятником Горахом – мальчик вновь повторил про себя прочитанное послание, которое увез Ойкон.

– Декурион в огне, – нараспев повторил мальчик. Так начиналось письмо! Декурион в огне – эти слова давным-давно перед битвой произнес славный Домарха, его предок… И он, Мерех, спасет честь даипа, не запятнает памяти первого князя долины…

Мальчишка перебрался через ограду, хоронясь в тени елей, и юркнул в невысокий домишко у основания башни. Внимательный наблюдатель увидел бы, как в глубине домика заметался слабый огонек лучины. Вскоре мальчик выскользнул прочь, никем не замеченный, и растаял в ночи.

Слабый огонек лучины сменился ровным светом лампы… И уж это-то не прошло мимо внимания домочадцев: уж больно непростые люди сейчас гостили в Новой вилле! Когда задумчивый старик вывел оседланного ослика через заднюю калитку, кивнув заспанному сторожу-знакомцу, голубятник и не заметил, как следом скользнула неприметная тень.

Горах до конца еще не проснулся. Он повторял про себя слова послания, которые передал Мерех. Кто бы мог подумать – мадровский внучок вызвался помочь! Голубятник повторял и повторял про себя важные слова, чтобы они намертво зацепились друг за друга, утвердились в памяти и чтобы он в истинном виде доставил их дану Рокону.

«Декурион в огне…» – в сотый раз повторил Горах, ступая на мостик, когда ему навстречу вышли люди в коротких плащах. Горах с испугом огляделся – и увидел имперцев, подходящих сзади… Крепко же он задумался!

– Далеко собрался? – добродушно улыбаясь, приблизился один из подручных Сплетника.

– Ага, и посреди ночи-то? – раздалось позади.

– Пойдем с нами, горяченького попьем, поведаешь нам о своих печалях, – недобро скалясь, передний взял ослика под уздцы.

Горах понял, что эти страшные люди будут спрашивать так, что он все расскажет. «Декурион в огне», – ожесточил свое сердце старый голубятник.

Горах был беден. Он никогда не голодал, почти всю жизнь проработав на Вилле, но богатств не скопил. И потому никогда не держал в руках ни меча, ни копья – слишком дороги. Но у любого горца, даже самого бедного, есть нож. С молодости родичи учат недорослей ухваткам и основам ножевого боя. А уж если потом, когда-нибудь, вдруг настает нужда для горца взять в руки меч или копье, – то поверх ножа хорошо ложится любое оружие…

Нож у старого горца был. Неловко спешиваясь и запутавшись в попоне, Горах незаметно достал верный клинок. Тень в плаще держала поводья, с улыбкой глядя на испуганного старика. Горах покачнулся и резким ударом пронзил врага под мышку. Позади раздался предупредительный вскрик, но Горах схватил раненого имперца и перевалился с ним через низенький парапет в родные объятия журчащей внизу Джуры.





Глава 3




– Сволочь! – Ножницы звонко щелкнули, и первая прядь опустилась на пол. – Толстая скотина, негодяй, мерзавец! – клацали лезвия, и остриженные косички падали одна за другой. Наула неумело дернула рукой, прихватив волосы, и на глазах выступили слезы. Больно!

Девочка упрямо посмотрела в начищенную медь зеркала и вытерла слезы. Ну уж нет! Плакать она не будет – слишком много чести! Она вспомнила, как упрашивала отца, а он… Жирная гадина! Сивен орал на все имение – что не нужна ему такая дочь. Наула поджала губы и подняла руку с ножницами. Ну и ей такой отец не нужен! Теперь будет знать. Почти седмицу каждый день вымаливала – а все напрасно.

– Пьяница! Безродный выскочка! Толстобрюхий боров! – От матери Наула слышала много ругательств. Косичек у нее осталось явно меньше, чем жалоб сиятельнейшей Элсы Эттик на своего непутевого мужа… Виданное ли дело – намедни наместник допился до того, что лично выкармливал двух оставшихся крикливых глупых чаек, а когда те все-таки сдохли – собственноручно хоронил их.

Последняя косичка наконец поддалась, и теперь на Наулу из зеркала смотрел худенький, коротко стриженный мальчишка с торчащими во все стороны патлами. Хмыкнув, Наула повязала косынку, чтобы раньше времени не привлекать внимания. Слуг она благоразумно отослала, строго-настрого велев им не показываться на глаза.

Дочь наместника взяла приготовленную заранее корзинку с провизией и подняла кувшин с водой. Тяжеленный! Девочка неловко пристроила его на плечо. Но ничего, она сильная, она справится…

Наула вышла в коридор и двинулась к дворику, где наказывали рабов. «А я-то радовалась, когда Сплетник уехал, – продолжала злиться на отца девочка. – И дышать сразу стало свободней…»

Когда паршивый соглядатай покинул Атриан вместе с войском, Наула понадеялась, что сможет уговорить отца и тот пощадит Тумму. Но вместо этого наместник наорал на дочь, чтоб та не лезла не в свое дело. За Наулу вступилась мать, но – невиданное дело – перепало и ей. Высокородная Элса в долгу не осталась. Кричали сиятельнейшие друг на друга долго и с упоением. Безобразную ссору слышала половина имения. Конечно, вечером пьяный Сивен приполз обратно и целовал жене ноги, умоляя простить. Наула презрительно скривила губы. Винился, что сам не свой в последние дни. Все из-за перебоев с поставками масла и походом Крента в горы.

Наула углубилась в свои мысли и едва не налетела на кого-то. Подняв глаза, недовольная Наула разглядела двоюродного братца, дубину Дирга. Рыжий придурок вывернул из-за угла и нарочно встал на пути, разглядывая кузину с гаденькой ухмылкой.

– Что? – кивнул он на корзину. – Опять идешь Тумму своего подкармливать? Ох и доиграешься ты, Наулка…

Наула терпеть не могла, когда ее так называли, и Дирг это прекрасно знал. Он вновь ухмыльнулся и продолжил:

– Дождешься ты… Мало тебе от отца досталось? Вот уж я скажу, что ты с корзинами шаришься. Такое поведение не пристало дочери сиятельнейшего наместника провинции Атариан!

Пока он бубнил, Наула поставила у стены свою ношу. Подскочив к братцу, с опаской смотревшему на нее, она содрала косынку. Дирг увидел остриженную голову, выпучил глаза и распахнул рот.

– Недостойно? А вот это достойно?! Иди-иди давай, бегом – ябедничай… – зашипела она, наступая на Дирга. Тот с опаской пятился спиной вперед. – Кому побежишь жалиться, недоносок? Привыкли с братом, чуть что – Сплетнику шептать на ухо? Теперь нет его. И папеньки тоже нет.