Новые соседи
Часть 38 из 43 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Пайгалка? – тряхнул головой Бык.
– Куда?! – одновременно выкрикнул Гимтар.
– О них слышали… дальше, дальше на север.
Гимтар заглянул в лицо любимой и подвел ее к лошади.
– Ты знаешь эти земли лучше меня. Что будем делать?
Столхед пожала плечами.
– Дорога одна. Двинем по ней – и я пройду огнем и железом все села северян насквозь. Пока не найду внука.
Гимтар кивнул и расслышал шепот Тарха:
– А что Воительница сказала пленному?..
– Можешь умереть мужчиной… или сдохнуть от руки женщины с отрезанным удом во рту, – раздался ответный шепот стражника.
Гимтар перевел взгляд на любимую. Дева Алайны улыбалась.
С рассветом проклятая вражеская «черепаха» вновь ожила, показавшись из-за поворота. Лязг доспехов бил Арратою по ушам, в глаза от ночного бдения словно сыпанули песка. Стрелы дружно прянули со стен Декуриона и бессильно простучали по щитам. Лестниц у атакующих Дерах не разглядел и погнал воинов вниз, к завалу, встречать имперцев за дымящимся проемом ворот. Арратой помчался со всеми, но старший воин остановил его взмахом руки.
– Охолони. Здесь побудьте, – и он кивнул на застывшего в западном углу укреплений инженера.
– Вот! Вот! Они! – присел Аскод у парапета и потянул Арратоя за собой. Учетчик послушно присел, укрываясь за массивной бойницей, и недоуменно глянул на инженера.
– Буди подружек! – Гворф мотнул головой в сторону глиняных бочонков необычной формы, которые он весь рассвет таскал из-под стены наверх.
«Совсем обезумел от страха, несчастный?» – Арратой приподнялся и всмотрелся в россыпь валунов за стеной. Метнулась тень, другая, и в дымке наступающего утра он разглядел юркие фигуры с крючьями.
Аскод Гворф подбежал к бочонкам и, бормоча извинения, принялся лупить по ним раскрытой ладонью.
«Свихнулся. Как есть свихнулся», – понял Арратой.
У парапета лязгнул крюк, зацепившись, и Книжник приподнялся над бойницей, высунулся и махнул мечом. Перерезанная веревка оборвалась, и ловкач полетел наземь. Вдруг над головой Арратоя мелькнула неясная тень, и бывший соглядатай невольно отпрянул. Глиняный бочонок пролетел вдоль стены и ударился о камни внизу, разлетевшись осколками. Послышалось сердитое жужжание – и плотное темное облако брызнуло черными точками, а умельцы с крюками принялись извиваться и хлопать друг друга по телу. В набегающую толпу полетел еще один бочонок, и Арратоя озарило.
«Пчелы! У чудака Гворфа зимовали злые горские пчелы!» – сорвавшись с места, он бросился к глиняным ульям и принялся что есть мочи хлестать по ним и встряхивать, будя и зля пчел.
– Подруженьки мои! – со слезами на глазах запричитал Гворф. Арратой сунул ему в руки бочонок, и инженер, поднявшись над парапетом, зашвырнул еще один чудной снаряд. Купец не утерпел, выглянул и метнул в уцелевших еще одним ульем. Атаковать враги уже не помышляли: сотни пчел жалили их, впиваясь в лицо и шею. Противники вопили от боли и катались по земле.
У ворот зазвенело железо. Арратой подхватил под мышки два оставшихся бочонка и бросился к надвратным башням. Защитники Декуриона сражались, укрываясь за непрочным заслоном, тыча копьями в воротный проем. Подскочив, Арратой кинул бочонок на внешнюю сторону, в толпу врагов. О каменную кладку звякнула стрела, и соглядатай, пригнувшись, не глядя зашвырнул последний бочонок. Послышались крики боли.
– Не ждали такого, сволочи, – прошипел довольный Арратой, выдернул меч и бросился по ступеням вниз. Он пнул атакующего в спину, рубанул другого и перескочил через завал, едва не напоровшись на свистнувший наконечник: чернобородый охотник чуть не насадил его на пику, в последний миг признав и отведя копье.
– Давай! – раздался громкий крик Дераха, и в проем густо полетели стрелы. Наступающие повалились с ног. Перед воротами выли и крутились жалимые насмерть имперцы. Доспехи и щиты не спасали от тучи маленьких самоубийц с одним-единственным коротким жалом. Стрелы упокоили бедолаг, прекратив жуткий вой.
«Может, и отобьемся», – мелькнула робкая мысль.
Мелькнула и пропала. В проеме ворот вырос плотный строй воинов за щитами, а над бойницами показались головы атакующих. Нашлись-таки у сволочей лестницы?
Вновь сыпанули стрелы, отлетев от щитов. Наступающие рывком приблизились, умело отводя копейные выпады, и бросились на преграду, запрыгивая сверху на укрывающихся за заслоном защитников. Имперцы были матерыми бойцами: безусые горцы, до этого споро орудующие копьями, в ближнем бою оказались бессильны. Бедолаг резали как овец. Только Дерах и немногие взрослые воины крутились и отбивались кое-как. Но и они падали один за другим.
– Отходим! – крикнул Дерах. – Отходим!
«Куда?» – Арратой отмахнулся мечом. Заученным движением отвел вражеский клинок в сторону и рубанул по выставленной ноге. Руку дернуло: попал. В драке ему вновь не хватало щита, с которым его учили сражаться. Арратой кинул взгляд назад и понял замысел Дераха: на тоненькой улочке, зигзагами поднимающейся к твердыне, у хлипенького заслона поджидала врагов еще пятерка горцев. Среди них Арратой приметил бледного инженера.
«Жив!» – обрадовался Арратой и припустил. Над ухом вжикнуло, и бегущий впереди воин упал. Под шлемом торчала короткая стрела. Арратой пригнулся и сиганул в сторону, укрывшись за разваленной куцей глинобитной стеной. Воины, не успев добежать до спасительного завала, падали один за другим. Со стрелой в спине покатился по земле Дерах. Преследователь замахнулся мечом, но старый горец подсек ногу противника и всадил клинок в живот. Прыгнул вперед, всаживая кинжал под кольчужную юбку второго имперца, – и изогнулся от страшного удара мечом по спине. Враги, как дровосеки, рубили старого горца, вымещая злобу.
Впереди мелькнула тень. Арратой вжался в огрызок стены и поднял глаза. Знакомый недомерок с окровавленным топориком в руке смотрел на замершую фигуру и гадко улыбался.
– Ф-ф-то, Кни-фф-фф-ник? Ф-ф-фссё? – просипел Клоп и замахнулся.
Не помня себя, Арратой махнул мечом над землей, и подсек Клопа под коленом. Клинок вывернуло из ладони, а недомерок рухнул перед ним, булькая и пуча глаза от боли. Арратой, скуля от ужаса, двинул уродцу в нос один раз, другой. Под кулаком хрустнуло, и учетчик схватил прежнего соватажника за шею, наваливаясь и сжимая пальцы изо всех сил. Тельце недомерка под ним билось и выгибалось, словно пойманная рыбина. Раззявленный рот хрипел, а в глотке метался скользким червем обрубок языка. Наконец Клоп раскинулся и затих.
Мокрый Арратой огляделся и увидел, как имперцы добивают защитников. Все было кончено. Стойкий Дерах лежал изрубленный на куски, а над ним возвышался Сплетник в плаще со скинутым на спину капюшоном. Он улыбался.
Вдруг позади раздались тревожные крики. Вдалеке, нарастая, послышался стук копыт. Лицо Сплетника исказилось, руки против воли метнулись к капюшону, накидывая на голову. Арратой приподнялся над укрытием. Во двор крепости выскакивали горцы на конях, лихо перепрыгивая через завал.
– Живьем! – пронеслось над Декурионом. – Живьем!
Кричали на дорча, и Арратой выдохнул. Мимо метнулся один из имперцев, и учетчик с оттяжкой рубанул его по спине. Тот рухнул, и Арратой рубанул еще раз и еще, выплескивая пережитый страх.
Конники били врагов древками копий, скидывая наземь. Кого-то оглушали ударами мечей плашмя. Поверженных споро вязали и скидывали в кучу. Горец приблизился к Арратою, и тот выставил ладони перед собой.
– Я свой!
Всадник нахмурился.
– Оставь его! – Из завала показался Квили. Весь в крови, левая рука висит плетью, но глаза непокорно горят. – Гимтар и впрямь его прислал. И этого тоже. – Он кивнул на Аскода Гворфа. Вид у инженера был ошалелый, а кинжал в ладони ходил ходуном.
Воин указал глазами в проем ворот. Арратой двинулся куда велели и увидел стоящего на коленях Сплетника. Над ним возвышался статный крепкий горец. Властность и уверенность сквозили в каждом жесте, и соглядатай понял, кто перед ним.
– Ты лжешь, – услышал Арратой спокойный голос Рокона. – Ты лжешь, я вижу это.
– Он главный над соглядатаями… Он из Атриана! – заторопился Арратой, и Сплетник дернулся всем телом. Имперец повернулся, глаза Сплетника поползли на лоб, узнавая бывшего купца.
– Кто ты? – Голос дана Дорчариан не изменился. Спокойствие и уверенность.
– Я учитель твоего сына… и бывший соглядатай Империи… и учетчик в Колодце, дан Дорчариан, – сбивчиво пояснил Арратой.
– Верно, – медленно кивнул Рокон. – Ты не лжешь.
Арратоя бросило в дрожь. Дан Рокон непостижимым образом читал его, словно раскрытую книгу, отличая правду от лжи.
Сплетник сплюнул кровь из разбитых губ.
– Выслуживаешься?
Вдруг со стороны ворот послышался одинокий крик, подхваченный гневными воплями.
– Город мертвых! Золото мертвых!
Сверкнули обнаженные мечи.
– Мой дан! – В проеме показался воин. – Тут сумы… Полные золота. Древние монеты! Эти нечестивцы осквернили Город мертвых!
Горцы подскочили к связанным имперцам, замахиваясь…
– Стоять!
Воины замерли, а дан Дорчариан огляделся кругом. Глянул на разбитую рожу Сплетника, затем посмотрел на непокоренную твердыню на вершине холма. Задумчиво поворошил носком сапога обугленные деревяшки под ногами. «Декурион в огне», – прочитал Арратой по губам дана. Рокон улыбнулся и растер уголь в невесомую пыль.
– Круг Хранителей решит судьбу осквернивших Город мертвых. В Алайне! Все войско Дорчариан увидит: закон гор крепок!
Воины, глухо ворча, вложили клинки в ножны. Дан Рокон хлопнул в ладоши:
– Выступаем немедля!
Ултер покидал Толгвену. Колесница подпрыгнула на ухабе, и наследник едва не прикусил язык. Вилейка громко рассмеялась, крепко держась за борта. Сегимий правил конями. Он заливисто присвистнул, и колесница помчалась по дороге.
Позади, из Толгвены, выходили и выходили вооруженные дубовичи, а военный лагерь у подножия холма гудел растревоженным ульем. Толгувы шли войной на нечестивых северян.
– Аэ, Сегимий! Аэ, Сегимий! – неслось вслед.
Толгувы Ултеру понравились. Балагуры, любители вина, хохмачи и бахвалы. Даже драки на пирах оканчивались первой кровью, а драчуны обнимались и осушали один кувшин вина на двоих.
На следующий день после знакомства над площадью растянули канат и Вилейка показала дубовичам, что умеет! Она танцевала на канате с кинжалами, крутила колесо, прыгала и бегала. Несносная мелкая пайгалка вновь проделала знакомый трюк. Дождалась порыва ветра, покачнулась и взмахнула руками, падая. Но шлепнулась оземь вновь только кудрявая шапка, а вздернутые лица на площади окропило заливистым девичьим смехом. Негодница качалась на канате вниз головой и смеялась. Что тут началось! Забывшие дышать толгувы заорали так, что с ближайшей рощи снялась стая воронья. Уж после этого никто не смел говорить, что деве не место во дворце правителя Толгвены! Сегмат самолично усадил Вилейку и Ултера на почетное место подле себя, весь пир угощал Вилею, подкладывая самые лакомые кусочки.
– У меня много сыновей, Вилея! Породнимся, прикажу младшему – он тебя возьмет женой! – басил краснолицый правитель, поднося медовые соты.
Вилея потупилась.
– У меня уже есть нареченный, – ответила она.
– Да? – сердито засопел Сегмат. – Безродный пайгал небось?..
– Нет, – задорно блеснула глазами негодница. – Вот он, второй сын дана, – и негодница ткнула пальчиком в Ултера.
Сегмат захлебнулся и хохотал так, что вино пошло носом…
Ули покосился на Вилейку. Она подставила лицо ветру, бьющему в лицо. Цветные косички пайгалки развевались.
«Здорово, что вдвоем мы у дубовичей очутились. Без нее было бы не так весело».
– Куда?! – одновременно выкрикнул Гимтар.
– О них слышали… дальше, дальше на север.
Гимтар заглянул в лицо любимой и подвел ее к лошади.
– Ты знаешь эти земли лучше меня. Что будем делать?
Столхед пожала плечами.
– Дорога одна. Двинем по ней – и я пройду огнем и железом все села северян насквозь. Пока не найду внука.
Гимтар кивнул и расслышал шепот Тарха:
– А что Воительница сказала пленному?..
– Можешь умереть мужчиной… или сдохнуть от руки женщины с отрезанным удом во рту, – раздался ответный шепот стражника.
Гимтар перевел взгляд на любимую. Дева Алайны улыбалась.
С рассветом проклятая вражеская «черепаха» вновь ожила, показавшись из-за поворота. Лязг доспехов бил Арратою по ушам, в глаза от ночного бдения словно сыпанули песка. Стрелы дружно прянули со стен Декуриона и бессильно простучали по щитам. Лестниц у атакующих Дерах не разглядел и погнал воинов вниз, к завалу, встречать имперцев за дымящимся проемом ворот. Арратой помчался со всеми, но старший воин остановил его взмахом руки.
– Охолони. Здесь побудьте, – и он кивнул на застывшего в западном углу укреплений инженера.
– Вот! Вот! Они! – присел Аскод у парапета и потянул Арратоя за собой. Учетчик послушно присел, укрываясь за массивной бойницей, и недоуменно глянул на инженера.
– Буди подружек! – Гворф мотнул головой в сторону глиняных бочонков необычной формы, которые он весь рассвет таскал из-под стены наверх.
«Совсем обезумел от страха, несчастный?» – Арратой приподнялся и всмотрелся в россыпь валунов за стеной. Метнулась тень, другая, и в дымке наступающего утра он разглядел юркие фигуры с крючьями.
Аскод Гворф подбежал к бочонкам и, бормоча извинения, принялся лупить по ним раскрытой ладонью.
«Свихнулся. Как есть свихнулся», – понял Арратой.
У парапета лязгнул крюк, зацепившись, и Книжник приподнялся над бойницей, высунулся и махнул мечом. Перерезанная веревка оборвалась, и ловкач полетел наземь. Вдруг над головой Арратоя мелькнула неясная тень, и бывший соглядатай невольно отпрянул. Глиняный бочонок пролетел вдоль стены и ударился о камни внизу, разлетевшись осколками. Послышалось сердитое жужжание – и плотное темное облако брызнуло черными точками, а умельцы с крюками принялись извиваться и хлопать друг друга по телу. В набегающую толпу полетел еще один бочонок, и Арратоя озарило.
«Пчелы! У чудака Гворфа зимовали злые горские пчелы!» – сорвавшись с места, он бросился к глиняным ульям и принялся что есть мочи хлестать по ним и встряхивать, будя и зля пчел.
– Подруженьки мои! – со слезами на глазах запричитал Гворф. Арратой сунул ему в руки бочонок, и инженер, поднявшись над парапетом, зашвырнул еще один чудной снаряд. Купец не утерпел, выглянул и метнул в уцелевших еще одним ульем. Атаковать враги уже не помышляли: сотни пчел жалили их, впиваясь в лицо и шею. Противники вопили от боли и катались по земле.
У ворот зазвенело железо. Арратой подхватил под мышки два оставшихся бочонка и бросился к надвратным башням. Защитники Декуриона сражались, укрываясь за непрочным заслоном, тыча копьями в воротный проем. Подскочив, Арратой кинул бочонок на внешнюю сторону, в толпу врагов. О каменную кладку звякнула стрела, и соглядатай, пригнувшись, не глядя зашвырнул последний бочонок. Послышались крики боли.
– Не ждали такого, сволочи, – прошипел довольный Арратой, выдернул меч и бросился по ступеням вниз. Он пнул атакующего в спину, рубанул другого и перескочил через завал, едва не напоровшись на свистнувший наконечник: чернобородый охотник чуть не насадил его на пику, в последний миг признав и отведя копье.
– Давай! – раздался громкий крик Дераха, и в проем густо полетели стрелы. Наступающие повалились с ног. Перед воротами выли и крутились жалимые насмерть имперцы. Доспехи и щиты не спасали от тучи маленьких самоубийц с одним-единственным коротким жалом. Стрелы упокоили бедолаг, прекратив жуткий вой.
«Может, и отобьемся», – мелькнула робкая мысль.
Мелькнула и пропала. В проеме ворот вырос плотный строй воинов за щитами, а над бойницами показались головы атакующих. Нашлись-таки у сволочей лестницы?
Вновь сыпанули стрелы, отлетев от щитов. Наступающие рывком приблизились, умело отводя копейные выпады, и бросились на преграду, запрыгивая сверху на укрывающихся за заслоном защитников. Имперцы были матерыми бойцами: безусые горцы, до этого споро орудующие копьями, в ближнем бою оказались бессильны. Бедолаг резали как овец. Только Дерах и немногие взрослые воины крутились и отбивались кое-как. Но и они падали один за другим.
– Отходим! – крикнул Дерах. – Отходим!
«Куда?» – Арратой отмахнулся мечом. Заученным движением отвел вражеский клинок в сторону и рубанул по выставленной ноге. Руку дернуло: попал. В драке ему вновь не хватало щита, с которым его учили сражаться. Арратой кинул взгляд назад и понял замысел Дераха: на тоненькой улочке, зигзагами поднимающейся к твердыне, у хлипенького заслона поджидала врагов еще пятерка горцев. Среди них Арратой приметил бледного инженера.
«Жив!» – обрадовался Арратой и припустил. Над ухом вжикнуло, и бегущий впереди воин упал. Под шлемом торчала короткая стрела. Арратой пригнулся и сиганул в сторону, укрывшись за разваленной куцей глинобитной стеной. Воины, не успев добежать до спасительного завала, падали один за другим. Со стрелой в спине покатился по земле Дерах. Преследователь замахнулся мечом, но старый горец подсек ногу противника и всадил клинок в живот. Прыгнул вперед, всаживая кинжал под кольчужную юбку второго имперца, – и изогнулся от страшного удара мечом по спине. Враги, как дровосеки, рубили старого горца, вымещая злобу.
Впереди мелькнула тень. Арратой вжался в огрызок стены и поднял глаза. Знакомый недомерок с окровавленным топориком в руке смотрел на замершую фигуру и гадко улыбался.
– Ф-ф-то, Кни-фф-фф-ник? Ф-ф-фссё? – просипел Клоп и замахнулся.
Не помня себя, Арратой махнул мечом над землей, и подсек Клопа под коленом. Клинок вывернуло из ладони, а недомерок рухнул перед ним, булькая и пуча глаза от боли. Арратой, скуля от ужаса, двинул уродцу в нос один раз, другой. Под кулаком хрустнуло, и учетчик схватил прежнего соватажника за шею, наваливаясь и сжимая пальцы изо всех сил. Тельце недомерка под ним билось и выгибалось, словно пойманная рыбина. Раззявленный рот хрипел, а в глотке метался скользким червем обрубок языка. Наконец Клоп раскинулся и затих.
Мокрый Арратой огляделся и увидел, как имперцы добивают защитников. Все было кончено. Стойкий Дерах лежал изрубленный на куски, а над ним возвышался Сплетник в плаще со скинутым на спину капюшоном. Он улыбался.
Вдруг позади раздались тревожные крики. Вдалеке, нарастая, послышался стук копыт. Лицо Сплетника исказилось, руки против воли метнулись к капюшону, накидывая на голову. Арратой приподнялся над укрытием. Во двор крепости выскакивали горцы на конях, лихо перепрыгивая через завал.
– Живьем! – пронеслось над Декурионом. – Живьем!
Кричали на дорча, и Арратой выдохнул. Мимо метнулся один из имперцев, и учетчик с оттяжкой рубанул его по спине. Тот рухнул, и Арратой рубанул еще раз и еще, выплескивая пережитый страх.
Конники били врагов древками копий, скидывая наземь. Кого-то оглушали ударами мечей плашмя. Поверженных споро вязали и скидывали в кучу. Горец приблизился к Арратою, и тот выставил ладони перед собой.
– Я свой!
Всадник нахмурился.
– Оставь его! – Из завала показался Квили. Весь в крови, левая рука висит плетью, но глаза непокорно горят. – Гимтар и впрямь его прислал. И этого тоже. – Он кивнул на Аскода Гворфа. Вид у инженера был ошалелый, а кинжал в ладони ходил ходуном.
Воин указал глазами в проем ворот. Арратой двинулся куда велели и увидел стоящего на коленях Сплетника. Над ним возвышался статный крепкий горец. Властность и уверенность сквозили в каждом жесте, и соглядатай понял, кто перед ним.
– Ты лжешь, – услышал Арратой спокойный голос Рокона. – Ты лжешь, я вижу это.
– Он главный над соглядатаями… Он из Атриана! – заторопился Арратой, и Сплетник дернулся всем телом. Имперец повернулся, глаза Сплетника поползли на лоб, узнавая бывшего купца.
– Кто ты? – Голос дана Дорчариан не изменился. Спокойствие и уверенность.
– Я учитель твоего сына… и бывший соглядатай Империи… и учетчик в Колодце, дан Дорчариан, – сбивчиво пояснил Арратой.
– Верно, – медленно кивнул Рокон. – Ты не лжешь.
Арратоя бросило в дрожь. Дан Рокон непостижимым образом читал его, словно раскрытую книгу, отличая правду от лжи.
Сплетник сплюнул кровь из разбитых губ.
– Выслуживаешься?
Вдруг со стороны ворот послышался одинокий крик, подхваченный гневными воплями.
– Город мертвых! Золото мертвых!
Сверкнули обнаженные мечи.
– Мой дан! – В проеме показался воин. – Тут сумы… Полные золота. Древние монеты! Эти нечестивцы осквернили Город мертвых!
Горцы подскочили к связанным имперцам, замахиваясь…
– Стоять!
Воины замерли, а дан Дорчариан огляделся кругом. Глянул на разбитую рожу Сплетника, затем посмотрел на непокоренную твердыню на вершине холма. Задумчиво поворошил носком сапога обугленные деревяшки под ногами. «Декурион в огне», – прочитал Арратой по губам дана. Рокон улыбнулся и растер уголь в невесомую пыль.
– Круг Хранителей решит судьбу осквернивших Город мертвых. В Алайне! Все войско Дорчариан увидит: закон гор крепок!
Воины, глухо ворча, вложили клинки в ножны. Дан Рокон хлопнул в ладоши:
– Выступаем немедля!
Ултер покидал Толгвену. Колесница подпрыгнула на ухабе, и наследник едва не прикусил язык. Вилейка громко рассмеялась, крепко держась за борта. Сегимий правил конями. Он заливисто присвистнул, и колесница помчалась по дороге.
Позади, из Толгвены, выходили и выходили вооруженные дубовичи, а военный лагерь у подножия холма гудел растревоженным ульем. Толгувы шли войной на нечестивых северян.
– Аэ, Сегимий! Аэ, Сегимий! – неслось вслед.
Толгувы Ултеру понравились. Балагуры, любители вина, хохмачи и бахвалы. Даже драки на пирах оканчивались первой кровью, а драчуны обнимались и осушали один кувшин вина на двоих.
На следующий день после знакомства над площадью растянули канат и Вилейка показала дубовичам, что умеет! Она танцевала на канате с кинжалами, крутила колесо, прыгала и бегала. Несносная мелкая пайгалка вновь проделала знакомый трюк. Дождалась порыва ветра, покачнулась и взмахнула руками, падая. Но шлепнулась оземь вновь только кудрявая шапка, а вздернутые лица на площади окропило заливистым девичьим смехом. Негодница качалась на канате вниз головой и смеялась. Что тут началось! Забывшие дышать толгувы заорали так, что с ближайшей рощи снялась стая воронья. Уж после этого никто не смел говорить, что деве не место во дворце правителя Толгвены! Сегмат самолично усадил Вилейку и Ултера на почетное место подле себя, весь пир угощал Вилею, подкладывая самые лакомые кусочки.
– У меня много сыновей, Вилея! Породнимся, прикажу младшему – он тебя возьмет женой! – басил краснолицый правитель, поднося медовые соты.
Вилея потупилась.
– У меня уже есть нареченный, – ответила она.
– Да? – сердито засопел Сегмат. – Безродный пайгал небось?..
– Нет, – задорно блеснула глазами негодница. – Вот он, второй сын дана, – и негодница ткнула пальчиком в Ултера.
Сегмат захлебнулся и хохотал так, что вино пошло носом…
Ули покосился на Вилейку. Она подставила лицо ветру, бьющему в лицо. Цветные косички пайгалки развевались.
«Здорово, что вдвоем мы у дубовичей очутились. Без нее было бы не так весело».