Новая Луна
Часть 19 из 62 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Марина попадает на поверхность. Нет никакого перехода, никакой границы между внутренним пространством и огромным наружным, нет даже особого ощущения голой поверхности и обнаженного неба. Близкий горизонт заметно искривлен. Карлиньос ведет бригаду по километровой петле, обозначенной световыми шнурами. Сотни Джо Лунников ходили этой дорогой, ее испещряет бесчисленное множество отпечатков, которые накладываются друг на друга. Следы ботинок повсюду; отпечатки колес, изысканные отметины крадущихся и карабкающихся роботов. Реголит — палимпсест каждого путешествия, которое совершили по нему. Он очень уродлив. Как всякий ребенок, которому вручили бинокль, Марина глядит на Главный Хрен, увеличив картинку; громадный семяизвергающий член длиной в сотню километров, который посреди Моря Дождей соорудили с помощью следов ботинок и отпечатков шин горняки, страдавшие избытком свободного времени. Пятнадцать лет назад он уже успел потускнеть, иссеченный следами, которые оставили последовавшие миссии. Марина сомневается, что к этому моменту в нем что-то сохранилось от былого залихватского духа мужского братства.
Марина смотрит вверх. И цепь ее собственных отпечатков прерывается.
Над Морем Изобилия стоит половина Земли. Марина никогда не видела ничего более синего, более истинного. В видимом полушарии доминирует Атлантика. Можно разглядеть западный край Африки, изгиб Бразилии. Можно проследить за круговертью океанских штормов, тянущихся к углублению Карибского бассейна, где они, взбаламученные, превращаются в чудовищ и монстров, а потом уходят, кружась, вдоль изгиба Гольфстрима к невидимой Европе. На востоке граница света и тени оказалась во власти урагана. Марина легко читает его спиральную структуру, точку его глаза. Синее и белое. Ни следа зелени, но ничего более живого Марина еще не видела. На циклере ВТО она смотрела на Землю из смотрового «пузыря» и изумлялась великолепию развернувшегося перед нею зрелища. Струящиеся облака, вращающаяся планета, линия восхода вдоль края мира. Первую половину движения по удаляющейся орбите она смотрела, как уменьшается Земля, вторую — как растет Луна. Марина ни разу не видела Землю с Луны. Она заполнила небо, планета Земля; она куда больше, чем Марина воображала, и она так ужасно далека. Яркая, задумчивая и грозная; не достичь ее и не коснуться. Сообщения Марины летят к ее семье секунду с четвертью. Это дом, и ты от него очень далеко — такое сообщение передает ей полная Земля.
— Будешь тут стоять весь день? — трещит голос Карлиньоса на частном канале Марины, и она понимает, вздрогнув от досады, что все вернулись в шлюз, а она стоит как дура и пялится на Землю, задрав голову.
Вот и еще одно различие. Из циклера она смотрела на Землю вниз. На Луне Земля всегда вверху.
— Как долго я там стояла? — спрашивает она Карлиньоса, пока в шлюз нагнетается воздух.
— Десять минут, — говорит Карлиньос. «Ветряные лезвия» сбивают пыль с пов-скафов. — Когда я впервые вышел, сделал в точности то же самое. Стоял и пялился, пока Сан-Жоржи не выдал мне предупреждение о том, что воздух заканчивается. Я никогда не видел ничего подобного. Эйтур Перейра был со мной; первые слова, какие я смог произнести, были: «Кто ее туда засунул?»
Карлиньос отстегивает шлем. В те секунды, пока разговор еще приватный, Марина спрашивает:
— И что мы теперь будем делать?
— Теперь, — говорит Карлиньос, — мы идем пить.
— Он тебя трогал?
Маленький ровер рассекает Океан Бурь. Ударяется о каждую яму и камень на полной скорости, взмывает в воздух и приземляется с мягким взрывом пыли. Ускоряется, вскидывая из-под колес большие облака пыли. Два его пассажира мотаются и дергаются во все стороны, опутанные ремнями безопасности, и уже успели покрыться ушибами и синяками. Рэйчел Маккензи разгоняет ровер до пределов, предусмотренных рабочим режимом.
«Маккензи Металз» охотится на нее.
— Он с тобой что-то сделал? — снова спрашивает Рэйчел Маккензи сквозь вой двигателей и треск и грохот подвески.
Робсон качает головой:
— Нет. Он был очень милым. Он приготовил мне ужин, и мы говорили о его семье. Потом он учил меня карточным фокусам. Я тебе покажу. Они здоровские. — Робсон тянется в карман пов-скафа.
— Когда прибудем, — говорит Рэйчел.
Она думала, что у нее будет больше времени. Она была так осторожна с уловками и обманами. Женщины Маккензи знают толк в этом деле. Камени забронировала поезд в Меридиан. Рэйчел даже взломала шлюз, чтобы создать впечатление, будто два человека его покинули. Роберт Маккензи остановил железнодорожный челнок дистанционно через двадцать километров. Одновременно два ровера выехали из «Горнила» в разные стороны. Первый двинулся очевидным маршрутом, на северо-восток, к серверным фермам «Тайяна» в бороздах Местлина. Логичный путь к побегу; Суни упрямо не желали присоединяться ни к одному из лунных семейств в их политических играх. Гнев Роберта Маккензи не испугал бы дом Сунь.
Рэйчел выбрала нелогичный путь. Ее курс как будто бы лежит на юго-восток, к старой полярной грузовой линии. Вдоль дороги тянутся электростанции и склады с провизией. По древней традиции — древней по лунным стандартам — Воронцовы должны остановить поезд для любого, кто включит маяк с дороги. Потом надо договариваться, но традиция поддержки и спасения живет. Дункан Маккензи наймет частную охрану, чтобы встретить поезда на всех главных станциях: Меридиан, Царица, Хэдли. Но не туда направляется Рэйчел Маккензи. И даже не к железной дороге.
В ровере нет окон, нет воздуха, он не герметичен, в нем почти ничего нет, кроме трансмиссии и топливной системы. Автоматический возврат и возможность дистанционного управления были отключены на нем и на ровере-приманке, который движется в противоположном направлении. Рэйчел всегда была хорошим кодером. Семья так и не оценила этот талант, как и все прочие ее таланты. Ее истинная цель — изолированная станция БАЛТРАНа во Флемстиде. Она запрограммировала серию прыжков. Но роверы «Маккензи Металз» приближаются со стороны экстракционных заводов на юге и востоке. Камени превратилась в тень самой себя: Рэйчел не хочет рекламировать свое местонахождение по сети. Она надеется, что охотники попытаются отрезать ее от железной дороги. Время путешествия можно рассчитать с высокой точностью. Уравнения отточены и холодны. Если они догадаются о станции БАЛТРАНа, ее поймают. Если предположат, что дело в магистральной линии, она спасется. Но надо подключиться к сети, и это продемонстрирует всей Луне, где она.
— Мы скоро будем на месте, — говорит Рэйчел Маккензи сыну. Поглядите на него — одетый в пов-скаф, привязанный ремнями безопасности по другую сторону брюха ровера, такого узкого, что они соприкасаются коленями; поглядите на него. Под щитком шлема не видны волосы и абрис лица, все внимание притягивают к себе глаза, эти глаза, огромные зеленые глаза. Ни один мир — ни этот серый мир, ни большой голубой там, наверху — не может быть прекрасней его глаз. — Мне надо кое с кем поговорить. Я запущу Камени, но не включай Джокера. Еще рано.
Камени подключается к сети, и Рэйчел испытывает физическое облегчение; это как дышать полной грудью.
Звонок принимает фамильяр Ариэль Корты. Пожалуйста, подождите. Потом сама Ариэль Корта появляется на линзе Рэйчел.
— Рэйчел. Что происходит?
Платье, волосы, кожа, макияж Ариэль безупречны. Рэйчел считала свою невестку высокомерной, равнодушной карьеристкой. Она наделена достаточной честностью, чтобы признаться в зависти — эти бразильянки от рождения обладают всем, чем только можно. Ариэль много раз разбивала ее семью в пух и прах в суде, но теперь Рэйчел в ней нуждается.
Она в общих чертах обрисовывает побег. Камени передает никах.
— Одну секундочку, пожалуйста. — Ариэль ненадолго заменяет Бейжафлор, потом она появляется опять. — Это стандартный брачный контракт, согласно которому мой племянник заключает десятилетний брак с Хоан Рам Хуном. Он крепкий.
— Вытащи Робсона из него.
— Контракт правомерен и обязателен. Правомочия обеих сторон ясны. Нет такого положения, которое позволило бы освободить Робсона. Я могу сделать так, что контракт признают недействительным.
— Сделай. Ему одиннадцать. Меня заставили подписать.
— С точки зрения закона, минимального возраста для брака или сексуального согласия не существует. Не факт, что по нашему праву акт принуждения можно признать мотивом для защиты. Мне придется продемонстрировать, что, не проконсультировавшись с Робсоном по поводу его предпочтений перед тем, как подписать клаузулу о занятиях сексом, ты нарушила свои обязанности, предусмотренные родительским договором с ним. Это аннулирует никах. Я не буду выступать за тебя, я буду выступать за Робсона против тебя. Я попытаюсь доказать, что ты плохая мать. Плохая мать уровня Лукреции Борджиа. Однако, предпринимая такие действия, сбежав вместе с Робсоном, ты действуешь как хорошая мать. Это Уловка-22. Есть способы ее обойти.
— Мне наплевать, насколько плохой ты меня выставишь.
Неужто она увидела, как Ариэль Корта, безупречная Ариэль Корта позволила себе чуть улыбнуться?
— Будет много грязи.
— Маккензи создали свое состояние из грязи.
— Как и я. Робсону придется нанять меня и заключить сделку. И опять же, только хорошая родительница посоветовала бы ему нанять меня. Не для протокола хочу заметить, что, обратившись с этим делом в суд, ты положишь начало недвусмысленному и открытому конфликту между нашими семьями. Это объявление войны.
— Война будет объявлена, если Рафа узнает, что я отпустила Робсона без драки. Он голыми руками разорвет «Горнило» на части, чтобы вернуть сына.
Ариэль Корта кивает.
— Ситуация сложнее не придумаешь. Как будто твой дедушка намеренно выбрал самый провокационный из всех возможных поступков…
Ровер дергается. От внезапного ускорения ремни безопасности Рэйчел натягиваются. И опять. Что-то ударяет по корпусу ровера, снова и снова. Она не слышит, но чувствует вибрацию резаков, дрелей. Внезапно скорость начинает падать: ровер замедляется.
— Что происходит? — спрашивает Ариэль Корта. На ее безупречной маске тревога.
— Камени, покажи мне! — кричит Рэйчел.
— Я сообщу Рафе, — говорит Ариэль, а потом Камени выводит на верхнюю часть линзы Рэйчел картинку с наружных камер.
К вездеходу прицепился служебный дрон, похожий на маленький и зубастый ночной кошмар. Манипуляторы и резаки рубят проводку, кабели топливной системы. Вот дрон отсекает еще одну батарею, и ровер еще сильней замедляется. Как эта машина здесь оказалась? Откуда она взялась? Камени дает панорамное изображение с камер: среди рощи солнечных панелей возвышаются изогнутые кверху рога БАЛТРАНа, и до них меньше двухсот метров. Вот и ответ: ее семья перепрограммировала служебного дрона со станции.
Но они забыли, что ровер безвоздушный. Двести метров в вакууме — легкая прогулка, если на тебе пов-скаф.
Рэйчел касается колена Робсона. Он вздрагивает; его глаза распахнуты от страха.
— Когда я скажу «идем», следуй за мной. Нам придется завершить это путешествие пешком.
Ровер содрогается и заваливается набок. Рэйчел швыряет туда-сюда в ремнях безопасности. Ровер застывает, опрокинувшись под безумным углом. Дрон срезал колесо. Потом он вырубает последнюю камеру.
— Робсон, любовь моя, беги!
Вылетает крышка люка. Пыль и холмы, плоские черные небеса. Рэйчел хватается за край люка и выскакивает наружу. Прыгает на реголит, бежит. Бросает взгляд через плечо и видит, что Робсон приземлился с легкостью колибри и побежал. Дрон взгромоздился на обломки ровера. Рэйчел думает про Брайса Маккензи — про раковую опухоль, если бы раковая опухоль могла передвигаться и охотиться.
Теперь бот приподнимается на своих манипуляторах, выбирается из обломков машины. Разворачивает резаки и длинные острые пластиковые пальцы. Спускается на поверхность, направляясь в ее сторону. Он движется не быстро, однако от него не скрыться. И есть операции, которые Рэйчел должна выполнить, прежде чем они с Робсоном катапультируются в безопасное место.
— Робсон!
Шаг за шагом бот догоняет мальчика. На реголите того заносит. Он не знает, как двигаться в вакууме, как не вскидывать на бегу слепящие тучи пыли. Отец слишком долго продержал его в уютной утробе Боа-Виста. Надо было взять его на поверхность в пять лет, чтобы посмотреть на Землю, как принято у Маккензи. Надо было — можно было — следовало бы.
«Люк готов», — говорит Камени. Шлюз для персонала вмещает одного человека за раз. Посреди лунных морей установки БАЛТРАНа сооружают кое-как, и предназначены они в первую очередь для транспортировки грузов навалом.
— Залезай! — кричит Рэйчел. Робсон копошится у шлюза. Он слишком неуклюж.
— Я внутри!
Камени закрывает люк. Теперь Рэйчел ждет своей очереди, чтобы попасть в капсулу. Медленно. Почему так медленно? Где бот? У нее нет времени даже для того, чтобы оглянуться. От наивысшей сосредоточенности она дышит сквозь зубы, со свистом, пока Камени включает систему запуска.
Боль в правой икре такая резкая и четкая, что Рэйчел даже не вскрикивает. Нога ее не держит. Что-то рассечено. Шлем выдает красную вспышку; она ахает, когда ткань пов-скафа уплотняется над прорехой, запечатывая костюм, сжимая рану.
«Твое правое подколенное сухожилие рассечено, — сообщает Камени. — Целостность костюма нарушена. Ты истекаешь кровью. Бот здесь».
— Впусти меня, — шипит Рэйчел, а потом приходит боль, и ее больше, чем, как она думала, существует во вселенной, и она кричит; крики ее ужасны, вопли агонизирующих мучений. Такие крики как будто не способно издавать человеческое горло. Движение, бросок, второй чистый рубящий удар, и Рэйчел падает. Бот над нею, тень на фоне черного неба. В свете ее налобных фонарей блестят три сверла, опускаясь на щиток.
— Запускай, Камени! Унеси его отсюда!
«Последовательность запуска начата, — говорит Камени. — Вероятность твоего выживания — ноль. Прощай, Рэйчел Маккензи».
Сверла с визгом вгрызаются в закаленное стекло. И конец свой Рэйчел Маккензи встречает во гневе: гневе на то, что должна умереть, на то, что это случится здесь, в холоде и грязи пустынного Флемстида, гневе из-за того, что вечно семья тебя предает. Щиток раскалывается. Когда воздух стремительным взрывом покидает шлем, она чувствует, как трясется земля, видит, как мелькает капсула БАЛТРАНа, вылетая из пасти пусковой трубы.
Ушел.
Рафа Корта мечет громы и молнии, несется во главе отряда службы безопасности. Жуан-ди-Деус — его город; его лицо знакомо работникам «Корта Элиу» и вспомогательному персоналу, но не таким: воплощение ярости и восторга. Он Шанго Справедливый, Сан-Жеронимо, судия и защитник. Его люди избегают попадаться ему на глаза и уступают дорогу.
Мальчик уже вышел из шлюза. Он стоит один в приемной зоне, все еще в пов-скафе и шлеме, испачканный в пыли, с фамильяром, зависшим над левым плечом.
— Он обучил меня фокусу, — говорит Робсон. Джокер транслирует его слова в мир за пределами шлема. — Это очень хороший фокус. — Рука в перчатке достает колоду игральных карт из кармана на бедре. Робсон разворачивает их веером. Голос у него мертвый, ровный, чужой. Джокер передает интонации в точности. — Выбери одну.
Карты выпадают из пальцев. Колени подгибаются, он падает лицом вперед. Рафа успевает его подхватить.
— Твоя мать. — Рафа встряхивает дрожащего мальчика. — Где твоя мать?
Пять
Марина смотрит вверх. И цепь ее собственных отпечатков прерывается.
Над Морем Изобилия стоит половина Земли. Марина никогда не видела ничего более синего, более истинного. В видимом полушарии доминирует Атлантика. Можно разглядеть западный край Африки, изгиб Бразилии. Можно проследить за круговертью океанских штормов, тянущихся к углублению Карибского бассейна, где они, взбаламученные, превращаются в чудовищ и монстров, а потом уходят, кружась, вдоль изгиба Гольфстрима к невидимой Европе. На востоке граница света и тени оказалась во власти урагана. Марина легко читает его спиральную структуру, точку его глаза. Синее и белое. Ни следа зелени, но ничего более живого Марина еще не видела. На циклере ВТО она смотрела на Землю из смотрового «пузыря» и изумлялась великолепию развернувшегося перед нею зрелища. Струящиеся облака, вращающаяся планета, линия восхода вдоль края мира. Первую половину движения по удаляющейся орбите она смотрела, как уменьшается Земля, вторую — как растет Луна. Марина ни разу не видела Землю с Луны. Она заполнила небо, планета Земля; она куда больше, чем Марина воображала, и она так ужасно далека. Яркая, задумчивая и грозная; не достичь ее и не коснуться. Сообщения Марины летят к ее семье секунду с четвертью. Это дом, и ты от него очень далеко — такое сообщение передает ей полная Земля.
— Будешь тут стоять весь день? — трещит голос Карлиньоса на частном канале Марины, и она понимает, вздрогнув от досады, что все вернулись в шлюз, а она стоит как дура и пялится на Землю, задрав голову.
Вот и еще одно различие. Из циклера она смотрела на Землю вниз. На Луне Земля всегда вверху.
— Как долго я там стояла? — спрашивает она Карлиньоса, пока в шлюз нагнетается воздух.
— Десять минут, — говорит Карлиньос. «Ветряные лезвия» сбивают пыль с пов-скафов. — Когда я впервые вышел, сделал в точности то же самое. Стоял и пялился, пока Сан-Жоржи не выдал мне предупреждение о том, что воздух заканчивается. Я никогда не видел ничего подобного. Эйтур Перейра был со мной; первые слова, какие я смог произнести, были: «Кто ее туда засунул?»
Карлиньос отстегивает шлем. В те секунды, пока разговор еще приватный, Марина спрашивает:
— И что мы теперь будем делать?
— Теперь, — говорит Карлиньос, — мы идем пить.
— Он тебя трогал?
Маленький ровер рассекает Океан Бурь. Ударяется о каждую яму и камень на полной скорости, взмывает в воздух и приземляется с мягким взрывом пыли. Ускоряется, вскидывая из-под колес большие облака пыли. Два его пассажира мотаются и дергаются во все стороны, опутанные ремнями безопасности, и уже успели покрыться ушибами и синяками. Рэйчел Маккензи разгоняет ровер до пределов, предусмотренных рабочим режимом.
«Маккензи Металз» охотится на нее.
— Он с тобой что-то сделал? — снова спрашивает Рэйчел Маккензи сквозь вой двигателей и треск и грохот подвески.
Робсон качает головой:
— Нет. Он был очень милым. Он приготовил мне ужин, и мы говорили о его семье. Потом он учил меня карточным фокусам. Я тебе покажу. Они здоровские. — Робсон тянется в карман пов-скафа.
— Когда прибудем, — говорит Рэйчел.
Она думала, что у нее будет больше времени. Она была так осторожна с уловками и обманами. Женщины Маккензи знают толк в этом деле. Камени забронировала поезд в Меридиан. Рэйчел даже взломала шлюз, чтобы создать впечатление, будто два человека его покинули. Роберт Маккензи остановил железнодорожный челнок дистанционно через двадцать километров. Одновременно два ровера выехали из «Горнила» в разные стороны. Первый двинулся очевидным маршрутом, на северо-восток, к серверным фермам «Тайяна» в бороздах Местлина. Логичный путь к побегу; Суни упрямо не желали присоединяться ни к одному из лунных семейств в их политических играх. Гнев Роберта Маккензи не испугал бы дом Сунь.
Рэйчел выбрала нелогичный путь. Ее курс как будто бы лежит на юго-восток, к старой полярной грузовой линии. Вдоль дороги тянутся электростанции и склады с провизией. По древней традиции — древней по лунным стандартам — Воронцовы должны остановить поезд для любого, кто включит маяк с дороги. Потом надо договариваться, но традиция поддержки и спасения живет. Дункан Маккензи наймет частную охрану, чтобы встретить поезда на всех главных станциях: Меридиан, Царица, Хэдли. Но не туда направляется Рэйчел Маккензи. И даже не к железной дороге.
В ровере нет окон, нет воздуха, он не герметичен, в нем почти ничего нет, кроме трансмиссии и топливной системы. Автоматический возврат и возможность дистанционного управления были отключены на нем и на ровере-приманке, который движется в противоположном направлении. Рэйчел всегда была хорошим кодером. Семья так и не оценила этот талант, как и все прочие ее таланты. Ее истинная цель — изолированная станция БАЛТРАНа во Флемстиде. Она запрограммировала серию прыжков. Но роверы «Маккензи Металз» приближаются со стороны экстракционных заводов на юге и востоке. Камени превратилась в тень самой себя: Рэйчел не хочет рекламировать свое местонахождение по сети. Она надеется, что охотники попытаются отрезать ее от железной дороги. Время путешествия можно рассчитать с высокой точностью. Уравнения отточены и холодны. Если они догадаются о станции БАЛТРАНа, ее поймают. Если предположат, что дело в магистральной линии, она спасется. Но надо подключиться к сети, и это продемонстрирует всей Луне, где она.
— Мы скоро будем на месте, — говорит Рэйчел Маккензи сыну. Поглядите на него — одетый в пов-скаф, привязанный ремнями безопасности по другую сторону брюха ровера, такого узкого, что они соприкасаются коленями; поглядите на него. Под щитком шлема не видны волосы и абрис лица, все внимание притягивают к себе глаза, эти глаза, огромные зеленые глаза. Ни один мир — ни этот серый мир, ни большой голубой там, наверху — не может быть прекрасней его глаз. — Мне надо кое с кем поговорить. Я запущу Камени, но не включай Джокера. Еще рано.
Камени подключается к сети, и Рэйчел испытывает физическое облегчение; это как дышать полной грудью.
Звонок принимает фамильяр Ариэль Корты. Пожалуйста, подождите. Потом сама Ариэль Корта появляется на линзе Рэйчел.
— Рэйчел. Что происходит?
Платье, волосы, кожа, макияж Ариэль безупречны. Рэйчел считала свою невестку высокомерной, равнодушной карьеристкой. Она наделена достаточной честностью, чтобы признаться в зависти — эти бразильянки от рождения обладают всем, чем только можно. Ариэль много раз разбивала ее семью в пух и прах в суде, но теперь Рэйчел в ней нуждается.
Она в общих чертах обрисовывает побег. Камени передает никах.
— Одну секундочку, пожалуйста. — Ариэль ненадолго заменяет Бейжафлор, потом она появляется опять. — Это стандартный брачный контракт, согласно которому мой племянник заключает десятилетний брак с Хоан Рам Хуном. Он крепкий.
— Вытащи Робсона из него.
— Контракт правомерен и обязателен. Правомочия обеих сторон ясны. Нет такого положения, которое позволило бы освободить Робсона. Я могу сделать так, что контракт признают недействительным.
— Сделай. Ему одиннадцать. Меня заставили подписать.
— С точки зрения закона, минимального возраста для брака или сексуального согласия не существует. Не факт, что по нашему праву акт принуждения можно признать мотивом для защиты. Мне придется продемонстрировать, что, не проконсультировавшись с Робсоном по поводу его предпочтений перед тем, как подписать клаузулу о занятиях сексом, ты нарушила свои обязанности, предусмотренные родительским договором с ним. Это аннулирует никах. Я не буду выступать за тебя, я буду выступать за Робсона против тебя. Я попытаюсь доказать, что ты плохая мать. Плохая мать уровня Лукреции Борджиа. Однако, предпринимая такие действия, сбежав вместе с Робсоном, ты действуешь как хорошая мать. Это Уловка-22. Есть способы ее обойти.
— Мне наплевать, насколько плохой ты меня выставишь.
Неужто она увидела, как Ариэль Корта, безупречная Ариэль Корта позволила себе чуть улыбнуться?
— Будет много грязи.
— Маккензи создали свое состояние из грязи.
— Как и я. Робсону придется нанять меня и заключить сделку. И опять же, только хорошая родительница посоветовала бы ему нанять меня. Не для протокола хочу заметить, что, обратившись с этим делом в суд, ты положишь начало недвусмысленному и открытому конфликту между нашими семьями. Это объявление войны.
— Война будет объявлена, если Рафа узнает, что я отпустила Робсона без драки. Он голыми руками разорвет «Горнило» на части, чтобы вернуть сына.
Ариэль Корта кивает.
— Ситуация сложнее не придумаешь. Как будто твой дедушка намеренно выбрал самый провокационный из всех возможных поступков…
Ровер дергается. От внезапного ускорения ремни безопасности Рэйчел натягиваются. И опять. Что-то ударяет по корпусу ровера, снова и снова. Она не слышит, но чувствует вибрацию резаков, дрелей. Внезапно скорость начинает падать: ровер замедляется.
— Что происходит? — спрашивает Ариэль Корта. На ее безупречной маске тревога.
— Камени, покажи мне! — кричит Рэйчел.
— Я сообщу Рафе, — говорит Ариэль, а потом Камени выводит на верхнюю часть линзы Рэйчел картинку с наружных камер.
К вездеходу прицепился служебный дрон, похожий на маленький и зубастый ночной кошмар. Манипуляторы и резаки рубят проводку, кабели топливной системы. Вот дрон отсекает еще одну батарею, и ровер еще сильней замедляется. Как эта машина здесь оказалась? Откуда она взялась? Камени дает панорамное изображение с камер: среди рощи солнечных панелей возвышаются изогнутые кверху рога БАЛТРАНа, и до них меньше двухсот метров. Вот и ответ: ее семья перепрограммировала служебного дрона со станции.
Но они забыли, что ровер безвоздушный. Двести метров в вакууме — легкая прогулка, если на тебе пов-скаф.
Рэйчел касается колена Робсона. Он вздрагивает; его глаза распахнуты от страха.
— Когда я скажу «идем», следуй за мной. Нам придется завершить это путешествие пешком.
Ровер содрогается и заваливается набок. Рэйчел швыряет туда-сюда в ремнях безопасности. Ровер застывает, опрокинувшись под безумным углом. Дрон срезал колесо. Потом он вырубает последнюю камеру.
— Робсон, любовь моя, беги!
Вылетает крышка люка. Пыль и холмы, плоские черные небеса. Рэйчел хватается за край люка и выскакивает наружу. Прыгает на реголит, бежит. Бросает взгляд через плечо и видит, что Робсон приземлился с легкостью колибри и побежал. Дрон взгромоздился на обломки ровера. Рэйчел думает про Брайса Маккензи — про раковую опухоль, если бы раковая опухоль могла передвигаться и охотиться.
Теперь бот приподнимается на своих манипуляторах, выбирается из обломков машины. Разворачивает резаки и длинные острые пластиковые пальцы. Спускается на поверхность, направляясь в ее сторону. Он движется не быстро, однако от него не скрыться. И есть операции, которые Рэйчел должна выполнить, прежде чем они с Робсоном катапультируются в безопасное место.
— Робсон!
Шаг за шагом бот догоняет мальчика. На реголите того заносит. Он не знает, как двигаться в вакууме, как не вскидывать на бегу слепящие тучи пыли. Отец слишком долго продержал его в уютной утробе Боа-Виста. Надо было взять его на поверхность в пять лет, чтобы посмотреть на Землю, как принято у Маккензи. Надо было — можно было — следовало бы.
«Люк готов», — говорит Камени. Шлюз для персонала вмещает одного человека за раз. Посреди лунных морей установки БАЛТРАНа сооружают кое-как, и предназначены они в первую очередь для транспортировки грузов навалом.
— Залезай! — кричит Рэйчел. Робсон копошится у шлюза. Он слишком неуклюж.
— Я внутри!
Камени закрывает люк. Теперь Рэйчел ждет своей очереди, чтобы попасть в капсулу. Медленно. Почему так медленно? Где бот? У нее нет времени даже для того, чтобы оглянуться. От наивысшей сосредоточенности она дышит сквозь зубы, со свистом, пока Камени включает систему запуска.
Боль в правой икре такая резкая и четкая, что Рэйчел даже не вскрикивает. Нога ее не держит. Что-то рассечено. Шлем выдает красную вспышку; она ахает, когда ткань пов-скафа уплотняется над прорехой, запечатывая костюм, сжимая рану.
«Твое правое подколенное сухожилие рассечено, — сообщает Камени. — Целостность костюма нарушена. Ты истекаешь кровью. Бот здесь».
— Впусти меня, — шипит Рэйчел, а потом приходит боль, и ее больше, чем, как она думала, существует во вселенной, и она кричит; крики ее ужасны, вопли агонизирующих мучений. Такие крики как будто не способно издавать человеческое горло. Движение, бросок, второй чистый рубящий удар, и Рэйчел падает. Бот над нею, тень на фоне черного неба. В свете ее налобных фонарей блестят три сверла, опускаясь на щиток.
— Запускай, Камени! Унеси его отсюда!
«Последовательность запуска начата, — говорит Камени. — Вероятность твоего выживания — ноль. Прощай, Рэйчел Маккензи».
Сверла с визгом вгрызаются в закаленное стекло. И конец свой Рэйчел Маккензи встречает во гневе: гневе на то, что должна умереть, на то, что это случится здесь, в холоде и грязи пустынного Флемстида, гневе из-за того, что вечно семья тебя предает. Щиток раскалывается. Когда воздух стремительным взрывом покидает шлем, она чувствует, как трясется земля, видит, как мелькает капсула БАЛТРАНа, вылетая из пасти пусковой трубы.
Ушел.
Рафа Корта мечет громы и молнии, несется во главе отряда службы безопасности. Жуан-ди-Деус — его город; его лицо знакомо работникам «Корта Элиу» и вспомогательному персоналу, но не таким: воплощение ярости и восторга. Он Шанго Справедливый, Сан-Жеронимо, судия и защитник. Его люди избегают попадаться ему на глаза и уступают дорогу.
Мальчик уже вышел из шлюза. Он стоит один в приемной зоне, все еще в пов-скафе и шлеме, испачканный в пыли, с фамильяром, зависшим над левым плечом.
— Он обучил меня фокусу, — говорит Робсон. Джокер транслирует его слова в мир за пределами шлема. — Это очень хороший фокус. — Рука в перчатке достает колоду игральных карт из кармана на бедре. Робсон разворачивает их веером. Голос у него мертвый, ровный, чужой. Джокер передает интонации в точности. — Выбери одну.
Карты выпадают из пальцев. Колени подгибаются, он падает лицом вперед. Рафа успевает его подхватить.
— Твоя мать. — Рафа встряхивает дрожащего мальчика. — Где твоя мать?
Пять