Норвуд

– Замри! – Не слова, какой-то рык. – Замри!

И хотя приказ был адресован не мне, сердце провалилось куда-то в район живота, и из глаз потекли слезы.

А интерфектор Глен, кажется, не мог пошевелить даже ресницами. Он так и замер, уставившись в одну точку, и покорно принял десяток ударов клинком в незащищенную шею. Иногда я промахивался, и тогда острие с веселым звоном отскакивало в сторону, не в силах пробить кольчугу.

А когда чужая воля перестала давить, словно десяток мешков с мукой, я повалился на землю рядом с мертвым упырем.

– Не буду тебя убивать, малыш. – Девушка склонилась над нашими телами. – Раз уж ты мне помог. Дам тебе насладиться зрелищем из первых рядов.

И, улыбнувшись напоследок, она быстрым шагом поднялась по лестнице. А я долго лежал и не мог понять, какого цвета ее глаза? Карие или голубые?

Солнце уже склонилось к горизонту, когда стражники наконец отважились зайти внутрь нехорошего дома.

– Глянь-ка, – удивился один. – Это чего, наш Норри интерфектора, что ли, укокошил?

– Странно, но выходит так. – Другой пытался разжать руку и забрать у меня клинок. – Еще и ножик не отдает!

– И чего с ним теперь будет, как думаешь? – Первый поправил съезжавший шлем.

– А чего тут думать? – В проходе появился бургомистр. Наверное, только он и мог загнать сюда стражу. – Суд и казнь, что же еще…

Но неприятные известия пока не сильно тревожили меня. Интереснее было другое – все-таки карие или голубые?





Глава 3




Конечно, мне не поверили, что господин интерфектор сам оказался упырем, а темная тварь приказала мне его убить. Да и кто бы поверил?

Тем более, когда стражники отважились подняться на второй этаж, оказалось, что там никого и нет. А ведь я отчетливо помнил, что девушка в мужском платье пошла именно туда.

– Допрашивается писарь Норвуд Грейс, от роду семнадцати полных лет, сирота. – Городской дознаватель, старичок Сельдингер, быстро пробормотал предписанное городскими уложениями и сразу приступил к допросу: – Значит, вы вдвоем с господином интерфектором зашли в дом, который был предварительно оцеплен стражей?

Задавался этот вопрос далеко не в первый раз.

– Ваше беспристрастие, я ведь уже отвечал! – Руки сковали специальными кандалами из черного серебра, покрытого вязью защитных символов. – Да, мы зашли вдвоем, а остальные остались снаружи, но в самом доме интерфектор обернулся упырем, а девушка, которая…

Дознаватель слегка хлопнул морщинистой дряблой ладонью по столу, прерывая мой рассказ.

– Во-первых, юноша, не надо так частить. – Сельдингер указал на мастера Фонтена, записывающего каждое слово. – Писарь не успевает. А во-вторых, отвечайте на поставленный вопрос четко: да или нет. Не нужно мне этих лишних подробностей… Итак?

– Да, ваше беспристрастие, мы вошли только вдвоем. – Я окончательно сник и, наклонив голову, уставился на стол. На потемневшей и потрескавшейся от времени поверхности кто-то из стражников нацарапал несколько бранных слов.

Допрос продолжался с утра и, скорее всего, закончится только поздним вечером – вон на табурете уже приготовлен десяток пузатых свечей. В общем, все пойдет точно так же, как шло последние три дня, – меня не будут слушать, мне не будут верить, и никакой погони за порождением зла, само собой, организовано не будет.

– А вот стражники… – Дознаватель переворошил несколько бумаг в поисках имен. – Дэвид и Росс показали, что никого, кроме вас и покойного, в доме не обнаружили. А в ваших руках имелся клинок, который вы, между прочим, не хотели отдавать!

Бургомистр, когда заметил царапины на металле клинка, так ругался, что даже слег на несколько дней в постель и в ратуше пока не появлялся. Оно и к лучшему – иначе до казни я мог просто не дожить, настолько управитель города был зол.

– Наверное, темная колдунья запудрила им головы, – устало ответил я уже в тысячный раз. – Ее приказов невозможно ослушаться, понимаете? Она могла просто сказать, чтобы они ее не замечали, и все! А сама, наверное, сидела на втором этаже и посмеивалась…

Господин Сельдингер слушал эти объяснения со скучающим видом, мастер Фонтен точно так же их записывал, и всем присутствующим, включая меня, было очевидно – дело идет к пыткам. Радовало одно – палач у нас такой же дряхлый, как и дознаватель, а значит, пытать будет так же, как тот расследует.

– Нахождение в доме неизвестной особы не подтверждается никакими другими свидетельствами, кроме ваших! – Обвисший подбородок старичка задрожал от возмущения. – Более того, сам господин бургомистр подтвердил в личной беседе со мной, что никакой девушки в доме не было. А еще он сказал, что вы, молодой человек, склонны выдумывать небылицы и вполне способны на убийство. И поэтому веры вам никакой нет!

Честно говоря, услышав сказанное, я просто опешил. Нет, управитель города бывал со мной строг, но никаких действительных оснований для подобного отношения не было. А уж подозревать меня в склонности к душегубству он не имел ни малейшего повода. И если раньше я все-таки не мог воспринимать всю эту ситуацию всерьез, то теперь предстоящая казнь не казалась мне маловероятным событием. От накатившего страха заныло в животе.

Но оказалось, что поддержка у меня есть. У двери, которую никто, конечно, не охранял, раздался негромкий голос, и из мрака коридора вышел закутанный в темный плащ мужчина.

– Вы зря не слушаете парня. – Говоривший был совсем немолод, но крепок. В нем чувствовалась твердость. – Похоже, он умнее всех вас… Хоть и совсем юнец.

Господин Сельдингер напряженно сглотнул и, чуть-чуть привстав со стула, робко спросил:

– А вы кто, собственно, будете?

Мужчина – назвать его стариком не поворачивался язык – сделал несколько неспешных шагов и вместо ответа сбросил с плеч тяжелый плащ, под которым оказалась длинная кольчуга. В этом не было бы ничего удивительного, кабы не легкая дрожь над металлом, похожая на марево в жаркий день. Броня была целиком сделана из черного серебра.

Никаких других представлений не требовалось – иметь такую вещь мог только интерфектор, причем высокого ранга.


От накатившего облегчения мне почему-то захотелось разреветься. Не знаю, что со мной, ведь я не пролил ни одной слезинки даже на похоронах отца. Грейсы не плачут – так он меня учил.

Интерфектор заметил мое состояние, понял его и объяснил с печалью в голосе:

– Перепады настроения – это последствия встречи с упырем.

– Из-за отравы, которую он впрыскивает в кровь жертвы? – Я поспешил поделиться своим предположением. Мужчина вызывал какую-то необъяснимую симпатию.

– А ты правда умный парень. – Печаль смешалась с удивлением. – Откуда узнал про токсин?

– Догадался. – Похвала незнакомца была очень приятна. И я уже почти решился спросить, кто та девушка из дома, но понял, что даже не знаю, как зовут незнакомца. – Скажите, господин, как мне к вам обращаться?

– Меня зовут Бернард. – Мужчина с тоской посмотрел прямо мне в глаза. – Бернард Глен. И упырь, которого ты убил, был моим сыном…

Я испугался. По-настоящему! Не знаю, почему, ведь в словах не было ни капли угрозы, только печаль и тоска… Но меня просто затрясло, отчего кандалы на руках стали елозить по поверхности стола.

– Не бойся. – Бернард Глен слегка склонил голову. – Я не причиню тебе вреда. И, конечно, не собираюсь мстить… Мой сын заслужил смерть. А я благодарен, что ты снял с меня тяжелую обязанность. Потому что убить упыря должен был именно я.

Вот почему интерфектор оказался в городе! Он шел по следам упыря, а значит, тоже был на севере…

– Господин… Глен… – произносить это имя было как-то неловко. – Ваш сын обсуждал с той девушкой, которая приказала убить…

– Потом. – Мужчина остановил меня жестом и добавил, обращаясь к дознавателю: – Я, интерфектор левой руки Бернард Глен, приказываю освободить этого молодого человека. Немедленно и без пререканий.

Дознаватель Сельдингер спорить не стал, поскольку связываться с таким господином себе дороже. Но сложившаяся ситуация ему явно не нравилась, и он без остановки что-то недовольно бормотал себе под нос.

– Наш управитель не сомневается в виновности этого юноши, – удалось наконец расслышать мне.

Теперь недовольство дознавателя стало понятно – интерфектор уедет, а начальство, которое ни с того ни с сего ополчилось против меня, останется.

– И что? – Бернард Глен тоже расслышал ворчание старика. – Значит, ваш управитель такой же болван, как и вы сами! Неужели нельзя было догадаться осмотреть его?

– Мы осмотрели. – Господин Сельдингер поднимал бумаги, разложенные по столу, пытаясь найти ключ от кандалов. – Никаких странностей – обыкновенный труп.

– Я имел в виду парня. – В голосе интерфектора отчетливо слышалось презрение. – Неужели вы не увидели следы укусов?

Дознаватель на это замечание ничего не ответил, потому как никакого оправдания придумать было нельзя – я много раз показывал ему раны на шее. Маленькие и саднящие, они покрылись запекшейся кровью.

– Разве же это укусы? – негромко пробурчал Сельдингер и наконец разомкнул кандалы найденным ключом. – Как-то осматривал я жертву гуля… Вот там были укусы. А здесь… Да и господин управитель такого же мнения придерживается.

– Замолчите! – Похоже, интерфектор устал от этих бормотаний. – Я уже понял, кто вместо вас вел расследование.

А для меня все это выглядело очень странно, поскольку на мою шею бургомистр ни разу не посмотрел! Да и не был он никогда глупцом. Выпивоха – да. Но не дурак.

Я потер запястья, чтобы разогнать застоявшуюся кровь. Сердце колотилось как бешеное, гулко ухая в груди. Только сейчас – после освобождения – мне стало понятно, какое напряжение я испытывал все это время.

Было не совсем ясно, что теперь делать – оковы сняты, но никто не давал мне разрешения уходить. Да я и сам не знал, чего больше хочу – отправиться домой или поговорить с господином Гленом, который стоял рядом, нахмурив лоб. Видимо, о чем-то размышлял.

Похоже, не я один не понимал, как действовать, поскольку старичок Сельдингер тоже тихонько сидел на краешке стула и молчал, поглядывая на интерфектора.

– Скажи мне, парень, – вдруг обратился ко мне Бернард Глен, – а бургомистр на тебя и раньше имел зуб?

– Н-нет. – Я смутился. Голос интерфектора одновременно и привлекал, и подавлял. Разговаривать с ним хотелось, но почему-то было боязно.

– А на кого-то из твоих близких?

– Я сирота, господин. – Под пристальным взглядом хотелось вытянуться по струнке. – Из близких людей у меня есть разве что соседка – тетушка Ясуи…

– Беженка с Желтых островов? – Господин Глен обратил внимание на необычное имя.

– Да. – Тетушка Ясуи заботилась обо мне после смерти отца. – А почему вы спрашиваете? Про бургомистра, я имею в виду?

Интерфектор хмыкнул, несколько раз прошелся по небольшой комнате взад-вперед и только потом ответил:

– Видишь ли, всерьез обвинять тебя в убийстве моего сына может либо дурак, – тут мужчина бросил короткий взгляд на дознавателя, – либо тот, кто хочет свести личные счеты. Но есть третий вариант. Попытаться свалить все на тебя может еще и…

Господин Глен сделал небольшую паузу, как будто ждал, что я закончу фразу вместо него. Но, как назло, в голове царила пустота, и мне оставалось только молчать.

Выждав мгновение, Бернард Глен закончил мысль сам:

– Пытаться свалить все на тебя может еще и предатель!

На секунду все как будто окаменели, стало настолько тихо, что было слышно, как шелестит бумага, потревоженная залетевшим в оконце летним ветерком. Но длилось это недолго.