Номад

⁂


Я расстегнула рубашку и легла в кресло, разместив джойкегури на своём животе. Коллеги-мужчины не стали покидать комнату: мы работали тестировщиками не первый год и не стеснялись обнажённого тела. Почувствовав контакт с телом человека, джойкегури ожил, доверчиво расправил свои недоразвитые конечности, а его сердце забилось сильнее. Как и моё.

– Будь осторожна. – Сэджик лично обработал место разъёма на моём животе. – И выходи при малейшей опасности.

Я молча кивнула и взяла из его рук пуповину кегури. Ещё десять лет назад это могло показаться странным: соединять своё тело с другим биологическим видом. Сегодня такое взаимодействие являлось нормой. Более того, я уверена, что с учётом дальнейшей экспансии человека за пределы своего ареала скоро мы будем существовать в виде симбионтов или даже химер.

Мягкое тепло разлилось по всему телу, когда я вставила окончание шнура в свой пупок. Джойкегури задрожал, и я успокаивающе погладила его по спине.

«Всё хорошо, милый, – разговаривать с геймпадом, пусть даже мысленно, было моей привычкой. – Впусти меня».

Очертания комнаты поплыли. Мэй без разрешения нацепила на мои виски датчики ЭЭГ, но протестовать не было ни сил, ни желания: игра поглощала меня, опутывала, словно тугой кокон, и я совсем не хотела сопротивляться.

– Какая высокая активность, – негромко воскликнула ассистентка, указав на данные, полученные от моего мозга.

Кажется, Сэджик сказал что-то вроде: «Ну это же Лин», но меня больше не было в комнате. Я была в другой реальности.

Сложно придумать игру жанра хоррор, которая смогла бы меня напугать. Я с лёгкостью проходила сценарии с призраками, восставшими из мёртвых, чудовищными мутантами и жаждущими крови пришельцами. Там, где у взрослых мужиков случался сердечный приступ, я действовала уверенно и хладнокровно, потому что никогда не забывала – это всего лишь иллюзия.

Таких, как я, ненавидят производители игр и на вес золота ценят люди вроде Сэджика. Меня не удивишь ни правдоподобной графикой, ни тактильными ощущениями реальнее, чем сама реальность. Кто-то думал, что мой секрет кроется в непоколебимом внутреннем стержне, способности чётко разграничивать, где кончается настоящий мир и начинается выдуманный, но всё было гораздо проще. Я всегда держала в голове одну вещь: реальный мир опасен и непредсказуем, а границы игры определяются лишь границами человеческого воображения.

Я оказалась за городом. По левую руку была магистраль, по правую – сточные канавы. Создавалось ощущение, что минуту назад кто-то вышвырнул меня из машины прямо в эту мокрую, пахнущую химикатами осень. Из одежды на мне была какая-то рванина, а в руках – свёрток, который я ни в коем случае не должна была бросать. Это было правило, продиктованное сюжетом игры; все прочие действия оставались на моё усмотрение.

Низкое серое небо проливалось мелким дождём, и через пару минут я промокла до нитки и очень замёрзла. Всё, что мне оставалось, – это идти вдоль шоссе и надеяться на попутку. Либо ждать подсказок от самой игры.

Машины проносились мимо, но никто не обращал внимания. Нет, не так: люди проезжали мимо, опасаясь меня. Я видела страх на лицах водителей и пассажиров. Вот проехал потрепанный минивэн со следами обстрела на ржавом корпусе, и дети на заднем сиденье принялись таращиться на меня. За это им тут же влетело от строгой мамаши. Значит, для всех остальных в этом мире я была иной.

Другой, не такой, как все, опасной. Странное, до боли знакомое чувство всколыхнулось во мне, словно когда-то я уже была здесь. Не на этой бесконечной дороге, но внутри этого поганого водоворота самоотрицания. Абра Хо запрограммировал джойкегури проникнуть в воспоминания игрока, чтобы вызвать на поверхность его депрессии, неврозы, навязчивые идеи.

«Неплохой ход, – подумала я, стиснув зубы и продолжая топать вдоль дороги. – И всё-таки это всего лишь игра».

Над головой просвистела тройка истребителей. А через пару минут за лесом прогремел артиллерийский залп. Здесь шла война.

«Ваше здоровье на исходе», – замигала надпись в правом верхнем углу.

– Хрен вам! – дрожа от холода, проскрипела я и сошла с дороги. Преодолела вонючую канаву и ступила в высокую траву заросшего поля. Метрах в ста виднелась полуразрушенная водонапорная башня, и интуиция опытного игрока велела мне направиться туда.

Я не ошиблась: руины были входом в подземную лабораторию. Мерзкое место, пахнущее болью и лекарствами, но хотя бы сухое. Гулкие коридоры уходили вниз, в неизвестность, лампы мигали тусклым светом, а на кафельном полу виднелись кровавые разводы.

Хотелось бежать отсюда как можно скорее, но в этот момент случилось нечто совершенно неожиданное: свёрток в моих руках зашевелился.

Это был ребёнок. Маленький, голый, синий от холода. До этого момента я никогда не держала на руках новорождённых детей и, честно говоря, никогда не стремилась. Но этот младенец был не просто свалившейся с неба обузой, он был частью меня, о чём свидетельствовала пуповина, соединяющая нас.

Нет, не порт, как в случае с джойкегури и игроком. Пуповина в действительности соединяла наши животы, и это было… ужасно!

Я вскрикнула, и ребенок заорал. Мне хотелось бросить его, отрезать эту жуткую пуповину, но я не могла. Всё-таки он был живым.

Завернув его в те же тряпки, я принялась бежать. Вглубь лаборатории, надеясь получить хоть какую-то помощь.

Позднее, вспоминая этот момент, я мысленно преклонялась перед создателем игры, господином Хо. Он стал первым, кто заставил меня поверить в реальность происходящего. Но самое страшное было ещё впереди.

Коридоры были пустыми. Я звала на помощь, но в ответ раздавалось только эхо. И всё же я не смогла не заметить, что в больнице царил хаос. Палаты были разгромлены; пол в одной из них был усеян осколками разбитых колб, а другая явно послужила местом исполнения наказания: стена была изрешечена пулями, а кафель основательно залит кровью.

Тел тоже не было, и от этого было ещё страшнее.

Два человека появились неожиданно: в тот самый момент, когда я уже отчаялась найти хоть кого-то. Они стояли в дверях очередной палаты, спокойные и молчаливые.

– Слава богу, хоть кто-то! – радостно воскликнула я. – Вы знаете, что здесь произошло?

Мужчина и женщина молчали. Несколько секунд потребовалось мне, чтобы узнать в них своих родителей.

Игра была сложнее, чем я предполагала. Джойкегури не просто поднимал со дна мои страхи, он развивался, встраивая в сюжет фрагменты, взятые из моей памяти.

Лица умерших родителей были в точности такими, какими я их запомнила. Вот только одеты они были в серые комбинезоны, напоминающие тюремные.

– Рин, – произнесла мама, и это имя ножом резануло по сердцу. Рин. Имя моей погибшей сестры-близнеца.

– Я Лин, мам, – сказала я, с трудом сглатывая комок в горле.


Но мать обращалась вовсе не ко мне: их с отцом взгляды были прикованы к младенцу у меня на руках.

Осознав, кого именно я держу на руках, я едва не осела на пол. Можно было выйти из игры в любой момент, но сбежать от себя – невозможно. Тяжесть прошлого, осознание того, кто я есть на самом деле, мёртвым грузом придавили меня к земле. Эта игра была хуже, чем просто ужастик. Она показывала игрокам правду о самих себе.

Рин снова заплакала. Нет, не так: заорала. Этот невыносимый звук разносился по подземелью, отскакивая от стен многоголосым эхом. Мама взяла из моих рук свёрток с ребёнком и принялась качать, но в этот момент – господи, кто только додумался до такого! – изо рта младенца начала течь кровь.

Тёмная, густая, пахнущая железом. Она струилась по подбородку и капала на пол. Кап-кап-кап… Пф-фух! Целый фонтан крови вырвался изо рта ребёнка, заливая меня с головы до ног.

Зарычав от ужаса и отвращения, я принялась срывать с себя испачканную одежду.

В этот момент в реальном мире коллеги, неусыпно следящие за показателями моего организма, забили тревогу.

– Лин, немедленно выходи! Слышишь меня?! – словно в тумане донёсся до меня голос Сэджика. – Твоё давление опасно подскочило!

Кровь Рин впиталась. Мои поры втянули её, словно сок через трубочку. Теперь она была во мне – моя чёртова сестра-клон. Она была частью меня, и я была заражена ею, словно болезнью.

Я выдернула пуповину раньше, чем вышла из игры. Попыталась встать с кресла, но почувствовала сильное головокружение. Сэджик прикрыл меня простынёй и жестом приказал коллегам вернуться к своей работе, мол, она в порядке, глазеть не на что.

– Твои мозг и сердце работали на пределе. – Йен присел рядом со мной. – Ты перенесла колоссальную нагрузку, Лин. Что там произошло?

Вместо ответа я нервно рассмеялась. Мэй сделала укол флуоксетанга – да-да, того самого, который в детстве чуть не убил меня. Сейчас только он мог снять так называемую постигровую ломку.

– Сделай ещё, – попросила я. – Ещё одну дозу.

Мэй вопросительно взглянула на Сэджика, и тот одобрительно кивнул.

– Восстанавливайся, – сказал он и протянул мне шоколадку. – Можешь поехать домой и отдохнуть. Только не очень надолго: а то некоторые здесь умрут от любопытства.

– Со мной покончено, – тихо сказала я.

– Что?

– Я всё, Сэдж. Выбыла. – Снова нервный смешок. – Игра заразила меня.

Не нужны были доказательства, полученные опытным путем. После того как кровь Рин проникла в мой организм, пусть даже на уровне игры, я поняла, что инфицирована. Чем – неизвестно. Но это в любом случае означало конец моей карьеры тестировщицы.





Глава 8. Вирус





Пять часов назад я вошла в игру.

В прошлом столетии люди победили СПИД. Нашли лекарство от рака. В Нижнем Нова Соуле – так называют те сточные канавы на нулевых уровнях города, где живут производители, – всё ещё болеют корью и сифилисом, но мы, потребители, выше этого. Мы прививаемся и предохраняемся. Наш генетический материал чистится от случайных ошибок и промахов. Но иногда бывают осечки.

Четыре часа назад я съездила по физиономии Йена Сэджика и покинула офис, в котором проработала почти пять лет. Может, господин Абра Хо и пришлёт антидот для своего драгоценного джойкегури, но меня лечить уже поздно.

ЗППНИ – заболевания, полученные путём нативных игр – редкая и весьма мерзкая группа болячек. Чаще всего они возникают, когда в паре игрок – джойкегури наступает дисбаланс. Тогда клетки тела человека начинают атаковать своего хозяина, и в этой борьбе он сгорает словно спичка. Это называется аутоиммунной реакцией.

Два часа назад я побывала в клинике и сдала анализы на вирус ЗППНИ. А десять минут назад – получила результаты.

Иммуноглобулин J оказался повышенным, а это явный признак заражения. Вместе с неутешительным (да что там – катастрофическим!) результатом мне выдали короткую инструкцию, которая вызвала у меня приступ нервного смеха:

«Не вступайте в контакт с людьми.

Не используйте порт для нативных игр!

Оставайтесь дома и ожидайте дальнейших указаний».

Ожидайте дальнейших указаний! В сети я нашла всего три случая ЗППНИ вирусной этиологии. Всего три за пять лет! Лечения нет, диагностика затруднена. Понятно, почему врачи на ушах стоят. Хорошо хоть меня не изолировали на месте, а дали спокойно добраться до дома.

«Не вступайте в контакт с людьми». Полная чушь. Фраза для галочки. Гибридный вирус, появившийся на свет божий в результате слияния генотипа человека и джойкегури, не передаётся ни воздушно-капельным, ни половым путем. Я безопасна для окружающих, пока не использую порт или не пью чужую кровь. Если без крови я и могу прожить, то без игр… Без игр я теперь никто.

Умышленно или нет, но господин Хо забрал у меня смысл существования. Ни один порт не сможет стопроцентно защитить джойкегури от вируса ЗППНИ, а это значит, что ни одна мало-мальски приличная компания не возьмёт меня тестировщиком.

Нет, я не умру от голода, оставшись без работы. Большинство потребителей ведут праздный образ жизни, получая за это деньги от производителей. В какой-то степени это свинство, но таково их право по рождению. Кто я, чтобы осуждать модель поведения, сформированную в наших умах на протяжении столетий?

Беда в том, что без игр моя жизнь превратится в ничто. Реальность – это жмых, оставшийся от фруктов, тогда как игры – самый сок. Все сферы нашего общества замешаны на нативках, а без них я очень быстро стану изгоем.

Вспомнив кое о чём, я метнулась в ванную. Ну конечно: в тайничке за зеркалом лежала последняя упаковка флуоксетанга. Не то, чтобы я сидела на нём, просто… да чёрт возьми, кого я обманываю! Уже два года я принимала его регулярно, превышая рекомендуемую дозу. Брала на работе, но теперь, после увольнения… Вряд ли Мэй настолько любит меня, чтобы привозить флуоксетанг мне на дом.