Ноги из глины

– Тебе удалось найти мышьяк? – спросил Ваймс.

– Да, сэр. И очень много. В образце его полным-полно. Но…

– Что такое?

Шельма опустила взгляд.

– Образец дважды проверен, сэр. Ошибки быть не может…

– Ну хорошо. В чем же он обнаружился?

– В том-то и дело, сэр. Ни в одном образце из дворца мышьяка нет. Зато он нашелся под ногтями у отца Трубчека.

– Что?

– У него под ногтями был какой-то жир, сэр, и мне подумалось: может быть, это убийца с собой принес? На фартуке или вроде того… У меня еще немного осталось, если хотите сами проверить, сэр. Отлично вас пойму.

– Откуда в доме у старика взяться яду? – спросил Моркоу.

– Может, он вцепился ногтями в убийцу, – сказала Шельма. – Ну, знаете… пытался с ним бороться…

– С кем, с Мышьяковым монстром? – спросила Ангва.

– Ох, боги, – сказал Ваймс. – Который час?

– Динь-дон, дзинь-дзинь-дон!

– Да чтоб тебя…

– Сейчас девять вечера, – сказал бес-органайзер, высунувшись у Ваймса из кармана. – «Я грустил о том, что не имел сапог, пока не встретил человека без ног».

Стражники переглянулись.

– Что-что? – настороженно спросил Ваймс.

– Людям нравится, когда я с ними делюсь афоризмами и мудрыми мыслями, – ответил бес.

– И где ты встретил этого безногого? – спросил Ваймс.

– Я его на самом деле не встречал, – объяснил бес. – Это в метафорическом смысле.

– Ну, если когда-нибудь встретишь – можешь поинтересоваться, не осталось ли у него ненужной обуви, – сказал Ваймс.

Послышался писк: это Ваймс затолкнул беса обратно в шкатулку.

– Это не все, сэр, – сказала Шельма.

– Выкладывай, – устало произнес Ваймс.

– Помните глину, которую мы нашли на месте убийства? – спросила Шельма. – Вулкан сказал, что в ней полно шамотной крошки… то есть битых черепков. Ну… мне удалось отколоть кусочек от Дорфла, чтобы сравнить, и полной уверенности нет, но бес в иконографе зарисовал этот кусочек в мельчайших деталях… В общем, я думаю, что это такая же глина. В ней очень много окиси железа.

Ваймс вздохнул. Куда ни кинь взгляд, везде кто-нибудь выпивал. Одна рюмка – и все бы мигом прояснилось.

– Кто-нибудь понимает, что все это значит? – спросил он.

Моркоу и Ангва помотали головами.

– Но если мы поймем, как сложить кусочки, мы соберем из них цельную картину, так, что ли? – спросил Ваймс, повышая голос.

– Да, сэр! Это как с мозаикой! – подхватила Шельма.

– Именно! – сказал Ваймс так громко, что все в зале притихли. – Теперь осталось найти угловой кусочек с листиком и клочком неба, и все, картинка сложится?

– У нас у всех был непростой день, сэр, – сказал Моркоу.

Ваймс обмяк на стуле.

– Ладно, – сказал он. – Завтра… Ты, Моркоу, обойди городских големов. Если они что-то замышляют, я хочу знать, что именно. А ты, Задранец… обыщи как следует дом священника, вдруг найдешь еще мышьяк. Хотел бы я верить, что тебе это удастся.



Ангва вызвалась проводить Шельму домой. Гномка удивилась, что никто этому не воспротивился. Ведь Ангве потом придется возвращаться к себе в одиночку!


– Тебе не страшно? – спросила Шельма, пока они пробирались сквозь влажные клубы тумана.

– Не-а.

– Но ведь в тумане наверняка скрываются воры и бандиты. А ты говорила, что живешь в Тенях.

– Да, верно. Но меня в последнее время никто не беспокоит.

– Может, формы боятся?

– Не исключено, – сказала Ангва.

– Неужели они научились уважать закон!

– Может, и так.

– М-м-м… прости, что я спрашиваю… но вы с капитаном Моркоу…

Ангва вежливо ждала, пока она закончит фразу.

– Э-э-э…

– Да, – смилостивилась Ангва. – Мы э-э-э. Но я снимаю комнату у госпожи Торт, потому что в таком городе очень важно иметь собственный уголок. – «И понимающую хозяйку, которая учитывает потребности своих постояльцев, – добавила она про себя. – Например, прикручивает к дверям такие ручки, какие легко открыть лапой, и в лунные ночи оставляет открытым окно». – Нужно место, где можно побыть самой собой. Ну и вообще, в штаб-квартире воняет носками.

– Я живу у своего дяди Рукохвата, – сказала Шельма. – Так себе местечко. Все вечно горное дело обсуждают.

– А ты нет?

– Да там и обсуждать особо нечего. «Кто мы? Гномы! В шахте как дома!» – пропела она. – А потом переходят на золото, и, честное слово, это совсем не такая захватывающая тема, как может показаться.

– Я думала, гномы любят золото, – сказала Ангва.

– Они просто так говорят, чтобы затащить его в постель.

– Ты вообще уверена, что ты гномка? Прости, прости, глупая шутка.

– Есть же куда более интересные темы. Прически. Наряды. Люди.

– О боги. Тебе не хватает девчачьих разговоров?

– Не знаю, я же никогда их не вела, – сказала Шельма. – У гномов все разговоры – гномьи.

– В Страже та же история, – призналась Ангва. – Можешь быть какого угодно пола при условии, что ведешь себя по-мужски. В Страже нет мужчин и женщин – только свои парни. Ты скоро привыкнешь. В основном все рассказывают, сколько они вчера выпили, чем закусили и где их стошнило. Никто не видит дальше своего… носа. Но освоиться можно. Да, и будь готова к сальным шуточкам.

Шельма покраснела.

– Правда, их я уже давно не слышала, – добавила Ангва.

– Почему? Ты пожаловалась Ваймсу?

– Нет, просто после того, как я присоединилась к Страже, они как-то сошли на нет. Я и сама пробовала шутить – но никто не смеялся! Даже когда я показывала неприличные жесты! По-моему, это нечестно. Жесты у меня были огого!

– Кажется, мне и здесь не найдется места, – вздохнула Шельма. – Я как будто… везде чужая.

Ангва посмотрела на маленькую фигурку, которая семенила рядом с ней. Знакомые мысли. Свой уголок нужен всем, не только Ангве, и порой такой уголок можно найти только у себя в голове. К тому же ей на удивление нравилась Шельма. Может, из-за своей серьезности. Или из-за того, что она была единственной, не считая Моркоу, кто разговаривал с Ангвой без тени испуга. Все потому, что она не знала. Ангва дорожила этим незнанием и хотела его сохранить, но помимо этого, она видела, что Шельме пора что-то менять в жизни.

– Мы как раз идем мимо улицы Вязов, – осторожно сказала она. – Заскочишь ко мне на минутку? Я бы с тобой кое-чем поделилась…

«Мне это все равно не пригодится, – сказала она себе. – Когда я отсюда сбегу, мне вряд ли удастся много взять с собой».



Констебль Водослей смотрел в туман. Смотреть он умел отлично – почти так же хорошо, как сидеть на одном месте. А еще он был настоящим мастером в том, чтобы не издавать ни звука. Молчаливость была среди его самых сильных качеств. Когда дело доходило до ничегонеделанья, его тоже было трудно превзойти. Но способность замирать и не шевелиться оставалась его главным достоинством. Если бы его позвали на мировое первенство по неподвижности, он бы даже не шелохнулся.

Теперь он сидел, подперев голову руками, и смотрел в туман.

Белая пелена укутала весь город, и отсюда, с высоты шестого этажа, могло показаться, что внизу плещется холодное море, залитое лунным светом. То тут, то там из этого моря высовывались башни и шпили, но все звуки были приглушены и едва доносились до верха. Полночь пришла и ушла.

Констебль Водослей смотрел в туман и думал о голубях.

У констебля Водослея было довольно мало жизненных стремлений, и почти все они касались голубей.