Ноги из глины

Ангва снова понюхала обломок спички. Этот запах крови и мяса она бы ни с чем не спутала.

Дорфл признался в убийстве…

Она подняла взгляд на исписанные стены и поежилась.



– За тебя, Фред! – провозгласил Шнобби и поднял кружку.

– Завтра все вернем в копилку. Никто даже и не заметит, – сказал сержант Колон. – И вообще, это проходит по графе «чрезвычайные обстоятельства»!

Капрал Шноббс мрачно уставился в кружку. Посетители «Залатанного Барабана» часто так делали, когда первоначальная жажда отступала и появлялась возможность разобраться, что они, собственно, пьют.

– Как мне быть? – простонал он. – Родовитым особам, им же надо носить всякие диадемы, длинные одеяния и все такое. И стоит все это добро прорву денег. А еще приходится делать кучу всяких вещей. – Он отхлебнул пива. – Как г’рится, «шноблесс оближешь».

– Ноблес оближ[13], – поправил Колон. – Ну да. Попал в высший свет – изволь крутиться. Деньги там на благотворительность жертвовать. Заботиться о сирых и убогих. Старую одежку садовнику отдавать, хотя на ней еще есть место для заплаток. Я все эти штуки знаю. Мой дядя когда-то был дворецким у леди Силачии.

– Нет у меня никакого садовника, – угрюмо сказал Шнобби. – И сада нет. И старой одежды, кроме той, что на мне сейчас. – Он сделал еще глоток. – А что, леди Силачии отдавала свою одежду садовнику?

Колон кивнул:

– Ага. Странный он был тип, этот садовник. – Он встретился взглядом с трактирщиком и крикнул: – Еще две пинты «Ухмельного»! – Потом покосился на Шнобби. Его старый приятель выглядел еще пришибленнее обычного. Надо было подставить ему дружеское плечо. – И Шнобби плесни две пинты, – добавил он.

– За тебя, Фред.

Сержант Колон приподнял брови, когда Шнобби едва ли не одним глотком осушил всю кружку и не очень уверенным движением вернул ее на стол.

– Лучше бы к этому титулу прилагался мешок с деньгами, – сказал Шнобби и потянулся за второй кружкой. – Я думал, всякий высокородный хлыщ – богатей, каких мало. И, когда ты становишься аристократом, тебе одной рукой протягивают толстенькую пачку банкнот, а другой водружают на башку корону. Какой толк быть благородным нищим? Тут даже не знаешь, что хуже. – Он опрокинул в себя пиво и со стуком поставил кружку. – Вот богатенький простолюдин – эт’ да, эт’ я п’нимаю.

Трактирщик склонился к сержанту Колону:

– Что стряслось с капралом? Он же никогда не берет больше полпинты. А сейчас выпил уже восемь.

Фред придвинулся к нему и украдкой сообщил:

– Ты только никому не говори, но все дело в том, что наш Шнобби оказался большой шишкой.

– Шишка у него, говоришь, большая? Ну главное, чтобы он ею по пьяни тут не размахивал.



В штаб-квартире Стражи Сэм Ваймс крутил в руках спички. Он не стал спрашивать у Ангвы, уверена ли она. Агнва могла по запаху определить, среда сегодня или четверг.

– Кто же там еще был? – спросил он. – Другие големы?

– По следам точно не скажешь, – ответила Ангва. – Но я думаю, что да. Я хотела выяснить, куда они ушли, но решила, что лучше сразу отправиться сюда.

– Почему ты думаешь, что это были големы?

– Видела отпечатки ног. А еще големы не оставляют запаха. Они пахнут тем, что они делают, и больше ничем… – Она вспомнила стену, испещренную словами. – А еще у них был какой-то долгий спор. Письменный. Судя по всему, довольно жаркий.

Она снова представила себе стену.

– Некоторые из них были очень красноречивы, – добавила она, вспомнив размер некоторых букв. – Будь они людьми, орали бы во всю глотку…

Ваймс угрюмо окинул взглядом разложенные на столе спички. Одиннадцать кусочков дерева, а двенадцатый разломан пополам. Не нужно быть гением, чтобы понять, что к чему.

– Они тянули жребий, – сказал Ваймс. – И Дорфл проиграл.

Он вздохнул.

– Час от часу не легче, – сказал он. – Кто-нибудь знает, сколько всего в городе големов?

– Нет, – ответил Моркоу. – Это сложно выяснить. Их уже веками никто не производит, но они не изнашиваются.

– Никто не производит?

– Это запрещено, сэр. Священники очень строго за этим следят, сэр. По их словам, это все равно что творить жизнь, а такое позволено только богам. Но на тех, которые уже слеплены, они закрывают глаза, потому что, ну, от них много пользы. Кого-то замуровали в стену, кого-то отправили в шахту или на мельницу, крутить жернова. Они занимаются всякими опасными делами там, куда человек и не сунется. Работа у них грязная, у всех до единого. Думаю, их могут быть сотни…

– Сотни? – переспросил Ваймс. – А теперь они втайне встречаются и плетут заговоры? Ну и дела! Что ж. Придется их уничтожить.

– Но почему?

– А тебе нравится, что они секретничают у тебя за спиной? Слушай, ну в конце концов, к троллям и гномам у меня нет вопросов, даже нежить в каком-то смысле живая, хотя я бы не называл это жизнью… – Он поймал взгляд Ангвы и добавил: – За редким исключением. Но эти?.. Это же просто машины, созданные для работы. Все равно что несколько веников и совков решили бы встретиться и поболтать!


– Э… Там еще кое-что было, сэр, – медленно произнесла Ангва.

– Где? В подвале?

– Да. Но… это сложно объяснить. Просто, знаете… ощущение.

Ваймс неопределенно пожал плечами. Он уже научился не сбрасывать со счетов ощущения Ангвы. Она, например, всегда знала, где находится Моркоу. Если она сидела в штаб-квартире, можно было заранее узнать о его приближении, видя, как Ангва смотрит на дверь.

– Ну?

– Что-то вроде… глубокой печали, сэр. Неизбывной горькой тоски. Вот.

Ваймс кивнул и потер переносицу. Это был чертовски длинный день, и он даже не близился к завершению.

Очень, очень сильно хотелось выпить. Мир был слишком смутным и ненадежным местом. При взгляде сквозь дно стакана он хотя бы обретал четкость.

– Вы сегодня что-нибудь ели, сэр? – спросила Ангва.

– Ну… я вроде позавтракал, – пробормотал Ваймс.

– Помните словечко, которое так любит Колон?

– Какое? «Паскудный»?

– Вот так вы сейчас выглядите. Если не хотите идти домой, выпейте хотя бы кофе и отправьте кого-нибудь за фиггинсами.

Ваймс задумался. Паскудным он называл привкус во рту, если в нем три дня не было ничего, кроме отрыжки. Это он сейчас так выглядит? Страшно представить.

Ангва потянулась к старой жестянке из-под кофе, которая служила Страже копилкой. Та оказалась неожиданно легкой.

– Что за дела? Тут должно быть по меньшей мере двадцать пять долларов, – сказала она. – Шнобби только вчера взносы собирал…

Она перевернула банку. Оттуда выпал крошечный замусоленный окурок.

– Даже расписку не оставил? – грустно спросил Моркоу.

– Какую еще расписку? Это же Шнобби.

– Ах да. Точно.



В «Залатанном барабане» было очень тихо. Счастливый Час прошел почти без единой драки. Теперь все наблюдали наступление Несчастливого Часа.

Перед Шнобби высился частокол из кружек.

– Ну вот что… что… что толку-то мне с него? – вопросил он.

– Можешь его загнать кому-нибудь, – предложил Рон.

– И то верно, – согласился Колон. – Вокруг полным-полно богатеев, которые не пожалеют деньжат за титул. Ну те, у кого уже есть здоровенный особняк и все такое. Они бы все отдали за то, чтобы стать такими, как ты! Ну, благородными то есть.

Девятая пинта остановилась на полпути ко рту Шнобби.

– Да за это несколько тысяч долларов можно выручить, – живо подхватил Рон.

– А то и больше, – поддакнул Колон. – Вот увидишь, за твой титул еще передерутся.

– Если все как следует обстряпать, сможешь вообще тут же уйти на пенсию, – сказал Рон.

Кружка не двинулась с места. На бугристой равнине, которую представляло собой лицо Шнобби, развернулась настоящая битва между разными чувствами, и это намекало на то, что внутри кипели не менее ожесточенные бои.

– Обстряпать, говоришь? – наконец произнес он.

Сержант Колон качнулся в сторону. В голосе Шнобби прорезалось что-то такое, чего он раньше не слышал.

– И тогда ты станешь богатым простолюдином, как и хотел, – продолжил Рон, у которого было не так развито чутье на перемену атмосферы. – А эти чванливые болваны пускай себе грызутся за твой титул.

– Продать, значит, свое первородство за черепичную похлебку? К этому клонишь? – спросил Шнобби.

– За черевичную, – сказал сержант Колон.

– За чечевичную, – осторожно поправил какой-то зевака.