Ночь в твоих глазах
Часть 5 из 50 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Темный коснулся места укуса языком, нахальным и гладким. Зализал его. Взял в рот второй сосок.
Мысленный мой крик застрял в глотке, не вырвался наружу — но только до тех пор, пока эта темная сволочь не принялась посасывать свою добычу, то нежно, то грубо, то прикусывая, то перекатывая губами.
Я не кричала, нет. Я забыла, как дышать — где уж тут кричать-то?
Мужские ладони коснулись моих лопаток, и я вдруг поняла, что до этого он касался меня только губами. Ртом.
Что ж, зато теперь руки были везде. Гладили плечи, скользили по спине, сжимали ягодицы и бедра. И грудь, да. Когда он добрался до неё еще и руками, я с ослепительной ясностью поняла, что просто сойду с ума от перегрузки ощущениями.
Осознала это, смирилась, приняла — и отдалась этому бурному потоку.
И ухватила полностью одетого темного за плечи.
Ну, рехнусь — и рехнусь. Зато получу от этого удовольствие.
И мои ладони на мужских плечах словно стали сигналом, знаком темному: подхватив меня на руки, он в один шаг оказался возле кровати. Покрывало взлетело, словно гигантская рыба-скат, взмахнув мантией — и меня бережно опустили на белоснежную гладь постели.
Его рот смял мои губы — и первый поцелуй был неторопливым, смакующим, осторожным...
А моя первая мысль — “Так вот ты какая, знаменитая эльфийская меткость! После получаса попыток он-таки сумел найти цель!”
А потом мне стало не до ехидства, даже мысленного: разведка закончилась, и захватчик настырно устремился в глубь завоеванных территорий…
Напористые, голодные движения. Легкие укусы и волнующие касания. О да, хотя бы в этом мне повезло: этот мужчина явно умел обращаться с телом. И не только своим.
Голова шла кругом, и я погружалась в это чувство с упоением: нет сокрушительного провала, не нужно придумывать, как спасать ситуацию. Нет и не будет никакого завтра — есть только здесь и сейчас, и это восхитительное головокружение.
Я так устала барахтаться. Я хочу плыть по течению. Мне это нужно — хотя бы для того, чтобы набраться сил.
И течение не подвело: оно всё набирало ход.
Темный раздевался, не отрываясь от своего увлекательного дела.
Улетел в сторону камзол — а его хозяин проскользил ладонями и губами до моей груди.
“Ветер снова сбил эльфийскому стрелку прицел!” — сострила я на остатках ехидства и снова забыла напрочь обо всем, потому что губы… Руки! Потому что это, оказывается, просто безумно приятно, когда так трогают и так ласкают грудь.
Он приподнимает голову, смотрит на меня в упор, напряженно щурится — зрачки вдруг вытягиваются иглой — и тонкие лучи света, расчертившие пещеру-спальню, неожиданно складываются в новый узор. И скрещиваются на кровати. На нас: на мне — и на нем.
Так стыдно! Но так красиво…
Рубашка — прочь. И мой живот, ставший жертвой темной интервенции (о-о-о, какой жертвой!), сжался и напружинился — потому что горячие губы. И язык. И… и... И не трогай пупок!..
О, проклятье с тобой, делай что хочешь!
И в перекрестье лучей лунного света мне видны темноволосая макушка, кусочек острого уха и широкие плечи. Видны недолго: он делает с животом что-то такое, от чего я выгибаюсь в спине против воли, голова запрокидывается, а зажмуренные глаза — кажется, закатываются.
Что там и куда улетает из его одежды дальше, я не знаю и не смотрю: я вся в этих невероятных ощущениях и в попытках их принять и осознать.
Это так упоительно, что я слишком поздно понимаю, куда именно скользит по моему телу эта эльфийская сволочь.
“Нет! Не надо меня там целовать! Там не целуют! Не сметь!” — как бы говорят темному мои брыкающиеся ноги, и он с тихим щекотным смешком уступает.
Только для того, чтобы опуститься на меня сверху. Лицо к лицу, грудь к груди — ну и дальше, что там ниже…
И удивительное дело! Там, на полу, мы были разных размеров: он выше, я мельче. А здесь, в постели — исключительным образом совпали. И всё сошлось. И всё везде отлично прилегло.
И я осторожно, сама не веря до конца, что это делаю, кладу ладони на его плечи. Они странные, они не гладкие под руками, и я чувствую какие-то как будто мелкие шрамы и линии, но очень быстро отвлекаюсь. Потому что это неважно. А важно то, что его колено в этот момент разводит мои бедра. И он прижимается к моему животу и тому, что ниже — своим животом.
...и тем, что ниже.
Прикосновение гладкое, нежное, шелковое.
Его ладони — на моих бедрах, и мои ноги широко разведены и приподняты в коленях, а прикосновения уже не прикосновения, а легкие, быстрые толчки, задевающие какую-то невероятно чувствительную точку и отдающиеся внутри чем-то новым, голодным...
А затем, не дав мне до конца погрузиться в анализ этих ощущений, он входит одним движением до конца.
Это не то, чтобы больно, хоть я и ждала, готовилась.
Это… странно. Я не понимаю, нравится мне или нет.
Темный замирает ненадолго, а потом начинает двигаться — напористо и упруго, и чувство тесноты постепенно исчезает, сменяется ощущением влажности, твердой плоти у меня внутри, скользящим движением…
Я прислушивалась к себе, стараясь отвлечься от неприятного и сосредоточиться на том, что нравится. И нравилось мне все больше. Все сильнее.
Горячо. Ярко.
Как будто фиолетовая и серебряная Вселенная. Как будто Бездна дышит голодом. Как будто каждая мышца во мне молит и кричит: еще! Приди!
Я не знаю, что должно прийти, но мне нужно это как можно скорее.
И я вгоняю ногти в спину мужчины, и кто-то из нас требовательно стонет — и это точно не он. И я двигаюсь ему навстречу, отчаянно торопясь туда, где серебряные и фиолетовые галактики порождают новые миры.
“Быстрей! Быстрее!” — мои руки еще сильнее впиваются в жесткие плечи.
И он спешит. Толкается внутрь меня. Трется. Скользит. Чтобы в какой-то невыносимо прекрасный момент мир замер. Остановился. Не только этот — все на свете миры.
А потом рухнул и разбился на осколки.
Фиолетовые. Серебряные. Ослепительные.
[1] Умение ходить между Гранями — одна из ветвей порталостроения, характерная именно для темных эльфов. В своем замке, с которым эльф тесно связан кровью, он может перемещаться от места к месту мгновенно и на минимуме личных сил.
[2] Эльфийское обращение к инородцам. Между собой они используют иные обращения. Ренсали — к тому, кто ниже статусом. Эраро — к равному. Вериалис — к тому, кто выше.
Глава 2
Эльфийская классика бывает разной. Она повторяет естественные природные мотивы, а потому может быть броской, лаконичной, воздушной, тяжеловесной…
В замке Алиэто-оф-Ксадель эльфийская классика пела оду паранойе: из спальни темноэльфийского ценителя шпионок не было ни одного выхода. По крайней мере, обнаружить сходу мне их не удалось, и чтобы попасть в ванную комнату, пришлось обратиться за помощью хозяину.
Сегодня у меня ночь откровений: я впервые в жизни была с мужчиной, впервые в жизни дала взятку собственным телом, впервые в жизни воспользовалась порталом, чтобы попасть в туалетную комнату.
Даже не знаю, что меня больше всего впечатлило!
Из одежды на мне было то, что удалось добыть — рубашка с эльфийского плеча. К моей одежде темный меня не пустил: только ухмыльнулся и руками развел, когда я, прикрытая одними волосами, остановилась у защитного контура над горкой вещей и оглянулась на него.
Ах, да. Я шпионка. Артефакты. Мало ли.
Пришлось брать, что есть. Темноэльфийская ухмылка стала шире, но этого я предпочла не заметить.
Я бы тоже ухмылялась, доведись мне увидеть, как приличный с виду разумный надевает чужую (!) несвежую (!) вещь — еще и не по размеру.
Ванная комната оказалась еще одной пещерой.
Камень пола пульсировал под ногами теплом и уходил вниз ступенями, образовывая бассейн с террасами разной глубины. Вода лилась сверху, с карниза, и знакомая мне уже подсветка, больше всего похожая на украденные с поверхности лунные лучи, заточенные в подземельях, скрещивалась на этом потоке, дробилась, рассеивалась.
“Проклятые остроухие эстеты!” — подумала я.
И в этой мысли была огромная доля зависти.
В служебных покоях, отведенных наемному персоналу, ничего подобного не было.
Вода оказалась приятно горячеватой. И, стоя под теплым водопадом, я сосредоточено оттирала с себя чужие следы и прикосновения.
Крови на внутренней стороне было совсем мало, и я поторопилась ее смыть.
Испытывала я двойственные чувства по поводу этой крови. Одна часть меня чувствовала себя уязвленной — как так, мужчина, лишивший меня девственности, этого даже не заметил?! А другая осторожно радовалась — может, хорошо, что не заметил.
А может, конечно, и заметил. Но никак не прокомментировал.
А вообще, затянула я с этой стороной жизни. Давно следовало ее изучить.
Где было до сих пор твое научное любопытство, Нэйти?!
При воспоминании о “научном исследовании” по телу прошла волна дрожи, и соски чувствительно сжались… Уж изучила, так изучила.
Эльфийский водопад падал на меня сверху, дробился о макушку и, обнимая, стекал по плечам. Глубина озера-бассейна в этом месте не доставала мне до пупка, плескалась где-то около тазовых костей, и я невольно задумалась, докуда она доходила темному.
Представила, смутилась.
Мысленный мой крик застрял в глотке, не вырвался наружу — но только до тех пор, пока эта темная сволочь не принялась посасывать свою добычу, то нежно, то грубо, то прикусывая, то перекатывая губами.
Я не кричала, нет. Я забыла, как дышать — где уж тут кричать-то?
Мужские ладони коснулись моих лопаток, и я вдруг поняла, что до этого он касался меня только губами. Ртом.
Что ж, зато теперь руки были везде. Гладили плечи, скользили по спине, сжимали ягодицы и бедра. И грудь, да. Когда он добрался до неё еще и руками, я с ослепительной ясностью поняла, что просто сойду с ума от перегрузки ощущениями.
Осознала это, смирилась, приняла — и отдалась этому бурному потоку.
И ухватила полностью одетого темного за плечи.
Ну, рехнусь — и рехнусь. Зато получу от этого удовольствие.
И мои ладони на мужских плечах словно стали сигналом, знаком темному: подхватив меня на руки, он в один шаг оказался возле кровати. Покрывало взлетело, словно гигантская рыба-скат, взмахнув мантией — и меня бережно опустили на белоснежную гладь постели.
Его рот смял мои губы — и первый поцелуй был неторопливым, смакующим, осторожным...
А моя первая мысль — “Так вот ты какая, знаменитая эльфийская меткость! После получаса попыток он-таки сумел найти цель!”
А потом мне стало не до ехидства, даже мысленного: разведка закончилась, и захватчик настырно устремился в глубь завоеванных территорий…
Напористые, голодные движения. Легкие укусы и волнующие касания. О да, хотя бы в этом мне повезло: этот мужчина явно умел обращаться с телом. И не только своим.
Голова шла кругом, и я погружалась в это чувство с упоением: нет сокрушительного провала, не нужно придумывать, как спасать ситуацию. Нет и не будет никакого завтра — есть только здесь и сейчас, и это восхитительное головокружение.
Я так устала барахтаться. Я хочу плыть по течению. Мне это нужно — хотя бы для того, чтобы набраться сил.
И течение не подвело: оно всё набирало ход.
Темный раздевался, не отрываясь от своего увлекательного дела.
Улетел в сторону камзол — а его хозяин проскользил ладонями и губами до моей груди.
“Ветер снова сбил эльфийскому стрелку прицел!” — сострила я на остатках ехидства и снова забыла напрочь обо всем, потому что губы… Руки! Потому что это, оказывается, просто безумно приятно, когда так трогают и так ласкают грудь.
Он приподнимает голову, смотрит на меня в упор, напряженно щурится — зрачки вдруг вытягиваются иглой — и тонкие лучи света, расчертившие пещеру-спальню, неожиданно складываются в новый узор. И скрещиваются на кровати. На нас: на мне — и на нем.
Так стыдно! Но так красиво…
Рубашка — прочь. И мой живот, ставший жертвой темной интервенции (о-о-о, какой жертвой!), сжался и напружинился — потому что горячие губы. И язык. И… и... И не трогай пупок!..
О, проклятье с тобой, делай что хочешь!
И в перекрестье лучей лунного света мне видны темноволосая макушка, кусочек острого уха и широкие плечи. Видны недолго: он делает с животом что-то такое, от чего я выгибаюсь в спине против воли, голова запрокидывается, а зажмуренные глаза — кажется, закатываются.
Что там и куда улетает из его одежды дальше, я не знаю и не смотрю: я вся в этих невероятных ощущениях и в попытках их принять и осознать.
Это так упоительно, что я слишком поздно понимаю, куда именно скользит по моему телу эта эльфийская сволочь.
“Нет! Не надо меня там целовать! Там не целуют! Не сметь!” — как бы говорят темному мои брыкающиеся ноги, и он с тихим щекотным смешком уступает.
Только для того, чтобы опуститься на меня сверху. Лицо к лицу, грудь к груди — ну и дальше, что там ниже…
И удивительное дело! Там, на полу, мы были разных размеров: он выше, я мельче. А здесь, в постели — исключительным образом совпали. И всё сошлось. И всё везде отлично прилегло.
И я осторожно, сама не веря до конца, что это делаю, кладу ладони на его плечи. Они странные, они не гладкие под руками, и я чувствую какие-то как будто мелкие шрамы и линии, но очень быстро отвлекаюсь. Потому что это неважно. А важно то, что его колено в этот момент разводит мои бедра. И он прижимается к моему животу и тому, что ниже — своим животом.
...и тем, что ниже.
Прикосновение гладкое, нежное, шелковое.
Его ладони — на моих бедрах, и мои ноги широко разведены и приподняты в коленях, а прикосновения уже не прикосновения, а легкие, быстрые толчки, задевающие какую-то невероятно чувствительную точку и отдающиеся внутри чем-то новым, голодным...
А затем, не дав мне до конца погрузиться в анализ этих ощущений, он входит одним движением до конца.
Это не то, чтобы больно, хоть я и ждала, готовилась.
Это… странно. Я не понимаю, нравится мне или нет.
Темный замирает ненадолго, а потом начинает двигаться — напористо и упруго, и чувство тесноты постепенно исчезает, сменяется ощущением влажности, твердой плоти у меня внутри, скользящим движением…
Я прислушивалась к себе, стараясь отвлечься от неприятного и сосредоточиться на том, что нравится. И нравилось мне все больше. Все сильнее.
Горячо. Ярко.
Как будто фиолетовая и серебряная Вселенная. Как будто Бездна дышит голодом. Как будто каждая мышца во мне молит и кричит: еще! Приди!
Я не знаю, что должно прийти, но мне нужно это как можно скорее.
И я вгоняю ногти в спину мужчины, и кто-то из нас требовательно стонет — и это точно не он. И я двигаюсь ему навстречу, отчаянно торопясь туда, где серебряные и фиолетовые галактики порождают новые миры.
“Быстрей! Быстрее!” — мои руки еще сильнее впиваются в жесткие плечи.
И он спешит. Толкается внутрь меня. Трется. Скользит. Чтобы в какой-то невыносимо прекрасный момент мир замер. Остановился. Не только этот — все на свете миры.
А потом рухнул и разбился на осколки.
Фиолетовые. Серебряные. Ослепительные.
[1] Умение ходить между Гранями — одна из ветвей порталостроения, характерная именно для темных эльфов. В своем замке, с которым эльф тесно связан кровью, он может перемещаться от места к месту мгновенно и на минимуме личных сил.
[2] Эльфийское обращение к инородцам. Между собой они используют иные обращения. Ренсали — к тому, кто ниже статусом. Эраро — к равному. Вериалис — к тому, кто выше.
Глава 2
Эльфийская классика бывает разной. Она повторяет естественные природные мотивы, а потому может быть броской, лаконичной, воздушной, тяжеловесной…
В замке Алиэто-оф-Ксадель эльфийская классика пела оду паранойе: из спальни темноэльфийского ценителя шпионок не было ни одного выхода. По крайней мере, обнаружить сходу мне их не удалось, и чтобы попасть в ванную комнату, пришлось обратиться за помощью хозяину.
Сегодня у меня ночь откровений: я впервые в жизни была с мужчиной, впервые в жизни дала взятку собственным телом, впервые в жизни воспользовалась порталом, чтобы попасть в туалетную комнату.
Даже не знаю, что меня больше всего впечатлило!
Из одежды на мне было то, что удалось добыть — рубашка с эльфийского плеча. К моей одежде темный меня не пустил: только ухмыльнулся и руками развел, когда я, прикрытая одними волосами, остановилась у защитного контура над горкой вещей и оглянулась на него.
Ах, да. Я шпионка. Артефакты. Мало ли.
Пришлось брать, что есть. Темноэльфийская ухмылка стала шире, но этого я предпочла не заметить.
Я бы тоже ухмылялась, доведись мне увидеть, как приличный с виду разумный надевает чужую (!) несвежую (!) вещь — еще и не по размеру.
Ванная комната оказалась еще одной пещерой.
Камень пола пульсировал под ногами теплом и уходил вниз ступенями, образовывая бассейн с террасами разной глубины. Вода лилась сверху, с карниза, и знакомая мне уже подсветка, больше всего похожая на украденные с поверхности лунные лучи, заточенные в подземельях, скрещивалась на этом потоке, дробилась, рассеивалась.
“Проклятые остроухие эстеты!” — подумала я.
И в этой мысли была огромная доля зависти.
В служебных покоях, отведенных наемному персоналу, ничего подобного не было.
Вода оказалась приятно горячеватой. И, стоя под теплым водопадом, я сосредоточено оттирала с себя чужие следы и прикосновения.
Крови на внутренней стороне было совсем мало, и я поторопилась ее смыть.
Испытывала я двойственные чувства по поводу этой крови. Одна часть меня чувствовала себя уязвленной — как так, мужчина, лишивший меня девственности, этого даже не заметил?! А другая осторожно радовалась — может, хорошо, что не заметил.
А может, конечно, и заметил. Но никак не прокомментировал.
А вообще, затянула я с этой стороной жизни. Давно следовало ее изучить.
Где было до сих пор твое научное любопытство, Нэйти?!
При воспоминании о “научном исследовании” по телу прошла волна дрожи, и соски чувствительно сжались… Уж изучила, так изучила.
Эльфийский водопад падал на меня сверху, дробился о макушку и, обнимая, стекал по плечам. Глубина озера-бассейна в этом месте не доставала мне до пупка, плескалась где-то около тазовых костей, и я невольно задумалась, докуда она доходила темному.
Представила, смутилась.